маленькую наклейку в центре.
– Хочешь открыть? – спрашивает Аполлон, и я пожимаю плечами.
– Не знаю.
– Ладно.
Он разрывает ленту и приподнимает конверт так, что бумага, лежащая внутри, выскальзывает наружу и падает на столешницу. Аполлон колеблется, но мне требуется всего секунда, чтобы образ глянцевой фотографии размером восемь на десять запечатлелся в моем сознании. Я спотыкаюсь, отходя назад, и смотрю в сторону, стараясь забыть отретушированную фотографию, на которой я в светло-оранжевом наряде и цветочной маске сижу на коленях Ареса. Только вместо красного отпечатка руки на моем горле сияет рана, будто его перерезали. Изображение настолько реалистично, что я прижимаю пальцы к горлу, чтобы удостовериться в его целостности. Они также добавили на фотографию кровь, которая рекой стекает с моей шеи, а мои глаза за цветочной маской совершенно черные, но это не является какой-то манипуляцией с изображением, просто кто-то выжег глаза на бумаге уже после того, как распечатал снимок.
– Черт, – Аполлон прикрывает оскорбительную фотографию конвертом. – Пойдем.
Мы идем в кабинет, где со вчерашнего вечера все еще лежит его планшет. Я сажусь рядом с ним на диван, пока он открывает приложение для отслеживания камер.
– Сколько у вас камер? – спрашиваю я.
– Три на фасаде дома, одна сбоку. Кстати, прошлой ночью все было чисто.
– Кто это мог сделать? – спрашиваю я, чувствуя нарастающую боль в груди.
– Надеюсь, мы об этом сейчас узнаем.
Он перематывает запись назад, но на ней ничего нет. Никто не перепрыгивает через ворота и не открывает их. Даже не закрывает камеру, если уж на то пошло. Аполлон перематывает запись на еще более ранний промежуток времени, а затем встает, хмуро смотря на планшет.
– Оставайся рядом.
Дрожа, я выполняю его приказ, и мы вместе поднимаемся по лестнице. Сначала он колотит в дверь ванной комнаты, прежде чем мы заходим в его покои. Я до сих пор не знаю, в чьей комнате я проснулась в первый раз, но предполагаю, что она принадлежит либо Вульфу, либо Джейсу, потому что комната Аполлона серо-белая. На стене висят постеры разных групп в рамках, но все выполнено с чуть большим изяществом, чем в моей подростковой комнате. Несмотря на серые стены, комната Аполлона кажется теплой, и мне нравится ее стиль.
Я вхожу за ним внутрь как раз в тот момент, когда он сбрасывает полотенце со своих бедер. Мои глаза невольно опускаются.
Я обычный человек, даже перед лицом страха, но, черт возьми, он огромен. Я смотрю на член Аполлона, и, клянусь, он подергивается, направленный прямо на меня. Мне требуется время, чтобы прийти в себя, но теперь я не могу избавиться от мысли, как он входит в меня.
Внезапно я понимаю, что делаю, и Аполлон ловит меня на том, как я разглядываю его достоинство.
Я резко отворачиваюсь к двери, а Аполлон хихикает и начинает одеваться. Мгновение спустя в дверях появляется Вульф в джинсах и белой футболке с надписью «Карма, сука».
– Ты подавал сигнал SOS?
– Кто-то смог пробраться на нашу территорию и оставил фото, которое подразумевает угрозу для Коры, – говорит Аполлон, запасаясь оружием.
– Эй, эй, – я поднимаю руки. – Почему вы вооружаетесь так, будто идете на войну?
Они оба смотрят на меня, а затем Вульф смеется.
– Этого оружия даже близко недостаточно для того, чтобы начать войну. В доме чисто? – спрашивает он, и его веселье улетучивается.
Снова?
Между нами тяжестью повисает недосказанность.
Сначала кто-то проник сюда прошлой ночью и включил сигнализацию, а сегодня кто-то проник внутрь, миновав камеры, и оставил на крыльце этот конверт. Видимо, я здесь не совсем в безопасности, не так ли?
– Пошли, – говорит Вульф.
Я не хочу задавать свой вопрос вслух, поэтому, прикрывая рот рукой, следую за Вульфом в его комнату. Я обнаруживаю, что это не та комната, в которой я проснулась после того, как украла маску Аида, а это значит, что я находилась в комнате Джейса.
Пока я обдумываю это, а затем отмахиваюсь от выводов, которые из этого следуют, Вульф засовывает один пистолет в кобуру на лодыжке, другой – в кобуру на бедре и пристально смотрит на меня.
– Ты умеешь стрелять?
– Не совсем, – я отступаю, чтобы мне не вручили оружие. – Зачем это мне?
– Мы обсудим доводы за и доводы против позже, а пока тебе следует научиться стрелять.
Есть много вещей, которым мне следует научиться.
– Знаешь, почему я называю тебя цветочком?
– Нет, но я предполагала, что из-за маски.
– Конечно, из-за нее тоже, но есть и другая причина.
– Какая?
Нас прерывает Аполлон, стучащий в дверной косяк.
– Давайте двигаться.
– Напомни мне рассказать об этом позже, – подмигивает Вульф.
Я снова начинаю нервничать и чувствую себя потерянным щенком, плетущимся за ними по пятам. На лестнице Аполлон с Вульфом разделяются. Аполлон поднимается по ступенькам на таинственный третий этаж, а Вульф бесшумно идет вниз. Я держусь за Аполлоном. Он тянется назад и, взяв меня за руку, прижимает ее к своей рубашке. Я понимаю его намек и хватаюсь пальцами за ткань.
Когда мы добираемся до верхнего этажа, у меня отвисает челюсть. Он небольшой, его площадь раза в два меньше первого или второго этажа, зато пространство полностью открыто. Задняя стена, выходящая на задний двор, застеклена от пола до потолка, и отсюда открывается прекрасный вид за пределы сада.
Внезапно я осознаю, что там нет строений или участков – просто деревья. Некоторые из них уже пожелтели. Это настоящий маленький лес, простирающийся прямо от дома и уходящий вдаль.
Аполлон начинает осторожно расчищать пространство вокруг нас, и я стою, не задавая вопросов. На этом этаже практически пусто, не считая нескольких накрытых простынями предметов мебели и открытой двери ванной комнаты с примыкающей к ней уборной. Возможно, на этом этаже могла быть главная спальня, если бы кто-нибудь из парней решил занять ее.
У Аполлона звонит телефон, и он протягивает его мне, чтобы я прочитала пришедшее сообщение от Вульфа.
Вульф: Чисто.
– Он говорит, что внизу порядок, – шепчу я, и Аполлон кивает в ответ.
– Тогда иди вниз и жди там.
Мне не нужно повторять дважды, потому что в этой комнате царит холод, как в давным-давно заброшенном месте. В месте, у которого был большой потенциал, но его просто оставили как есть.
Я бегу вниз и нахожу Вульфа на кухне, склонившегося над фотографией.
– Вот это жуть, – говорит он, поднимая голову, когда я вхожу.
– Я знаю.
– Кто мог это сделать? – он переворачивает фотографию изображением вниз, и мой желудок сжимается, когда я вижу на обороте фото одно-единственное слово, написанное
