Обстановка в городе и так накалена до предела, и лишать несчастный люд хотя бы какого-то тепла просто несуразно. По всему Шипстоуну, дай бог, действовало две сотни церковной милиции при поддержке нескольких сотен добровольцев-дружинников, а в городе собралось тысяч шестьдесят бежавших со всех концов владений Святой Инквизиции крестьян да ремесленников. Пускай с голыми руками, но с отчаянным сердцем; измученный народ мог смять всех служителей господних и в конечном счёте сдать город врагу. А это никуда не годилось. Патриархат решил биться до последнего, забаррикадировав все улицы и вписав в ополчение не менее семи тысяч ополченцев.
– Битма, подбрось пару палочек, – крикнул кто-то из пацанят. Вокруг костра, потрескивающего и иногда плюющегося искрами, собралось несколько десятков человек, усевшихся кольцом близ тепла. Такие общие костры жглись метров по семь друг от друга, собирая вокруг себя замерзающих беженцев. Теснота и общий жар костров, которых, кстати, по улице было достаточно много, слегка согревали холодную ночь.
– Не время, – отозвался человек, самый близкий к огню. В руках он держал палку с обугленным концом – хранитель костра. – Вся ночь впереди. Потухнет, чего будем делать? К соседям лезть? Не думаю, что они нам обрадуются.
Чедвик сплюнул. Что правда, то правда. Каждому своя рубашка ближе к телу и лишних потребителей никто не жаловал.
– М-да, – пробурчал он, устраиваясь поудобнее на мешках с пухом. Эти полезные вещицы раздавала милиция на каждой улице и площади. Тоже неплохой ход, слегка снимающий напряжение среди масс. Всё не на каменной мостовой часы коротать.
И тишина такая! Только изредка слышатся короткие обрывки разговоров. Так и тянет в сон. Глаза сами начинают закрываться. Вот чуть-чуть и сладкий сон нежно поглотит сознание…
Вдруг расплакался ребёнок. Темноволосая полноватая мать, сидевшая чуть поодаль от Чедвика и держащая малыша на руках, затараторила ласковые и успокаивающие слова, стараясь пресечь плачь ребёнка и не действовать и без того раздражённому народу на нервы. К тому же здесь были и другие дети, а заботливым мамашам нет дела до чужих чад. Простой и обыденный закон человеческой жизни.
Ребёнок плакал и не унимался. Несчастная мать стала срываться на плаксивые нотки, отчаиваясь что-либо предпринять. Чедвик вздохнул и с кряхтением поднялся на ноги. Последствия тяжёлой раны давали о себе знать, однако он был полон сил: святые братья дали кое-что покрепче целуфатоса.
– Что с ним? – спросил Чедвик, подойдя ближе к источнику беспокойства.
– Я… я не знаю! – всхлипнула девушка и с мольбой посмотрела на мага. В глазах у несчастной потрёпанной последними событиями матери застыли слёзы.
– Дайте я посмотрю. Не бойтесь, я первоклассный маг, – спокойно сказал Чедвик и медленно перенял плачущего ребёнка от матери. Потрогал лоб: горячий. Ясно. Как и следовало ожидать. – Возьмите, – молвил чародей, возвращая чадо. – У него жар. Сейчас я кое-что сделаю, и всё будет хорошо, только держите покрепче.
– А это не опасно? – испуганно проговорила девушка.
– Нет, – бросил Чедвик, и, положив руку на лоб маленького создания, стал тихо произносить слова заклинания. Ребёнок сначала продолжал, не унимаясь, плакать, но через какие-то секунды умолк, и с интересом уставился на Чедвика, чья ладонь стала постепенно приподниматься над лбом крохи, вытягивая за собой из кожи нить чёрного дыма. Ещё миг – и Чедвик резко отдёрнул руку и смахнул неприятную субстанцию в сторону. Чёрный дым исчез в воздухе. Маги называют это «вытягиванием яда». Достаточно сложный способ врачевания, но использовать порошок на маленьком создании небезопасно. Таким образом при должном мастерстве можно «вытащить» почти любой недуг. – Вот и всё… И покормите его, – ребёнок тем временем закрыл ладошкой щеку и мерно заснул. – Теперь уж как проснётся… – при этих словах мага девушка слегка смутилась и с непонятным страхом оглядела множество людей вокруг. Ясно. Молодая, стесняется. – Перестаньте, мамаша. У вас ребёнок на руках, и не та обстановка, чтобы в игры целомудренных играть. Не покормите, честное слово, приму меры, – сказал Чедвик и лукаво улыбнулся. Девушку это слегка расслабило, и она, улыбнувшись в ответ, откинулась на мешки.
– Спасибо вам большое, – пролепетала она, но Чедвик уже отвернулся и не слышал.
Маг медленно побрёл в сторону своей лежанки, и, грузно опустившись, уставился в огонь. Сегодня он и Дироль вылечили несколько сотен таких детишек и ещё сотни людей постарше. Слишком много несчастных сбежалось сюда.
Чедвик стал медленно проваливаться в сон, как рядом кто-то затопал, а затем завалился на мешки, придавив магу ноги.
– Какого? – рявкнул чародей, раскрывая глаза. – Какого беса тут принесло?
– Сейчас больно дам палкой по зубам, – пробурчал сосед, вытирая платком лицо. В темноте человека было не разглядеть, но по голосу Чедвик сразу узнал Дироля.
– Ты куда делся-то? Уже, наверное, глубокая ночь, а ты всё бродишь! – недовольно проговорил Чедвик и вновь опустился на подушки, уставившись в чистое звёздное небо.
– Да этот… спаситель наш, – послышался звук плевка, – Фанфарор, зараза, затаскал меня по всяким инстанциям, где сидят очень глупые люди с очень большим количеством макулатуры! Расскажи им то, расскажи им это… Как я видел это чёртово сражение… Уроды. Так и хотелось там поджарить всех! Взять так, знаешь, огненным шариком почистить ряды рабов господних. Какая, к чёрту, разница, как там пошло? Рены чуть не у стен табачок покуривают, а они бумажки крутят… Ну какая тут война? Пусть лучше жёнок своих идут греть, чем железом махать. Авось рены не посерчают сильно, и только некоторых посекут.
Чедвик громко усмехнулся, выражая солидарность с Диролем. После смерти талантливого военачальника, вина которого в прошедшей битве крайне спорна, всё шло наперекосяк. Командование толком не могло восстановить организацию в потрёпанных полках, почти на три четвери лишённых офицерского состава. Воины отказывались идти на стены и нести службу. Многие в отчаянии баррикадировались в бараках и выставляли всевозможные условия. Другие, ударившись в сакральный страх, уходили молиться и десятками принимались проситься в Соборе стать послушниками. С военными коммуникациями и укреплениями тоже творилось чёрт знает что. Половина опытных строителей сбежало в неизвестном направлении, и начальствующими поназначали всякий сброд, который толком не понимал, что такое баррикада и как её строить.
Набор ополчения – это вообще история, достойная гитары и глотки пьяного менестреля. Набирали в доблестные ряды защитников кого только можно, лишь бы железку в руках держать могли, а остальное приложится. Приложилось. Пришлось парочку десятков таких добровольцев повесить в назидание остальным мародёрам. Причём несколько бойцов городской милиции погибло в стычках с вооружёнными до зубов ополченцами. Да и не только… Одна из банд забралась в лавку мадмуазель Гатиниар и знатно укрепилась там, угрожая всему району и выкрикивая провокационные лозунги. А домик-то в два этажа, из камня. С нахрапа не взять. Пришлось штурмовать. Рванули пару огненных шаров даже. Результат – пять помощниц парфюмерии были в сердцах убиты разбойниками, а саму мадмуазель Гатиниар погубило одним из взрывов магического шара. Били-то по дому, для острастки. А вот как вышло. Первого своего достояния, в лице талантливой создательницы духов, чьи неповторимые ароматы ценились далеко за границами неназванной столицы, Шипстоун уже лишился. Мало того, упомянутый совсем недавно алхимик в белой башне, на которой при въезде в город заострил внимание Дироль, рванул вместе со своим причудливым жильём, похоронив заживо несколько семей в окружных каменных домах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
