соединяется со своим владельцем, оно привязывается к его жизни. Если человек жив, то ночное серебро питается его силой. Когда владелец умирает, гибнет и ночное серебро.
Таракан спал с лица, поняв, к чему ведёт Корбетт. Он вспомнил, что видел порез на руке Корбетта, когда пришёл в кузницу, и рассердился на себя за недогадливость. Ночное серебро в механической руке связано с жизненной силой, но не Тёмной драконицы, а Корбетта.
– Зачем ты это сделал?! – воскликнул Таракан и встряхнул Корбетта за плечи.
– Подумал, что моя кровь ослабит руку, сделает её бесполезной для Тёмной драконицы, ведь во мне нет ни храбрости, ни силы, ни мужества, и я подумал…
Таракан покачал головой:
– Корбетт, ты идиот! Ты самый храбрый человек из всех нас. Посмотри, что ты сделал, хотя в то время тебе было страшно. Знаешь, сколько нужно сил, чтобы взглянуть в глаза своим страхам и вопреки всему поступить правильно?!
– Надеюсь. – Корбетт заплакал. – Мы оба знаем, что мой путь заканчивается. А сейчас пришло время мне спасти мою подругу, ведь её жизнь гораздо значимее моей. А моя судьба… Знаешь, теперь я вижу, что тоже стал частью Неведомого Развёртывания. Теперь, когда мои звёзды гаснут, я знаю, что мой путь что-то значил, что я изменил мир к лучшему.
Таракан покачал головой, а Корбетт сжал его руку:
– Скажи ей, хорошо? Расскажи про Развёртывание… скажи, что я люблю её… мои мама, папа и брат… расскажи им, что со мной случилось.
Таракан кивнул.
– И Оделии тоже скажи! – Корбетт тихо рассмеялся сквозь слёзы. – Она тебе не поверит, имей в виду.
– О, ещё как поверит, – возразил Таракан.
Корбетт закрыл глаза и застонал.
Таракан посмотрел на сгусток Завесы: некогда чёрное облачко сделалось почти прозрачным.
– Я не хочу быть один. Ты останешься со мной? – попросил Корбетт. По его щекам текли слёзы. – Мне страшно.
Таракан высвободил свои пальцы из рук Корбетта, сел рядом с ним и осторожно обнял его за плечи; оба смотрели на обрывок Завесы, парящий над Пейсли.
– Я знаю, тебе страшно, но ты, Корбетт Граббинс, действительно самый храбрый человек из всех, кого я когда-либо знал.
– Пейсли, – тихо выдохнул Корбетт, и его безжизненное тело обмякло.
В следующую секунду обрывок Завесы снова стал огромным, непроницаемо-чёрным, раздался оглушительный грохот, от которого содрогнулась крепостная стена, и все стоящие на ней люди попадали на каменный пол.
Таракан закрыл Корбетта собой, чтобы защитить от возможного падения обломков, а когда воздух очистился, он встал на ноги и увидел, что все сражавшиеся вокруг возвышенности воины лежат на земле, вершина холма обуглилась и почернела, а в центре этого выжженного круга лежит Пейсли.
Глава сороковая. Дар Тёмной драконицы
Пейсли стояла на вершине холма. В руках она держала разломанную руку Тёмной драконицы и чувствовала, как сквозь неё проходит электрикоэнергия. Она подняла глаза к зимнему небу, синему, чистому и такому же неподвижному, как раскинувшееся вокруг холма поле. Обрывок Завесы исчез. Пейсли уронила на землю обломки руки и растоптала их, превратив ставшее хрупким ночное серебро в пыль. Она чувствовала, как с её плеч спадает тяжкий груз. Всё кончено, угроза миновала, и Сабры больше нет.
Грудь словно что-то распирало изнутри, и, глубоко вдохнув, Пейсли пронзительно закричала от облегчения и огляделась: ещё минуту назад она видела вокруг сражающихся рыцарей и северян. Теперь все они неподвижно лежали на земле, и сердце её забилось где-то в горле: все эти люди тоже мертвы?! Это она их убила?! Неужели их души улетели за Завесу?!
Пейсли зажмурилась и снова увидела лицо Тёмной драконицы, вспомнила, как та сжимала ей горло рукой из ночного серебра так, что было невозможно дышать. Пейсли вспомнила чувство пустоты, охватившее её, когда Тёмная драконица выдавливала из неё жизнь. В тот момент она увидела звёзды и подумала, что это её первые звёзды пришли её забрать. Тёмная драконица продолжала её душить, но Пейсли вдруг почувствовала какое-то лёгкое натяжение в груди, там, где Завеса заполнила её рану, и сразу же последовала туда, куда её тянуло.
Девочка открыла глаза – и тут же зажмурилась от яркого света. Она потрясла головой, не желая думать о тьме, сквозь которую, судя по ощущениям, только что прошла – не через Завесу, вдруг поняла Пейсли, а через паривший над ней сгусток Завесы. Затем она вспомнила, как снова вынырнула из обрывка Завесы и стремительно вернулась в своё тело, после чего механическая рука Тёмной драконицы сломалась, а огромный чёрный сгусток схлопнулся, породив такой мощный взрыв, что во все стороны полетела сокрушительная ударная волна – так расходятся круги по поверхности пруда, если бросить в воду камень.
Пейсли медленно повернулась, оглядывая поле брани, и с облегчением увидела, что лежащие на земле воины, и друзья, и враги, начинают шевелиться и приходят в себя. Она пристально вглядывалась по сторонам, высматривая Тёмную драконицу, но так её и не увидела. Насколько далёко её отбросил взрыв? Может, Завеса поглотила и её тоже?
Рыцари и северяне поднимались на ноги, а в лесу, темнеющем вокруг крепости, вдруг затрубил рог; повернувшись, Пейсли увидела, как люди короля отступают к деревьям. На поле приземлились три маленьких воздухолёта, из них выскочили люди и стали подбирать раненых. Затем Пейсли заметила какое-то движение за оврагом у подножия холма: Тёмная драконица бежала к одному из воздухолётов, ей помогала Лорена. Пейсли успела разглядеть возле аэрокоптера дядю Гектора: он размахивал руками, побуждая хозяйку бежать быстрее.
– Нет! – закричала Пейсли и упала на колени.
Осознание, что ей снова придётся бояться Тёмную драконицу, казалось невыносимым.
Пейсли ударила кулаком по земле и тут почувствовала, как сдвинулся браслет, который она носила на запястье, скрывая свои звёзды. Браслет стал холодным, и посмотрев на него, девочка увидела, что он потерял былой блеск.
Пейсли схватилась за браслет другой рукой:
– Корбетт. – Она повернулась, лихорадочно оглядела поле битвы и пронзительно закричала: – Корбетт!
Она вдруг вспомнила, как в кузнице в Орд, показывая ей флаконы с кровью, он застенчиво сказал: «Я использовал чужую кровь, когда ковал ночное серебро. Решил, что не стоит добавлять в него кровь Тёмной драконицы».
Пейсли сгребла с земли пылинки ночного серебра. Тогда, в кузнице, она не придала значения словам Корбетта, потому что думала только о копье и своих звёздах. А теперь лишь это и имело значение. Изготавливая руку для Тёмной драконицы, Корбетт использовал собственную кровь.
Девочка вскочила и побежала к крепости, по её щекам текли слёзы. Выдернув из
