не вырваться.
— Я не ваша дочь.
— Не моя… Тогда я другую Каталину подмял. Эта, — кивок головой вверх вслед уехавшего лифта, — слишком тощая тогда была. Не позаришься.
Что делать?!
Как не пустить его наверх? Как продержаться, пока приедет Витор или пришлет за ней…
— Что вам нужно от меня?
Беспалый убийца отпускает руку.
— Ничего.
— Ничего?! Поэтому вы ведете слежку за мной с конца декабря?!
— Сначала и вправду думал, что ты моя дочь. Смотрел, какая ты.
— Но я не ваша. И что теперь?!
Смотрит. Внимательно смотрит глаза в глаза. Первый раз она видит глаза убийцы так близко. Мутные. С желтоватыми белками.
Так же ему в глаза смотрели и те, кого он убивал?! И это было последнее, что они видели в жизни? Сколько их?
Смотрит. Не отводит глаза. Начинает говорить первой:
— У вас ничего не выйдет.
— Тебе не надо ехать на телестанцию.
Монтейру уже и про телестанцию знает?! Разговор с Витором слышал? Шпионы проникли в «заговор капитанов»? Или мать права и прослушка в этой стране стоит везде?
— У вас ничего не выйдет.
Эва осторожно шевелит затекшим от давления сильной руки плечом. Будет синяк. Опять на воскресный концерт открытое платье не надеть, костюмерша Роза решит, что Луиш ее бил, будет причитать. Какие глупости волнуют ее сейчас, когда ее могут убить, заговор Витора и его капитанов может провалиться, их всех могут арестовать. И посадить, как отца, на много лет, и никакого воскресного концерта…
— Не надо на телестанцию тебе ехать.
— Режим, которому вы служите, рушится. Со мной или без меня.
— Ты тоже ему служишь…
И ведь он прав. Всегда визировала у правительственного цензора все тексты. Читала в эфире правительственные сводки и пропагандистские сообщения. Что это как не служба режиму?
— Не по работе я здесь. Послушай меня! — говорит Монтейру. И дальше, кашлянув, каким-то другим голосом: — Не надо тебе туда. Не надо. Не ровен час.
Убийца заботится о ней?!
Монтейру отпускает ее плечо. Совсем отпускает. И идет к двери подъезда.
Останавливается. Оборачивается. Так странно смотрит. Как смотрел бы отец на выросшую дочь, если бы она только знала, как смотрят отцы.
— Сам всегда успею уйти. А тебе не надо.
И выходит.
Русский след
Сценаристка
Португалия. Алгарве
— Никакого Монтейру не знаю и знать не хочу, — багровеет от злости отставной адмирал. — Я Кинг! И точка!
Попытка разговорить адмирала провалилась! Зря я после окончания затянувшегося собрания, пожертвовав поисками своего брелока-талисмана, бежала за Комиссариу, сообщала ему потрясающую новость, что наш Адмирал Кинг — сын подельника Тиензу и, как следует из «Википедии», одного из самых страшных злодеев в истории не только Португалии Казимиру Монтейру.
Адмирал категорически отрекается от родного отца.
— Осознанно взял фамилию деда по материнской линии! Выбирал между фамилией отчима Почмак и фамилией деда Кинг. И ни о каком Монтейру слышать не желаю! Мало нашей семье от него бед выпало, теперь еще и это! Хорошо, бедная Лора этого не видит!
Сын адмирала вместе с невесткой просят Комиссариу не задерживать отца, у которого явно давление подскочило, и грозят, что еще одна госпитализация из «Барракуды» будет теперь на совести полицейского чина.
Комиссариу машет рукой, на всякий случай бормоча вслед адмиральскому семейству положенные слова про необходимость не покидать «Барракуду» до окончания расследования.
— Врет, конечно, что «не знает и знать не хочет». Апартаменты явно получил как наследник Монтейру, но это недоказуемо. У здешнего владельца и его «нужных людей» все так шито-крыто, сам черт голову сломит.
Комиссариу вытирает пот со лба, все остальные бесконечное собрание высиживали в легкой пляжной одежде, а он в форме.
— Но теперь, чей он наследник, уже не важно. Во время падения Тиензу он был внизу, еще не успел зайти в здание — проломить голову профессору тоже не мог, — «Барракуду» не покидал. На момент смерти Каталины, как утверждают родственники, спал послеобеденным сном, эти англичане так поздно обедают, что впору уже ужинать!
Закончить рассуждения об особенностях британской традиции приема пищи Комиссариу не успевает. Отставной адмирал, не дойдя до входа в здание, разворачивается и столь же грозно, как отрекался от отца, заявляет:
— Немедленно уехал бы отсюда, если бы не это ваше заточение! То один приставал с этими глупостями с Монтейру, ворошил прошлое, теперь вы!
— «Приставал с глупостями»?! — удивляется Комиссариу.
— Кто приставал? — взвиваюсь я.
После короткого разговора становится ясно — с вопросами о биологическом отце к Адмиралу Кингу приставал Профессор Жозе. Два дня назад. Ровно накануне падения Тиензу с крыши. Да, я еще тогда видела отставного адмирала и профессора внизу около бассейна, адмирал явно был недоволен разговором, резко отвернулся и ушел на лежаки в другой стороне бассейна.
Увести страдающего повышенным давлением отставного адмирала домой его родственникам не удается. Комиссариу только на вид простачок, а как вцепится, не отвяжешься — это я еще в момент нашего с ним первого разговора в полицейском участке, когда он из меня информацию о знакомстве с убитой, которую тогда считали Лушкой, вытягивал. И теперь вытягивает из Адмирала Кинга подробности вчерашнего разговора с профессором.
Отхожу в сторону, только обрывки фраз долетают:
— Говорил о причастности вашего биологического отца к убийству его матери Аражарир ди Кампуш?..
— Звучали ли в речи профессора Кампуша угрозы в отношении вас или сеньора Тиензу?
— Были ли вы знакомы с сеньором Тиензу ранее?..
Что ж, это его работа. Пусть занимается. А мне бы быстро ускользнувшую после собрания консьержку найти и с навороченным пылесосом, сожравшим мой брелок-талисман, разобраться.
Но и на этот раз найти Мануэлу я не успеваю. Оставшийся после собрания около бассейна неприметного вида мужчина, показавшийся мне знакомым, окликает. Даже не сразу соображаю, что окликает он меня по-русски:
— Не узнаете, Татьяна?
А вот и «русский след» не заставил себя ждать!
Всматриваюсь в его лицо, пытаясь стереть черты прошедших лет и понять, где и при каких обстоятельствах мы могли встречаться.
— Татьяна Малинина! Звезда перестроечного телевидения…
Председатель демократического движения Панин Андрей Александрович. Приходивший на эфир в Останкино накануне моей командировки в Спитак.
— …и любительница русского рока!
И капитан КГБ Панин, задерживавший нас с Олегом после рок-концерта. Сообщивший мне, что Лушка у Олега дома. С ним наедине.
— У вас что, в «Барракуде» собес для ветеранов спецслужб всех стран? Прошу прощения за «собес». Санаторий, скажем так.
Усмехается.
— Всегда ценил умных женщин, — уходит от прямого ответа Панин. И с тем самым выражением лица, с каким делают предложения, от которых невозможно отказаться, добавляет:
