Злая ирония судьбы заключалась в том, что Рэйчел не пришлось бы пережить этот финальный эпизод, этот предельный ужас, если бы драка между Луисом Кридом и мистером Ирвином Гольдманом из Дирборна случилась во время утренних часов прощания (с 10:00 до 11:30), а не дневных (с 14:00 до 15:30). Но утром Рэйчел была не в состоянии куда-то идти. Она сидела дома с Джадом Крэндаллом и Стивом Мастертоном. Луис даже не представлял, как бы он в последние два дня обошелся без Джада и Стива.
Для Луиса — для всех троих оставшихся членов семьи — было настоящим спасением, что Стив сразу приехал к ним, отложив все дела, потому что Луис на время утратил способность принимать любые решения и не сообразил вколоть жене успокоительное, чтобы хоть чуть-чуть заглушить ее горе. Он даже не заметил, что она собралась идти на утреннюю церемонию в домашнем халате, застег нутом не на те пуговицы. Ее волосы были нечесаным! и немытыми. Глаза — совершенно пустые — запали в глазницы так глубоко, что бледное, одутловатое лицо стало похоже на череп. Рэйчел сидела за столом в кухне, жевала тост без масла и выдавала бессвязные фразы, лишенные всякого смысла. В какой-то момент она вдруг сказала:
— Кстати, Лу, насчет «виннебаго», который ты хочешь купить…
В последний раз Луис заводил разговор о покупке жилого прицепа в 1981 году.
Луис только кивнул и продолжил завтракать. Он положил себе целую миску залитых молоком шоколадных хлопьев в виде маленьких медвежат. Это были любимые хлопья Гейджа, и в то утро Луису хотелось именно их. На вкус — отвратительно, но Луис все равно съел всю миску. В то утро он надел свой лучший костюм: не черный — черных костюмов у него не было, — а темно-серый. Перед завтраком Луис побрился, принял душ и причесался. Выглядел он очень даже неплохо, несмотря на потрясение.
Элли была в джинсах и желтой блузке. Она пришла на завтрак, держа в руке фотографию. На фотографии, снятой на «Полароид», который Луис подарил Рэйчел на прошлый день рождения, Гейдж улыбался из глубин своего зимнего пуховика, сидя на санках, которые тянула Элли. Рэйчел подловила момент, когда Элли обернулась через плечо и улыбнулась Гейджу. А тот улыбнулся в ответ.
Элли держала снимок в руке и почти ничего не говорила.
Убитый горем, Луис не замечал, в каком состоянии пребывают жена и дочь; он ел шоколадные хлопья, вновь и вновь проигрывая в голове это жуткое происшествие, но в его мысленном фильме все заканчивалось иначе. В его мысленном фильме Луис оказался проворнее, и Гейджа просто отшлепали за то, что он не остановился, когда ему кричали.
А потом пришел Стив и сразу заметил, что творится с Рэйчел и Элли. Он запретил Рэйчел идти на утреннее прощание (хотя «прощание» — не совсем верное слово, потому что гроб был закрыт; если бы он был открыт, подумал Луис, то все, включая его самого, с криками выбежали бы из зала) и сказал, что Элли тоже останется дома. Рэйчел принялась возражать. Элли просто сидела, серьезная и молчаливая, держа в руке фотографию Гейджа.
Именно Стив сделал Рэйчел укол, который был ей необходим, и дал Элли ложку какой-то бесцветной микстуры. Обычно Элли громко протестовала, когда ей давали лекарство — любое лекарство, — но на этот раз выпила микстуру молча, даже не поморщившись. Около десяти утра она заснула у себя в кровати (по-прежнему держа в руке фотографию Гейджа). Рэйчел сидела перед телевизором и смотрела «Колесо Фортуны». Стив задавал ей вопросы, и она медленно отвечала ему. Она была заторможенной после укола, но ее лицо утратило задумчивое выражение, будто у безумной, которое так встревожило — и напугало — Стива, когда он приехал к Кридам в четверть девятого утра.
Организацией похорон занимался, конечно же, Джад. Он был так же спокоен и собран, как и три месяца назад, когда устраивал погребение своей жены. Но именно Стив Мастертон отвел Луиса в сторонку как раз перед тем, как тот вышел из дома, чтобы ехать на утреннюю церемонию.
— Я позабочусь о том, чтобы она смогла прийти днем. Если будет понятно, что она справится, — сказал Стив Луису.
— Хорошо.
— К тому времени действие укола пройдет. Твой друг, мистер Крэндалл, говорит, что посидит с Элли днем…
— Да.
— …поиграет с ней в «Монополию»…
— Ага.
— Но…
— Да, хорошо.
Стив умолк на полуслове. Они стояли в гараже, вотчине Черча, куда тот приносил своих мертвых птиц и разодранных крыс. Тех самых, за которых Луис был в ответе. На улице светило майское солнце, по подъездной дорожке пропрыгала малиновка, словно спеша по какому-то важному делу. Возможно, так оно и было.
— Луис, — сказал Стив, — тебе надо взять себя в руки.
Луис вопросительно посмотрел на Стива. Он не воспринял и половины того, что говорил ему Стив — его мысли были заняты совсем другим: будь он тогда чуть быстрее, сумел бы спасти сыну жизнь, — но эту последнюю фразу он все же услышал.
— По-моему, ты не заметил, — продолжал Стив, — но за все утро Элли не сказала ни слова. И Рэйчел пережила такой шок, что, похоже, утратила всякое представление о времени.
— Да! — согласился Луис и сам удивился тому, с какой горячностью он это произнес.
Стив положил руку ему на плечо.
— Лу, сейчас ты им нужен как никогда в жизни. Я тебя очень прошу, дружище… твоей жене я могу сделать укол, но… ты… понимаешь, Луис, тебе нужно… о Господи, Луис, это просто какая-то катастрофа!
Луис увидел, что Стив расплакался. Ему почему-то стало тревожно.
— Да, конечно, — сказал он и снова, словно воочию, увидел, как Гейдж бежит по лужайке к дороге. Они кричали ему, чтобы он возвращался, но Гейдж их не слушал… они же играли в «убеги от мамы-папы», он убегал, а они догоняли. Луис быстро обогнал Рэйчел, но Гейдж был уже далеко, Гейдж смеялся, Гейдж убегал от папы… это была такая игра… и Луис сокращал расстояние между ними, но слишком медленно, Гейдж бежал вниз по пологому склону, прямо к шоссе номер 15, и про себя Луис молился, чтобы Гейдж упал — малыши почти всегда падают, когда быстро бегут, потому что способность к нормальной координации движений оформляется годам к семи или восьми. Луис молился, чтобы Гейдж упал, да, упал, разбил нос, раскроил череп так, что пришлось бы накладывать швы — все, что угодно, — но сейчас пусть упадет, потому что Луис слышал грохот приближавшегося грузовика, одной из этих десятиколесных громадин, что вечно мотались туда-сюда между Бангором и заводом «Оринко» в Бакспорте, и он выкрикнул имя Гейджа, веря, что тот услышит и попытается остановиться. Гейдж, кажется, понял, что это уже не игра, что родители так не кричат, когда просто играют, и он попытался затормозить, но к тому времени грохот грузовика сделался очень громким, по-настоящему оглушительным. Казалось, этот грохот заполнил собой весь мир. Луис рванулся вперед, длинным полупрыжком-полувыпадом, его тень летела под ним, как тень воздушного змея по сухой белой траве на поле миссис Винтон в тот мартовский день, и ему показалось, что кончики его пальцев скользнули по легкой курточке Гейджа, а потом инерция вынесла Гейджа прямо на дорогу, и там был грузовик — он был грохочущим громом, он был ослепительным солнечным светом, он был пронзительным воем клаксона, и все это было в субботу, три дня назад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
