каган.
— Очень умны, — ответил Тобо. — И очень коварны. Эйрих сам себя обманул, хоть так и не считает. Потому что если ты связался с дэвом, то уже обманут…
Это объясняло потрясающе коварные планы этого не по годам умного остгота. Скорее всего, он не умный, а просто слушает, что говорит ему белый дэв. Мама говорила ему, что дэвы очень и очень коварны, а ещё они едят детей. Это значит, что слухи о том, что Эйрих скармливает своему великану младенцев…
«Совсем на пустом месте слухи не возникают», — испуганно подумал Руа. — «Возможно, остгот тщательно скрывает это, но молва всё разносит. Возможно, у остготов начали пропадать дети, пошли разговоры…»
— Не ходи с ним на встречу, — попросил его шаман. — А если вынужден будешь идти, то скажи, чтобы он не брал с собой великана. Если он тебя проклянёт своим злым глазом, то жди беды…
— Величайший каган, мы сделали всё, что в наших силах, но там никто бы не устоял! — вступил в разговор Грода.
Руа вперил в него яростный взгляд, воин сжался и сразу стал маленьким. Затем яростный взгляд кагана разгладился и превратился в нейтральный.
— За то, что храбро бились против белого дэва, я дарую вам, выжившим, по скакуну из моего табуна, — произнёс он. — Аттила, позаботься об этом.
— Слушаюсь, дядя, — ответил племянник.
Аттила взглядом указал воину на выход из юрты, после чего тот пошёл наружу.
— Их была тысяча… — прошептал Руа. — Целая тысяча…
— Всего тысяча, — поправил его шаман. — Сильно повезло, что он решил с ними поиграть и не явил свою истинную силу. Только благодаря этому хоть кто-то из них выбрался живым.
— Тысяча отборных воинов… — Руа сел обратно на трон.
Будь всё честно, Эйрих был бы давно мёртв, а воины вернулись в родное кочевье с его чуть подгнившей головой. Руа бы подарил им лучших коней и вдоволь золота, а потом забыл о проклятом остготе, как о досадной мелочи на своём пути к истинному величию. Так бы и жил дальше, под бдительным взором Тенгри. А теперь сердце кагана часто колотилось, будто предчувствуя беду в недалёком будущем.
Похоже, Тобо прав — дэв играет с ними…
— Лучше не связываться, — произнёс шаман.
— Я не могу с ним не связываться, я уже с ним связался! — с нотками обречённости произнёс каган.
— А я думаю, что всё это бредни, — произнёс Бледа, сидящий у очага. — Меньше мухоморов, больше того, что можно увидеть глазами — вот тогда всем будет хорошо.
Сыны Мундзука отличались крутым норовом, а также очень легко сомневались в чужих авторитетах. Хорошее качество для правителей, но такое раздражающее…
— Соплякам слова не давали, — суровым тоном пресёк его поползновения Руа. — Сиди и жри мясо, пока есть.
Бледа скептически улыбнулся, после чего начал вытаскивать из котелка куски мяса и накладывать их на золотое блюдо из римских трофеев. Сопляки, не знавшие, что такое есть не каждый день, не переживавшие зим, когда вся степь покрывается толстой коркой льда (2) — да что они могут знать о том, что правда, а что нет?
— Может, Эйрих не выживет после удара конём… — задумчиво произнёс Тобо. — Тогда дэв, более не скованный договором, может уйти куда ему заблагорассудится. Одна надежда на это.
— А может… — пришла в голову кагана идея.
— Он защитит его от любого количества убийц, — вздохнул шаман. — И если Эйрих даст ему последнее приказание с условием отпустить только после его выполнения, то…
Руа всё понял.
— Буду надеяться, что он умрёт сам, — произнёс он. — А коли нет, то придётся как-то договариваться.
/30 сентября 409 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, окрестности г. Адрианополя/
Эйрих почувствовал в руке знакомое прикосновение кожи оплётки своей сабли. Руки его находились на груди, а живот его холодила сталь. Кто-то складывал его пальцы так, чтобы он держал рукоять сабли.
—… прими его, Вотан… — прошептал голос отца. — Он погибал в бою, сражался доблестно, изберите его, валькирии…
Эйрих открыл глаза и увидел изумлённого отца, который аж отпрянул от кровати.
— Не может быть!!! — воскликнул Зевта. — Ты живой⁈ Иль восстал драугром⁈
— Кхм, — кашлянул Эйрих, после чего сморщился от острой боли в груди. — Кха! М-мать…
— Отвечай! — потребовал Зевта, хватаясь за рукоять своего меча.
— Отец, кхм-кхм… — осторожно произнёс Эйрих. — Что ты несёшь?..
— Фух… — облегчённо выдохнул благочестивый христианин и верный прихожанин арианской церкви, а также первый консул остготов Зевта, сын Байргана. — Тебе пророчили смерть, сынок…
На фоне радостно вскрикнули Тиудигото и Эрелиева. Эйрих увидел, что тут присутствуют и Валамир с Видимиром.
— Ещё, кхм, не сдох… — криво усмехнулся Эйрих. — Что случилось? Помню только, что в меня врезался конь…
— Так и было, — Зевта сел рядом. — Гунны ударили подло, как увидели, что ты в ставке почти один. Проклятый Руа! Проклятый я, решивший, что надо биться с Аларихом!
— Победил хоть? Кхм-кхм… — спросил Эйрих.
— Зарезал его, как поросёнка, — усмехнулся Зевта.
— А жаль, кхм… — прикрыл глаза Эйрих. — Надо было оставить его на триумф…
— Сейчас не до триумфов, — ответил на это Зевта. — Надо собирать поход на гуннов.
— Да пошли они… — произнёс Эйрих. — Надо идти на западных римлян, брать Равенну, Рим…
— Покушение на моего сына я без ответа не оставлю! — с ненавистью процедил Зевта. — Руа зазнался, зарвался и поплатится за всё! Воины не поймут, если я спущу ему это…
— Я живой, — произнёс Эйрих. — Я сам разберусь с гуннами.
— Ты ранен, сын, — покачал головой Зевта.
— Я сказал, что я сам разберусь с гуннами, — отвердевшим тоном, словно в миг покрытым ледяной коркой, произнёс Эйрих. — Покушение было на меня, значит мстить мне. Кхм-кхм. И что это за фокусы с саблей, Вотаном и валькириями?
— Ну… Э-э-э… Я… Ну… — с неловкостью и виной в голосе заговорил Зевта.
— Целитель Марк сказал, что если ты не очнёшься через два дня, то, скорее всего, так и не очнёшься, — произнёс Валамир. — Уже четвёртый день прошёл. Вот отец и решил, что коли тебя уже не вернуть, то пусть лучше ты будешь пировать в Вальхолле, чем прозябать в христианском раю…
Отец лишь недовольно оглянулся на него.
— Вот такие вот они, правоверные ариане… — осторожно выдохнул Эйрих. — Что случилось вообще? Как я выжил?
— Альвомир, — ответил Зевта. — Он бил всех гуннов, что пытались к тебе приблизиться, а от стрел защищал своим огромным щитом.
— Он уцелел? — неподдельным беспокойством спросил Эйрих.
— Уцелел, — кивнул Зевта. — Они даже не смогли его ранить — нанесли лишь пару царапин и синяков. А потом прибыл резерв и эквиты. Пара десятков гуннов сумела утечь, но остальные полегли на месте.
— Не так я хотел закончить битву, — вздохнул Эйрих. — Кхм…
— Эрелиева, сбегай за Марком, — велела Тиудигото. — Пусть посмотрит, что это за кашель. Кабы чахотку не подхватил…
Сама мать подошла к кровати и положила на голову Эйриха ладонь, проверяя жар.
— Какая чахотка? — усмехнулся Эйрих. — Рёбра болят неистово, но горения лёгких не ощущаю, а это значит, что не чахотка…
— Не вставай, — строго велел отец. — Пока римлянин не скажет, что можно, тебе вставать нельзя. Мы не можем потерять тебя, сын. Я не прощу себе.
— Не собираюсь, пока что, помирать, — Эйрих пощупал рукой свою саблю. — А от крови очистить не удосужились? Поржавеет же…
— Лично займусь, — забрал его оружие Зевта.
Видимо, он посчитал, что окровавленная сабля станет для валькирий наглядной демонстрацией доблести Эйриха.
— Визиготов мы много побили? — спросил вдруг Эйрих.
— Так много, что до сих пор не всех посчитали… — Зевта ободряюще улыбнулся. — Это великая победа, сын. И все знают, что её отцом являешься ты. Сенат хотел дать мне триумф, но я настоял, чтобы его дали тебе.
— Тебе я даю место рядом со мной, отец, — произнёс Эйрих.
Отец польщено улыбнулся.
Эрелиева прибежала с целителем Марком, который быстро подбежал к Эйриху и удивлённо посмотрел ему в глаза.
— Не припомню вообще, чтобы кто-то приходил в себя на четвёртый день забытья… — произнёс Марк, ощупывая запястье Эйриха. — Воины сообщали, что у тебя не билось сердце, но потом снова забилось. Я читал о таком, но сам не видел. Обычно подобное случается, как раз, при ударах копытами коня — сила его удара настолько высока,
