Глава 26. Новые времена
Ольга недаром беспокоилась о будущем дочери. Что ждет ее умницу, когда кругом такое творится? Ну, поступит она в институт, закончит, а что дальше? Кому теперь нужны толковые инженеры? Везде нужны только толковые торгаши. Но Лена начисто лишена коммерческой жилки, как и сама Ольга.
Программисты, конечно, тоже нужны. Но они зарабатывают такие гроши! Как, впрочем, и остальные бюджетники. Даже Ольге с ее профессорской зарплатой стало трудно сводить концы с концами, – чего уж говорить о рядовых гражданах.
Отработав свои пять лет в должности заведующей кафедрой, Ольга без сожаления свалила этот груз на надежные плечи Миши Сенечкина, защитившего к тому времени докторскую диссертацию. Да и о чем было жалеть? Хлопот полон рот, ответственность огромная, а платят за заведование копейки. И она с головой погрузилась в учебную и научную работу.
Все бы ничего – но эти материальные проблемы! Они просто брали за горло. Неуклонно лезли в гору цены за коммунальные услуги, цены на одежду и обувь взлетели на заоблачную высоту. Непрерывно дорожали продукты. А оклады вузовских преподавателей стали позорно низкими. Теперь на них даже кандидат наук не смог бы прожить, не говоря уже о преподавателях без степени.
Как и большинство знакомых, Ольга с Леной приветствовали перестройку. Ольге смертельно надоели ханжество и ложь коммунистов. Она помнила, как еще в пионерском возрасте – а она всегда была примерной пионеркой – радовалась, что живет в такой замечательной стране, как Советский Союз. Воспитанная на «Хижине дяди Тома» Оля искренне жалела детей, прозябающих в странах капитала.
Первые сомнения закрались в ее душу, когда еще в студенческие годы ей удалось побывать по туристической путевке в Венгрии. Профком выделил эту путевку отцу по льготной цене, и он отправил дочь поглядеть на мир, совершенно не предвидя, какое смятение внесет в ее душу поездка в одну из не самых богатых стран социалистического лагеря.
По Олиным представлениям, там уже был построен коммунизм. В магазинах свободно торговали товарами, которые на ее Родине можно было достать только из-под полы. На каждом углу стояли лотки с клубникой – и это в августе, когда клубника давно отошла. Бананы, виноград размером со сливу, огромные, как шары, персики и еще какие-то невиданные фрукты – никто в группе даже не знал их названия – в изобилии продавались на улицах.
Но окончательно добил Олю книжный магазин. Когда она обозрела его полки, у нее слезы навернулись на глаза. Там было все, о чем только могла мечтать душа советского человека, помешанного на книгах.
Она потратила там почти все свои форинты. С трудом дотащив до гостиницы тяжелые пачки, Оля разложила свои сокровища на кровати и принялась любоваться ими. Заглядывавшие в номер соотечественники, обозрев ее приобретения, молча крутили пальцем у виска и демонстрировали свои покупки – джинсы, кожаные куртки, замшевые пальто, обувь и прочее барахло, – что, впрочем, не помешало им растащить книги по номерам «на вечерок». С большим трудом уже перед отлетом Ольге удалось их собрать.
Однажды в одной лавочке она увидела роскошное платье из марлевки – именно о таком она давно мечтала. Но оставшихся денег хватало только на обратную дорогу – и потому она лишь вздохнула, покидая ту лавочку.
«Ну почему, почему мы не имеем всего этого? – с горечью думала Оля по дороге домой. – Ведь мы – страна победившего социализма. Мы выиграли войну, значит, мы должны лучше жить, чем побежденная Венгрия. У нас такие природные ресурсы, которые той же Венгрии и не снились. Боже мой, какая у них чистота и красота! Какие города, улицы, парки, велосипедные дорожки! Почему же у нас такая грязь и убожество?»
– Не забывай, мы их всем снабжаем, – доказывал отец, когда по приезде дочь принялась доставать его вопросами. – А иначе они тут же переметнутся на Запад. И снова у наших границ, как в сорок первом, будут враждебные государства. Себе отказываем, лишь бы у них все было. И разве их города в войну так бомбили? Будапешт вообще не трогали.
– Но, папа, после войны уже столько лет прошло! Дрезден тоже весь разбомбили. И Берлин. А теперь они живут, как нам и не снилось. И почему они должны переметнуться к капиталистам, если наш советский строй самый лучший?
– Ты поговори, поговори мне! – свирепел отец. – Хочешь из института вылететь да за решетку загреметь за антисоветчину?
– Но у нас в группе все об этом спорят! Ты бы послушал, что другие говорят, – оправдывалась Оля.
– Другие пусть говорят что угодно, а ты помалкивай! Не забывай, кто твой отец! Черт меня дернул эту путевку покупать. Все, больше никаких заграниц! – И рассерженный отец хлопнул дверью. С тех пор Оля эти темы при нем не затрагивала.
Но ведь сравнивать и думать не запретишь. И позже она не раз размышляла над мучившими ее вопросами.
Однажды Ольга прочла в газете, как дочь видного московского чиновника, только что вернувшуюся с отцом из Америки, спросили, чего бы ей сейчас больше всего хотелось. И та сказала только одно слово: «Забыть!». Это было уже в эпоху Горбачева, когда стало можно говорить вслух то, о чем прежде даже думать опасались.
Всех потряс кошмар штурма телецентра в Риге и разгон демонстрации в Тбилиси. И это творилось с благословения партийного руководства страны.
Потом грянул ГКЧП.
«Недолго музыка играла, – думала тогда Ольга. – Сейчас Горбачеву заткнут рот, а Ельцина закопают. И снова наступит тишина».
Но она ошиблась. ГКЧПистов посадили – правда, ненадолго. Советский Союз развалился на глазах, – и теперь они жили в другой стране. Ольга от всей души радовалась приходу Ельцина. Все, кого она знала, голосовали за него. С ним люди связывали надежды на освобождение от лжи, коррупции, всевластия номенклатуры – надежды на свободу слова и обеспеченную жизнь.
Надежды не сбылись. Те, кто и прежде был у кормушки, – все эти секретари обкомов, председатели исполкомов, директора и прочая номенклатура – у власти же и остались, поделив между собой пирог народного богатства и раздав простым людям смешные бумажки под названием «ваучер». Но самым страшным оказалось не это.
Самым страшным результатом распада страны стали межнациональные войны. Люди, прежде жившие бок о бок, вдруг принялись выяснять, кто какой национальности, и ненавидеть друг друга.
Ольга понимала, что семена этой вражды взошли не на пустом месте. Их посеяли в прежние годы – годы всевластия Коммунистической партии и советского строя. Причины вражды ей были не очень понятны, – но ведь не будет абсолютное большинство населения такой республики, как Украина, голосовать за выход из Союза, если им в Союзе было хорошо. А страны Прибалтики? Там, похоже, все население радовалось независимости.
Однако распад ее Родины на отдельные государства стал для Ольги тяжелым ударом. Родные ей люди – сестры и другие родственники Серго, Отар с Юлькой и их дети – все, кого она так любила, оказались в другой стране.
Потом началась война в Абхазии. В страшном сне ей не могло привидеться, что в светлом раю, где они с Серго были так счастливы! – в их Пицунде – по пляжу будут ходить люди с автоматами. Что будут вырезать целые семьи, включая малых детей. А ведь там жил родной дядя Отара, – и узнать что-нибудь о них стало невозможно. Ни поезда туда не ходили, ни самолеты не летали.
Да и от Юльки давно не было известий. Как только началась война, Ольга с Леночкой перестали ездить к ним в отпуск – это стало опасно. К тому времени у Отара с Юлей было уже трое детей: два сыночка и долгожданная доченька Олечка. Свою маленькую тезку Ольга так и не видела. Страшные вести, приходившие оттуда, вызывали в ее душе острую тревогу за их судьбу.
Хорошо еще, что сестры Серго послушались Ольгу и не продали отцовский дом. В нем поселилась семья Каринэ, а домик Каринэ стали сдавать приезжим курортникам. Деньги, полученные от них, упрямые Нино и Каринэ клали на сберкнижку на имя Леночки – как Ольга их ни отговаривала. Но в год гайдаровской реформы все эти сбережения превратились в ничто.
Как Ольга радовалась, что не продали домик Каринэ, не потеряли и эти деньги. Наверно, сейчас они им совсем не лишние.
Когда в девяносто третьем произошел расстрел Белого дома, Ольга вообще перестала что-либо понимать. Ей стало казаться, что все руководство страны сошло с ума. До нее не доходило: как взрослые мужчины, облеченные властью, могут такое творить? Собирались бомбить Кремль – это же уму непостижимо! Громить Останкино, громыхать танками по Москве, стрелять в соотечественников. Да будь ты хоть коммунист, хоть демократ, но есть же табу! Нельзя стрелять в безоружных людей! Нельзя поднимать руку на национальные святыни! Прежде чем отдать приказ, надо крепко подумать. И обязательно – головой!
Ольга с Леночкой поддерживали и демократические преобразования, и гласность, и открытость странам дальнего зарубежья. Ольга не соглашалась с теми, кто во всех свалившихся на них бедах винил президента Ельцина. Она полагала, что его имя войдет в историю как имя первого всенародно избранного главы России. Впервые у народа спросили, кого он хотел бы видеть во главе государства, – и большинство назвало Ельцина. Она считала, что нельзя на одного президента вешать «всех собак», – не лишнее и на себя посмотреть. Но, вместе с тем, Ольга понимала, что он завел страну куда-то не туда.
