— Нет-нет, — поспешил отказаться змей. — Мне бы лучше в колледж. Люблю свернутся калачиком за партой, послушать толковую лекцию, принять несколько советов мудрого учителя…
— Нет! Мы не сидим в классах за партами. У нас и классов нет. Мы ходим к тьютору или коучеру — каждый к своему. Кстати, они такие замечательные — танцуют перед нами, играют на гитарах, все молодые. А как они боятся сказать нам грубое слово или повысить на нас голос.
— Почему? Такие физически слабые? — засмеялся Нестор.
— Нет, — мальчик тоже засмеялся, по-настоящему, по детски. — Просто они боятся так убить в нас талант. Ведь в каждом из нас есть талант?
Змей кивнул.
— Ну, вот. А если они убьют в нас талант, наши родители — или наблюдательный совет колледжа — засудят их до самой смерти. А еще мы играем в бейсбол за школьную команду. Ваши спортивные матчи высшей лиги…
— У нас нет на астероиде высшей лиги, — заметил змей.
— Везде есть высшая лига, — не согласился мальчик. — Так вот, ваши матчи высшей лиги не собирают столько болельщиков, сколько приходит на наш рядовой школьный матч. — И Евгений махнул рукой в сторону стадиона.
— А когда вы приобретаете специальные знания? — уточнил змей.
— Самое главное знание — общаться с людьми, — заверил Евгений. — Коммуникационные технологии заставят каждого специалиста применять свои специальные знания нам на пользу.
— Я бы все равно хотел взглянуть на ваших учителей, — вкрадчиво попросил змей. — Но ты еще не сказал, что это за домик с розами и нелепыми башенками.
— Почему нелепыми? — обиделся мальчик. — Мы все чтим родовитость, и такие башенки делают нас настоящими рыцарями. Когда я хорошо выучусь вот там, — палец на колледж, — поработаю там, — палец на небоскреб, — и буду правильно тратить деньги там, — палец на магазин, — то я заработаю себе на это, — палец на домик. — Это мечта каждого гражданина — собственный дом.
— А у многих граждан есть свои дома? — Нестору было действительно интересно.
— Если честно, — понурился мальчик, — ни у одного.
— Как это? — искренне удивился змей.
— Ну, — Евгений замялся, как на уроке, — пока ты учишься там, тратишь там и даже работаешь там, ты потихоньку берешь кредиты. За кредиты нужно платить проценты. И пока у тебя появляется свой дом, он уже совсем не твой, а тех, кто давал тебе кредиты.
— Чушь какая! — изумился Нестор. — Это значит, у вас нет ничего своего?
Мальчик отрицательно покачал головой.
В этот момент Нестор заметил, что из дверей колледжа высыпали веселой гурьбой дети — наверное, перемена. Дети были в пестром и разнобойном — школьную форму здесь не признавали. В это же время со стороны стадиона к Евгению и Нестору направилась огромная толпа то ли спортсменов, то ли болельщиков. У одних в руках были сливообразные мячи для американского футбола, у других — бейсбольные биты. У подножия небоскреба образовалось черно-белое пятно: офисные работники в черных брюках и белых рубашках, видимо, направлялись перекусить в заведение фаст-фуда, но почему-то свернули и слились с толпой болельщиков. Из молельного дома стал вытекать ручеек странно одетых людей. Они мерно, однообразно раскачивались и пели «Аллилуйя!» в какой-то джазовой обработке. Из магазина повалили покупатели с пакетами, из закусочной — посетители с попкорном. Стало очень шумно: дети веселились, болельщики кричали какие-то спортивные гимны, верующие пели… издалека донесся еще один шум — очень знакомый. Да, Нестор слышал этот шум в Зоенькином сне — так жужжали торсионные вихри. Но только теперь этот шум издавали реактивные самолеты, которые неожиданно оказались в небе высоко над головой.
Нестору стало некомфортно. Он решил поскорее направиться в самое безопасное, с его точки зрения, место.
— Идем в вашу школу. Может там все начинается? — попросил он Женю.
— Колледж, — исправил голос Евгения.
— Никуда ты не пойдешь! — загремел голос Кира.
И все растаяло — Евгений, площадь, здания вокруг. Шум, толпа людей, самолеты в небе. И сам змей оказался Нестором — голым и растерянным.
— Почему? — только успел спросить Нестор.
— Mission accomplished, — устало сказал Кир.
90
Нестор думал, что у него галлюцинаторный синдром. Сознание раздвоилось. С одной стороны, он понимал, что находится в кровати на втором этаже дома по улице Кисельной. С другой стороны, он сидел в Центральном управлении Раджаса, в кабинете Кира. На Несторе был привычный зеленый халат. Вот только подпоясан он был поясом какого-то странного цвета: коричневый? или песочный? или кирпичный?
— Терракотовый, — разрешил сомнения Кир. — Это терракотовый пояс Нага Третьего дна.
— Когда это меня угораздило? — изумился Нестор.
— Перед заданием. Не посылать же вершить судьбы мира какого-то сопляка-второклассника? — Кир был устал, но снова весел.
— Зоя-Соня-Любовь? — вспомнил Нестор.
— Именно, — кивнул Наставник.
— Так какая из трех?
— Неважно. Совершенно неважно. Скажем так: четвертая. Или каждая из них. Ты сам собрал этот образ из лоскутов опыта общения с женщинами. А важно то, что задание ты выполнил блестяще. Вот только мы тебя еле вытянули оттуда. Наши, скажем так, деловые партнеры или оппоненты в некоторых онтологических вопросах поздно спохватились. Хорошо, что я перенес начало на двадцать минут раньше. И когда они нанесли удар — замечу: весьма мощный удар, от тебя бы не осталось ни хвостика, ни раздвоенного язычка, ни молекулы — так вот, когда они нанесли удар, ты уже успел свершить задуманное.
— Но я же ничего не сделал! — поразился Нестор. — Поговорил с парнем, он похвастался всякими своими ценностями.
— Постараюсь объяснить. — Кир умостился в своем кресле поудобнее. — Первое. Вы говорили на разных языках. Вернее так — ты на языке, он на койне.
— В чем отличие?
— Человеку, мыслящему многозначными категориями, необходимо знание языка. Речи. А вот для человека брендированного истинная речь не важна. Койне может изучить любой торговец или грузчик. Койне создал дух экономики. Или дух экономики создал дух койне. Неважно — они симбиотичны. Современный колониальный язык на сегодняшний день — лишь койне. Истинную английскую речь можно услышать разве что в глубинках на самом острове Империи.
— Допустим. Но при чем тут…
— Притом. Ты его понимал. Он — только думал, что понимал тебя. Твою речь он воспринимал как койне, а следовательно — на других уровнях возникала возможность манипулирования. Сегодня почти все «койнезированы». Поэтому операторы массового сознания, знающие речь, имеют великолепный инструментарий воздействия на всех, говорящих на колониальном, на всех сообща и на каждого в отдельности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
