- С Гарсиа кончено, - сказала Дарби, когда они выехали на Триста девяносто пятую и направились в сторону города.
- Еще нет. Завтра сделаем еще одну последнюю попытку, и, может быть, она заговорит.
- Если она что-нибудь знает, ее отец тоже знает. А если он знает, почему не захотел помочь? Грей, здесь ничего нет.
Это было вполне логично. Несколько минут они ехали в полной тишине. Начинала сказываться усталость.
- Через пятнадцать минут мы можем быть в аэропорту, - сказал он. - Я оставляю тебя там, и через полчаса тебя уже здесь не будет. Садись на любой самолет, просто исчезни.
- Уеду завтра. Мне надо немного отдохнуть, и я хочу подумать, куда ехать. Спасибо тебе.
- Ты чувствуешь себя в безопасности? В данный момент - да. Но это такое дело, что все может измениться за считанные секунды.
- Я бы очень хотел спать у тебя в комнате сегодня ночью. Как в Нью-Йорке.
- В Нью-Йорке ты не спал у меня в комнате. Ты спал на диване в прихожей. Она улыбалась, и это был добрый знак.
Он тоже улыбался:
- Хорошо! Буду спать в прихожей.
- У меня нет прихожей.
- Так, так. А где же мне спать?
Она вдруг перестала улыбаться. Она закусила губу, и в ее глазах появились слезы. Он хватил слишком далеко. Это опять Каллахан.
- Просто я не готова.
- А когда ты будешь готова?
- Грей, пожалуйста, не надо об этом.
Она молча смотрела на идущие впереди машины.
- Прости, - сказал он.
Она медленно сползла на сиденье и положила голову ему на колени. Он нежно потрепал ее по плечу, а она взяла и крепко сжала его руку.
- Я смертельно боюсь, - тихо сказала она.
Глава 39
Он вышел из ее номера около десяти часов, после того, как выпил бутылку вина и съел яичный рулет. Он звонил Мэйсону Пэйпуру, репортеру из "Пост", пишущему о криминальных происшествиях, и попросил уточнить по его источникам детали уличного убийства Моргана. Это случилось в даунтауне, в районе, где редко случаются убийства; всего несколько хулиганских нападений и избиений.
Он был изможден, и ему ничего не хотелось делать. К тому же ему было грустно оттого, что завтра он уезжает. Ему давно причиталось шесть недель отпуска в "Пост", и у него возникло искушение уехать вместе с ней. Пусть Маттис подавится своей нефтью! Но он боялся, что не вернется, хотя для него это не будет концом света, если не считать одного неприятного обстоятельства: у нее есть деньги, а у него - нет. Около двух месяцев они могли бы бродить по пляжам и греться на солнце на его деньги, ну а потом все бы зависело от нее. Но самое важное - она не приглашала его с собой в свое бегство. Она страдала. Он чувствовал, как ей тяжело каждый раз, когда она упоминала Томаса Каллахана.
Сейчас он был в "Джефферсон-отеле" на Шестой авеню, разумеется; следуя ее инструкциям. Он позвонил домой Кливу.
- Ты где? - раздраженно спросил Клив.
- В отеле. Это длинная история. Что у тебя?
- Они отправили Саджа в отпуск по состоянию здоровья на девяносто дней.
- А что с ним?
- Ничего. Он говорит, они хотят, чтобы он на какое-то время уехал. Там как в бункере. Всем сказали заткнуться и ни с кем не разговаривать. Они напуганы до смерти. Заставили Саджа уехать сегодня в полдень. Он считает, что тебе может грозить серьезная опасность. За последнюю неделю он тысячу раз слышал твое имя. Они просто помешались на тебе и на том, как много ты знаешь.
- Кто это они?
- Коул, естественно, и его подручный Бирчфилд. Они превратили Западное крыло в настоящее гестапо. Иногда "они" - означает этого, как его, ну этого маленького суслика в бабочке? Ну, по внутренним делам?
- Эммит Вэйкросс.
- Да, он. Угрозами и выработкой стратегии занимаются, в основном, Коул и Бирчфилд.
- Какого типа угрозами?
- Никто в Белом доме, кроме Президента, не может говорить с прессой, официально или неофициально, без согласия Коула. Это относится и к пресс-секретарю. Коул все подвергает цензуре.
- Ничего себе!
- Они в ужасе. Садж думает, они опасны.
- Хорошо, я буду прятаться.
- Я был у тебя на квартире прошлой ночью. Когда будешь исчезать, скажи мне.
- Дам знать завтра вечером.
- Какая у тебя машина?
- Взял напрокат "понтиак" с четырьмя дверями. Очень спортивный.
- Сегодня после обеда проверил "вольво". Все хорошо.
- Спасибо, Клив.
- Ты как, в порядке?
- Похоже. Скажи Саджу, у меня все хорошо.
- Позвони мне завтра. Я все же волнуюсь.
Он спал уже четыре часа, когда его разбудил телефонный звонок. На улице было темно и будет еще темно, по меньшей мере, два часа. Он посмотрел на телефон и после пятого звонка снял трубку.
- Алло? - спросил он недоверчиво.
- Это Грей Грентэм? - послышался робкий женский голос.
- Да. Кто это?
- Беверли Морган. Вы заходили вчера вечером. Грей стоял на ногах, напряженно вслушиваясь, сон мгновенно слетел с него.
- Да. Простите, если мы вас расстроили.
- Нет. Отец очень меня защищает. И сердится. После того, как убили Куртиса, от репортеров не было спасения. Они звонили отовсюду. Им нужны были его старые фотографии и последние фотографии мои и ребенка. Звонили в любое время дня и ночи. Это было ужасно, и отец очень устал от этого. Двоих он спустил с крыльца.
- Кажется, нам еще повезло.
- Надеюсь, он вас не обидел. - Голос был тусклый и беспристрастный, хотя и чувствовалось, что она хотела казаться решительной.
- Нисколько.
- Сейчас он спит, там, внизу на диване, так что мы можем поговорить.
- А почему вы не спите? - спросил он.
- Я приняла несколько таблеток, чтобы уснуть, но выбилась из режима. Могу спать днем и бродить ночью. - Было очевидно, что она бодра и хочет говорить.
Грей сел на кровать и попытался успокоиться.
- Я не могу представить большего удара, чем этот.
- Прошло несколько дней, прежде чем мы начали осознавать реальность случившегося. Вначале боль была ужасной. Просто ужасной. Я не могла пошевелиться, чтобы не ощутить боль во всем теле. Не могла думать из-за шока и невозможности поверить в случившееся. Я прошла через похороны в состоянии какого-то транса, теперь все это кажется дурным сном. Я вам не надоела?
- Ничуть.
- Я не хочу больше принимать таблетки. Из-за них я так много сплю, что разучилась говорить со взрослыми людьми. Да еще мой отец имеет привычку выставлять людей за дверь. Вы это записываете на пленку?
- Нет. Я просто слушаю.
- Его убили неделю назад, ночью. Я думала, что он допоздна заработался, что частенько с ним бывало. Они выстрелили в него и забрали его бумажник, чтобы полиция не могла узнать, кто он. Я узнала из последних новостей, что в даунтауне убит молодой юрист, и поняла, что это Куртис. Только не спрашивайте, как они узнали, что он юрист, не зная его имени. Все эти неясности, всегда сопровождающие убийство, - все это очень странно.
- Почему он задерживался на работе?
- Он работал по восемьдесят часов в неделю, а иногда и больше. В "Уайт и Блазевич" потогонная система. Они стараются убить своих сотрудников за семь лет, а если это им не удается, они делают их пайщиками. Куртис ненавидел свою фирму. Он устал быть юристом.
- Сколько он там проработал?
- Пять лет. Он зарабатывал девяносто тысяч в год, так что он примирился.
- Вам известно, что он звонил мне?
- Нет. Отец говорил, что вы это сказали, и я всю ночь думала об этом. Что он сказал вам?
- Он так и не назвал себя. Он взял себе кодовую кличку "Гарсиа". Не спрашивайте, каким образом я узнал его настоящее имя, - это займет слишком много времени. Он сказал, что, возможно, знает кое-что об убийстве судей Розенберга и Дженсена, и хотел рассказать мне то, что знал.
- Рэнди Гарсиа был его лучшим другом в начальной школе.
- У меня было впечатление, что он что-то увидел в офисе, и, вероятно, кто-то в офисе знал, что он видел. Он очень нервничал и звонил всегда с разных телефонов. Он считал, что за ним следят. Мы договорились встретиться рано утром в субботу, но в то утро он позвонил и отменил встречу. Он был чем-то напуган и сказал, что обязан поберечь свою семью. Вы что-нибудь знаете об этом?
- Нет. Я знала, что он находится в постоянном напряжении, но он был таким все эти пять лет. Он не таскал домой служебные дрязги. Он поистине ненавидел свою работу.
- Почему?
- Он работал на банду головорезов, банду разбойников, которые за доллар с удовольствием пустят вам кровь. Они тратили тонны денег на этот мнимый фасад респектабельности, но на самом деле это подонки. Куртис был прекрасным студентом и мог выбирать работу.
Это были такие милые люди, когда вербовали его, а потом оказались настоящими монстрами. И об этике здесь говорить не приходится.
- Тогда почему он остался в фирме?
- Заработки все время росли. Год назад он уже почти ушел, но с новым местом работы что-то сорвалось. Он чувствовал себя очень несчастным, но старался держать это в себе. Я думаю, он чувствовал себя виноватым, сделав такую большую ошибку. У нас был небольшой ритуал. Когда он приходил домой, я спрашивала, как прошел день. Иногда это было в десять вечера, и тогда я знала, что был тяжелый день. Но он всегда говорил, что день прошел прибыльно. Именно это слово - прибыльно. Затем он спрашивал о ребенке. Он не хотел говорить про офис, а я не хотела об этом слышать.
