Вид у него был мистический, он казался этаким современным колдуном, вызывающим дождь.
Ли никогда не видела ничего прекраснее дождя, блестевшего на его лице и сделавшего его волосы совершенно черными. Дождь подчеркнул все черты его лица, ничуть их не смягчив, а, напротив, заострив скулы и углубив тени.
Она остановилась на дорожке в двадцати футах от него. Легкое движение – он приподнял голову – вывело ее из транса. Внезапно Ли всеми чувствами ощутила – его, себя, все, что их окружало. Воздух был напоен душистым запахом мокрой земли и свежескошенной травы. Ночь была тихой, как небеса после бури. И на ней была лишь полотняная рубашка и такой же халат.
Она тоже промокла. Промокла и дрожала в лунном свете.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– Кроме того, что заклинаю дождь? – В его голубых глазах заплясали искорки. Даже его медлительная насмешливая речь не могла их погасить. – Видимо, трезвею.
– Ты пил?
Он откинул назад волосы и глубоко засунул руки в карманы плаща.
– Я бы сказал – праздновал.
– Значит, ты…
– Нет, не пьян. Не так, как ты думаешь.
Он внимательно смотрел на нее, впитывая взглядом капли на ее лице и шее, быстро стекавшие по груди за вырез ночной рубашки. Халат Ли был распахнут, и рубашка начала намокать и липнуть к телу, сделавшись местами прозрачной. Ли почувствовала, как наливаются ее груди. Она чувствовала, как натягивается ткань, и, когда сдвинула материю, глаза его зажглись голодом. Это было видно даже в темноте.
– Я уеду, если хочешь, – сказал он. – Только скажи, и я уеду.
Его голос звучал так, что казалось, будто именно этого он от нее и хочет.
Его лицо стало напряженным – он пытался сдержать свои чувства. Но из за капель дождя на щеках и длинных ресницах можно было подумать, что он плачет.
У Ли сжалось сердце. Она знала – нельзя поддаваться внезапным чувствам, но при виде его она испытала такое облегчение, такое немыслимое облегчение, так обрадовалась, что он на свободе… Подобный импульс был чистым безумием, но ей захотелось стереть эти капли слезы, дотронуться до его губ и заставить его улыбнуться. Ей до боли захотелось это сделать.
– Ник, что ты делаешь здесь в четыре часа утра? – спросила она наконец, не придумав ничего более нежного. – Чего ты хочешь?
– Боже… – Он рассмеялся быстро, хрипло. – Да многого. Хочу съесть этот чертов гранат и… так, что еще? Хочу распевать оперные арии, принимая душ, и войти голым в море. – У него на скулах заходили желваки. – Есть еще кое что, Ли. Еще одна вещь, которую я хочу сделать…
Она боялась поднять на него глаза.
Вода блестела на тротуаре между ними, стекала ручейком с ее халата, образовав у ее ног лужицу. Под ногами у нее хлюпнуло, когда она двинула пальцами, и это заставило ее на мгновение замереть. Она удивилась своим ощущениям: ступни замерзли и сделались очень чувствительными, но в то же время горели как в огне. Вся она, казалось, состояла из воды, собиравшейся в лужицы и хлюпавшей и в то же время кипевшей энергией.
Рукам вдруг стало холодно. Внезапно дождевая морось сделалась холодной. Мысли смешались.
– Ли…
Она как во сне наблюдала, как он вынимает руки из карманов и отталкивается от автомобиля.
– Нет, – произнесла она, пытаясь придумать, как его остановить.
Он двинулся к ней, и ее тело отреагировало на это как на физическую угрозу. Дыхание стеснилось, во рту пересохло настолько, что она не могла даже сглотнуть. Эти сигналы появлялись немедленно. Каждый раз, когда он приближался к ней, она не знала, противостоять ему или спасаться бегством. Только на этот раз угроза была настоящей. Она больше не была его врачом. Их не разделяли этические или юридические барьеры, ничто не могло помешать ему сделать то, что было у него на уме, если только она не найдет способ… Ее поразила ирония ситуации. У нее нет никаких шансов сделать это!
Непонятная обволакивающая беспомощность охватила ее, когда она отвела взгляд. А что у него на уме? Она перебрала разные возможности, но понять времени не было. Ощущение тепла на груди привлекло ее внимание.
– Тебе несладко пришлось на суде, – заметил он.
– Да, – почти автоматически ответила она. Он прикасался к ней. Кончиками пальцев гладил сквозь ткань рубашки ее ключицу.
– Ты хорошо держалась.
– Нет, я не выдержала.
Если бы это был кто то другой, если бы он касался чего то другого, она, может, и остановила бы его. Но он был настолько поглощен этим, как художник, изучающий новый материал, и в конце концов, ключица – такая невинная часть тела.
Она стала считать его прикосновения, отмечая размер захватываемой поверхности, постоянно изменяющееся давление. Она делала это в ответ на лихорадочную точность своей нервной системы. Она даже считала секунды между прикосновениями, отмечая их тысячные доли… дожидаясь следующего прикосновения.
Но когда его пальцы остановились, когда они скользнули к ее шее, она сдавленно вскрикнула. Уже невозможно было смотреть на происходящее как бы со стороны. У нее слишком кружилась голова. Сердце выпрыгивало из груди. Все в ее сиюминутном мире, даже следующий удар сердца, казалось, устремилось к конечной точке – к его ладони.
Она отвернулась от него… и почувствовала его прикосновение к своей спине.
– Ли… – Его голос упал до шепота, хриплого от страсти. – Не отворачивайся от меня. Никогда этого не делай.
Она закрыла глаза, содрогнувшись всем телом. Прохладная испарина перемешалась с каплями дождя. Она вымокла с головы до пят. Все ее тело покрылось сладкой пахучей влагой, включая теплую влагу между ног.
«И почему мне не отвернуться? – подумала она. – Что ты сделаешь, Ник? Убьешь меня?» Внутри ее поднялся страх, но она испугалась не за свою жизнь. Она услышала нечто в его голосе, отголосок того желания, что жило в ней. Ей почему то стало страшно, что ему может быть так же больно, как ей, что его сжигает такая же потребность. Возможно, она испугалась потому, что точно не знала, кто ему нужен. Она или какая то несбыточная мечта о девушке из его прошлого? Хотел ли он Ли Раппапорт? Или для осуществления его мечты подойдет любая блондинка из хорошей семьи?
– Ли… повернись. Посмотри на меня.
Он провел пальцами по ее голой руке, наэлектризовав ее. И хотя она попыталась его остановить, в ее мозгу вспыхнула картинка – они занимаются любовью, его сильное тело движется на ней. Видение было смазанным, неясным, но темный образ воспламенил ее воображение. В их совокуплении присутствовало утоление голода, прекрасная животная страсть. Его нагота безумно возбуждала и представала перед ее мысленным взором во всех подробностях. Она откуда то знала, как он выглядит, что она почувствует при виде его наготы. И это знание исходило из глубины ее существа. Оно снова вернуло ее к блестящему дождю. Яркому, жгучему дождю.
