Все народовольцы молча решили несмотря ни на что и во что бы то ни стало провести акт возмездия за поруганное человеческое достоинство, за казненных и замордованных товарищей по оружию. Теперь царский взрыв стал личным делом Исполнительного Комитета. Казалось, запах пороха и динамита окутал центр столицы Российской империи. С 1 февраля 1881 года счет дням жизни Александра II, как и многих членов «Народной воли», пошел на дни. Желябов выделил в особую группу Фигнер, Суханова, Тихомирова, Фроленко, других товарищей, которые должны были после цареубийства и полицейского захвата его группы продолжить дело «Народной воли». Ярость народовольцев, возможно, донеслась до царской резиденции, и император Александр II почти перестал покидать Зимний дворец. 15 февраля Исполнительный Комитет назначил цареубийство на 1 марта 1881 года. Желябов и Перовская предупредили об этом метальщиков ручных бомб – студентов И. Гриневицкого и Н. Рысакова, рабочих Т. Михайлова и И. Емельянова. Игнатий Гриневицкий через несколько дней передал Софье Перовской, она же Лидия Войнова, она же Надежда Осипова, она же Софья Павлова, свое завещание для архива «Народной воли»:
«Александр II должен умереть. Дни его сочтены. Мне или кому другому придется нанести страшный, последний удар, который гулко раздастся по всей России и эхом откликнется в ее отдаленнейших уголках, – это покажет недалекое будущее. Он умрет, а вместе с ним умрем и мы, его враги, его убийцы. Это необходимо для дела свободы, так как тем самым значительно пошатнется то, что хитрые люди зовут монархическим правлением – неограниченным, а мы – деспотизмом.
Что будет дальше? Много ли жертв потребует наша несчастная, но дорогая Родина от своих сынов для своего освобождения? Я боюсь и меня, обреченного, стоящего одной ногой в могиле, пугает мысль, что впереди много еще дорогих жертв унесет борьба, а еще больше последняя смертельная схватка с деспотизмом, которая, я убежден в этом, не особенно далеко и которая зальет кровью поля и нивы нашей Родины, так как – увы, история показывает, что роскошное дерево свободы требует человеческих жертв.
Мне не придется участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своей смертью сделать все, что должен был сделать, и большего от меня никто, никто на свете требовать не может.
Дело революционной партии – зажечь сложившийся уже горючий материал, бросить искру в порох и затем принять все меры к тому, чтобы возникшее движение кончилось победой, а не повальным избиением лучших людей страны».
15 февраля Александр II по Невскому и Малой Садовой улице проехал в Манеж, но народовольцы еще не успели подготовить взрыв. Исполнительный Комитет собрал в Петербург на собрание из российских городов представителей всех местных групп «Народной воли». Обсуждался вопрос, можно ли сразу же после убийства императора поднять восстание в Российской империи. Выяснилось настроение всех сословий во всех губерниях, состояние и количественный состав партии. Выяснилось, что реально на улицы с оружием в руках в лучшем случае выйдет не более пятисот народовольцев. Программа «Подготовительная работа партии» предусматривала одновременное убийство вместе с царем еще десятка высших сановников империи, для создания подходящей обстановки для начала восстания и возбуждения подданных, но у партии уже не хватило сил даже на покушение на Александра II. В случае попытки собрать всех народовольцев в Петербурге и вместе с несколькими сотнями рабочих попытаться восстать после царского вызова, Исполнительный Комитет прекрасно понимал, что последует быстрое избиение и арест лучших представителей партии. Четырнадцать народовольцев понимали, что необходимо готовить революцию еще десятки лет, захватывая агитацией и пропагандой миллионы подданных, возбужденных произволом и самодурством властей, безразличных к тому, что жизнь населения империи становилась все более и более невыносимой. Почти никто из них так и не узнал, что потребуется еще почти сорок лет, две войны с миллионами жертв, отчаянная борьба их новых последователей социалистов-революционеров, уничтоживших многолетним террором двенадцать тысяч высших сановников и чиновников империи и потерявших восемь тысяч своих лучших бойцов. Народовольцы понимали, что в империи живет большое сословие людей, которое никогда не будет работать, а только в наглой форме присваивать себе результаты чужого труда, оставляя в нищете, бесправии бескультурье миллионы людей. Знали ли члены Исполнительного Комитета, что это российское сословие предпочтет массово погибать, но так и не замарает свои руки работой? Предвидели ли члены Исполнительного Комитета, как через четырнадцать лет после их гибели две новые революционные партии два десятилетия будут поднимать народ на восстание против самодержавия, которое в силу своего естества так и не поступится ни малейшей частью своей произвольной и ставшей невменяемой власти? Догадывались ли члены Исполнительного Комитета, что подданные, наконец, восстанут против российской монархии только тогда, когда их начнут массово, миллионами, калечить и убивать на совершенно непонятной и ненужной им Первой мировой войне? Александр II обвинялся «Народной волей» в казни двадцати их товарищей, а его внук в кровавом январе 1905 года станет причиной убийства сотен ни в чем неповинных людей, просто шедших по петербургским улицам с иконами и петициями к Зимнему дворцу. Пожар первой русской революции 1905–1907 годов будет залит огромным количеством крови подданных империи, но через десять лет миллионы оставшихся в живых имперских граждан все-таки победят монархию и устроят ей и поддерживавшему ее многочисленному сословию по государственному обычаю судилище без суда, перешедшее в массовую многомиллионную резню, в которых с обеих сторон погибнут лучшие из лучших, а к власти в громадной стране придут лучшие их худших. Четырнадцать народовольцев очевидно понимали, что путь к демократии в тоталитарном государстве будет сопровождаться миллионами жертв, но они давали самодержавной власти выбор в определении дальнейшего развития империи. Когда монархия окончательно отказалась признавать за кем-нибудь из подданных право на счастливую жизнь не только по ее произвольным понятиям, подданные из всех имперских сословий не захотели существовать, но стали пытаться жить. Народовольцы 1881 года решили погибнуть, но показать населению российской империи, что если царь не дает жить подданным, его уничтожают. Бунт Степана Разина, восстание Емельяна Пугачева, мятеж декабристов пытались провести перед монархией черту, которую она не должна была переступать, но самодержавие ее почти не заметило. Исполнительный Комитет «Народной воли» решил, несмотря ни на что, провести черту между властью и подданными, которые после 1881 года начали постоянно учить венценосную монархию ее никогда не преступать. Когда монархия, несмотря на десятилетние попытки революционеров, отказалась вопреки всему слушать голос своего народа, подданные ее убили. Обратный отсчет времени существования самодержавной монархии в России начался 1 марта 1881 года.
Февральские заседания Исполнительного Комитета продолжались четыре дня в доме 25 по Вознесенскому проспекту. Александр Михайлов сумел во время суда 1882 года сумел написать и передать товарищам на воле свою историю партии: «Народная воля» получила чисто боевой характер. Для организационной деятельности не стало ни средств, ни денег, все дышало битвой, все приносилось в жертву террористам». Народовольцы понимали, что если они не уедут из страны, то их все равно замучают в равелинах или сгноят на каторге. В начале 1881 года программа партии, предусматривавшая, кроме террора, различные виды революционной борьбы, уж не могла быть выполнена оставшимися народовольцами, один из которых, член группы Перовской, позднее вспоминал: «Правительство всем своим режимом не только закрывало перед нами перспективы честной, открытой общественной деятельности, но своими жестокостями и казнями слишком задевало, раздражало и вызывало желание дать ему немедленный отпор. Те, у кого болела душа, шли к народовольцам, пример которых действовал очень решительно. Я не мог бы, например, сказать, кто именно на меня влиял. Влияли дух партии, и вся атмосфера жизни. Народовольцы слишком ярко выделялись на общем фоне равнодушия или добрых намерений. В их устах весь перечень хороших слов: служение народу и любовь к правде – получали могучую силу живых двигателей. В этом причина их личного влияния на молодежь, не знающую компромиссов, ищущую исхода своему непосредственному чувству общественности. Те, кого я знал, были люди трезвые, уравновешенные. В них не было ни экзальтации, ни преувеличенных надежд, но они считали своим долгом вести свою работу, не отступая. Из всех, кого я знал, я на замечал ни в ком такой ненависти, какая была у Михайлова и у Перовской. Первый и единственный раз я встретился с Михайловым незадолго до его ареста. Приготовление к катастрофе 1 марта уже началось. Михайлов сжал кулак и, опустив его мерным движением на стол, сказал: «Теперь мы, кажется, с ним покончим». В тоне голоса и в глазах, метнувших искры, вылилась вся сила его воли и бесповоротность в решениях. Александр Михайлов весь был поглощен своим делом и любил его. Такие люди останавливаются, выбирают, а затем идут, не сворачивая с раз намеченного пути. Та же ненависть, но с другим оттенком, более отличавшим женщину, была в Перовской, но она не выказывала ее так явно. Это чувство было заметно по ее движениям, по тому вниманию, с каким она следила за выездами государя. В Михайлове это было сильное, ровное чувство мужчины, в Перовской – более тонкое, острое, глубокое и в то же время порывистое чувство женщины. Она точно мстила Александру II за т о, что он оторвал ее от спокойной, мирной работы пропагандистки. Самым нервным был Исаев. В нем была, может быть, доля излишней возбудимости. Колодкевич, человек большой нравственной силы, оставил у меня впечатление человека в высшей степени благородного, и если с суровым характером, то только по отношению к себе. У Веры Фигнер всегда был бодрый, смелый вид. Гордость женщины соединялась в ней с гордостью бойца. Такого звучного, музыкального голоса, лившегося как музыка, как у нее, я никогда не слыхал. Низкие его тона сообщали характер особенного мужества и глубину всему ее существу. Баранников, красивый брюнет со смуглым цветом лица, с отливом в глазах, какой бывает у южан, роста выше среднего, гибкий и стройный, любил жизнь, которая давала ему сильные ощущения. Он был готов быть везде, где ощущалась опасность, к которой он относился очень просто, как к самой обычной вещи, не рисуясь нисколько своим пренебрежением к ней. Храбрость и отвага составляли его естественные, врожденные качества. Все члены центральной организации давно и хорошо знали друг друга. Нравственный подъем духа был таков, что все мелкое само собой исчезало и подавлялось. Всех, бывших между собой на «ты», соединяло чувство духовного братства».
