это было на самом деле, и я видела ожерелье воочию, я держала его в руках.
Отчего-то теперь эта мысль не вызывала волнения, наверно, я просто очень устала. Я закрыла глаза. Как хорошо тут, в тишине, и воздух свежий…
И дрема накатила уже мягкой волной, и я опускалась куда-то, и вокруг кружились редкие пылинки в солнечном луче, как вдруг в сон мой ворвался крик:
– Что это? Что это такое?
И меня весьма ощутимо потрясли за плечо.
Очень не хотелось просыпаться. Не открывая глаз, я отмахнулась от крика, как от назойливой мухи… Мухи… Ну конечно, голос принадлежал хозяину дома Андрею Константиновичу. Да вот же он сам предстал перед моими сонными очами.
– Что вы так кричите? – возмутилась я, потому что очень не люблю, когда меня будят подобным образом.
Бывало, Генка как пихнет в бок утром – где носки, где полотенце, кофе сварить не может мужу! А этот тоже выдумал – трясти как грушу! Да еще орет! И вид у него сердитый и грозный – ну да меня теперь ничем не испугаешь.
– Что вы так кричите? – Я поморщилась и прикоснулась к виску, который пронзило болью.
– Я не кричу, – он сделал шаг назад, увидев, что я окончательно проснулась, – я хочу спросить…
– Что я делаю в этой комнате? – рассердилась я. – Да отдыхаю вот после тяжелых трудов! А если нельзя входить, то дверь запирайте. Или табличку вешайте, как в музее: «Посторонним вход запрещен!»
– Да я вовсе не это хотел спросить, – он отступил еще дальше после моей отповеди, – вот это… – он указывал на брошь, – откуда это у вас?
– Ну, знаете! – Сон слетел с меня вместе с усталостью. – Что вы себе позволяете? Думаете, ваша Мегера Викторовна права, и я пришла сюда шарить по укромным местам в поисках того, что плохо лежит? Не беспокойтесь, эта брошь всего лишь из серебра, и никакими бриллиантами тут и не пахнет, это горный хрусталь!
– Послушайте! – на этот раз голос его звучал твердо. – Я не выпущу вас из этой комнаты, пока не узнаю, откуда у вас эта брошь? Это очень важно.
– Это подарок, – угрюмо сказала я. – Мне ее подарили, потому что Ж – начальная буква моего имени. Меня зовут Жанна.
– А меня – Андрей, – он шагнул ближе.
– Мы уже встречались… – я отвернулась.
– Ну да, вчера… тут…
– Не только. Неделю назад, в библиотеке, еще портрет Марии-Антуанетты рассматривали.
– Так эта симпатичная покойница были вы? – Он рассмеялся, и морщина на лбу разгладилась, от этого лицо помолодело.
Симпатичный такой мужчина, приятный во всех отношениях… только не для меня…
– Мне пора. – Я попыталась подняться из мягкого кресла.
– Постойте! – спохватился он. – Подождите! Я вам должен сказать… Хотя… дайте слово, что не уйдете, я вернусь через пять минут. Это очень, очень важно!
– Хорошо…
Он убежал, а я, сидя в кресле, попыталась пригладить волосы и решила, что, если сейчас явится сюда Мегера Викторовна и начнет шипеть, я убью ее вот этими бронзовыми часами.
Он вернулся через четыре минуты. И протянул мне коробочку мягкой синей кожи. А там, внутри, лежала точно такая же брошь, стилизованная в виде буквы «Ж». Такая да не такая.
Я не слишком разбираюсь в бриллиантах, у меня их никогда не было, но тут все было ясно. Светлый металл – платина или белое золото. И бриллианты. Не слишком крупные, но много. И все это блестело неярким благородным блеском…
– Какая красота… – Я отколола свою брошь и положила рядом. Разумеется, она никак не смотрелась в таком соседстве, но видно было, что они совершенно одинаковые.
– Не сочтите меня ненормальным… – Андрей Константинович присел рядом и потер лоб. – Дело в том, что я… когда-то давно я видел сон…
Я хотела вылупиться на него в полном удивлении и удержалась с большим трудом. Только ненормальные пересказывают малознакомым людям свои сны, но Андрей Константинович совсем не был похож на ненормального.
– Мне снилось, – продолжил он с какой-то странной неуверенностью, неожиданной в таком большом и сильном человеке, – что я вхожу в какую-то комнату, и вижу на диване спящую полусидя женщину. Эта женщина была одета в длинное платье голубого шелка, лицо ее было закрыто вуалью, а на груди у нее была брошь… точно такая брошь из белого металла с бриллиантами. Я подошел к этой женщине, сердце мое забилось. Мне мучительно хотелось поднять вуаль и увидеть ее лицо. А еще… – он взглянул на меня смущенно, – еще мне хотелось поцеловать ее. Разбудить ее поцелуем. Но едва я протянул руку, чтобы поднять вуаль, мой сон оборвался…
– Прямо «Спящая красавица», – фыркнула я насмешливо, хотя мне вовсе не хотелось смеяться над ним – такое взволнованное, растерянное у него было лицо.
Но он, к счастью, не заметил моей насмешки и продолжал горячим запинающимся голосом:
– То есть я сказал вам неправду… не всю правду. Я видел этот сон не один раз… да что там, я и сейчас вижу его почти каждую ночь. Эта спящая женщина всегда по-разному одета – на ней то пышное старинное платье с кринолином, то маленькое черное платье, то простые джинсы и свитер, только брошь всегда одна и та же, вот эта самая брошь. И лицо всегда закрыто вуалью…
Я представила, как смешно выглядит вуаль с джинсами, и тихонько хихикнула.
На этот раз он это заметил.
– Вам все это кажется смешным? Я понимаю, это действительно звучит очень глупо, но для меня это так важно… почти каждую ночь я вижу эту женщину, почти каждую ночь пытаюсь увидеть ее лицо… я не сомневаюсь, что это – не простой сон, что это – моя судьба! – Он сжал руки и чуть не выкрикнул: – Каждую ночь я пытался увидеть это лицо – и вот сегодня я его увидел! Это ваше лицо, Жанна! Это вас я искал всю жизнь – и наконец нашел!
Ну что скажешь в ответ на такое признание? Честно говоря, я растерялась и, чтобы выиграть время и собраться с мыслями, попыталась перевести разговор на более нейтральную тему:
– А откуда у вас эта брошь, вторая?
– А, вы об этом… – Он словно проснулся, небрежно взглянул на бриллиантовую брошь и объяснил: – Как-то я был на одном ювелирном аукционе и увидел ее. Понятно, что я ее купил – ведь это точная копия броши из моего сна. Брошь современная, изделие известного ювелира. Купив, я спросил у автора, что это за вещь, сам ли он придумал ее рисунок. И можете себе представить – он признался мне под большим секретом,
