Не только Стасов, все музыкальные друзья Бородина были огорчены отречением от «Игоря». Они возмущались тем, что он так много времени тратит на академические дела, на научную работу и так мало занимается своим прямым делом — музыкой.
Как-то у сестер Пургольд исполнялись романсы Бородина. Все восхищались этими романсами и стыдили автора за то, что он «не производит ничего нового по музыкальной части».
Бородин писал жене: «Наши музикусы меня все ругают, что я не занимаюсь делом, и что не брошу глупостей, т. е. лабораторных занятий и пр. Чудаки! Они серьезно думают, что кроме музыки не может и не должно быть другого серьезного дела у меня. Милий тебе, вероятно, будет ругать меня».
А вот несколько строк из следующего письма:
«…У меня теперь лабораторный стих: иногда часов до 12 и долее не могу уйти из лаборатории. Зато к ночи так умаюсь, что просто беда. Музыка теперь совсем в загоне. Решительно нет времени. Милий и музикусы на меня сердятся, и первый даже как будто дуется немного».
Но друзья Бородина напрасно сердились; отречение от «Князя Игоря» не было отречением от музыки. В то самое время, когда они ругали его в глаза и за глаза за то, что он не занимается «делом», он уже работал над произведениями, которые превзошли все, что он создал прежде.
Глава двадцать четвертая
ПОБЕДА ВОЙСКА И ПОРАЖЕНИЕ ПОЛКОВОДЦА
В конце 1869 года Бородин, воспользовавшись зимними каникулами, поехал в Москву, к Екатерине Сергеевне.
Едва только он оторвался от всех своих петербургских дел и забот, как музыка снова захватила его.
Как раз в это время в Москве оказался Римский-Корсаков. Они встретились, и Бородин сразу же захотел поделиться с другом своей новой вещью, которую он только что сымпровизировал.
Это была баллада, отличавшаяся от всех других баллад своим реалистическим, современным содержанием. Ее героем был не витязь древних времен, а молодой политический изгнанник. Возвращаясь домой, он гибнет во время бури у самых берегов желанной отчизны.
В фортепьянном сопровождении слышен тревожный, грозный рокот валов, набегающих друг на друга. Это голос стихий. Но с этой темой борется другая, выраженная в вокальной партии. В ней звучит вызов слепым и жестоким силам, которые преграждают путь человеку.
Смелый пловец гибнет. И все-таки в балладе нет пессимизма: она проникнута верой в человека, дерзающего вступать в единоборство с могучими силами природы.
Позже Бородину пришлось изменить первоначальный текст и превратить политического изгнанника просто в молодого пловца, который едет домой с богатой добычей. Это вынужденное изменение сюжета уводило балладу в прошлое. И все-таки каждому было понятно, что речь идет о настоящем.
Вот слова баллады «Море», написанные самим Бородиным:
Море бурно шумит,Волны седые катит,По морю едет пловец, молодой и отважный.Везет он с собою товар дорогой, непродажный.А ветер и волны навстречу бегутИ пеной холодной пловца обдают.С добычей богатой он едет домой:С камнями цветными, с парчой дорогою,С жемчугом крупным, с казной золотой, с женой молодою.
Завидная выпала молодцу доля:Добыча богатая, вольная воляИ нежные ласки жены молодой.Море бурно шумит,Волны седые катит.Борется с морем пловец удалой, не робеет;Казалось, он справится с бурной волной, одолеет.
Но ветер и волны навстречу бегутИ лодку от берега дальше несут.Он силы удвоил, на весла налег,Но с морем упрямым он сладить не мог.Лодка все дальше и дальше плывет,Лодку волною в море несет.Там, где недавно лодка плыла,Лишь ветер гулял и седая волна.
Вернувшись в Петербург, Бородин сыграл эту вещь Стасову. На Стасова она произвела огромное впечатление. «Он ужасно неистовствовал по поводу моего нового романса», — писал Бородин.
А Стасов так отзывался об этой балладе:
«Романс «Море» — это высший из всех романсов Бородина, и, по моему мнению, самый великий, по силе и глубине создания, из всех, какие есть до сих пор на свете».
Но не только Стасов — весь кружок был в восторге от баллады.
Бородин писал жене:
«Произведение это ценится строгими ценителями крайне высоко. Многие, в том числе и Балакирев, считают его выше «Княжны», а это очень много. В самом деле, вещь вышла хорошая: много увлечения, огня, блеску и мелодичности, и все в ней очень «верно сказано» в музыкальном отношении. А я, признаюсь, боялся за эту штуку; все думал, что выйдет коряво, неловко и пр. Вышел эффект совершенно неожиданный. Балакирев и Кюи в восторге. А о Корсиньке и Мусоргском нечего и говорить. Пургольдши с ума сходят от этой вещи. Бах — неистовствует до последней степени; басит мне всякие комплименты…
Штуку эту я посвятил Баху, во-первых, потому что он главным образом интересовался и неистовствовал до появления ее в писанном виде; во-вторых, потому что я хотел смягчить удар, нанесенный решительным отказом и отречением писать «Игоря».
Но Стасова и других друзей Бородина ожидала еще большая радость. Отказавшись от «Игоря», он весь свой пыл перенес на Вторую симфонию. Пусть захлестывали его волны житейского моря. Как герой баллады,
Он силы удвоил, на весла налег.
А силушка у него была богатырская. Недаром Стасов называл его: «силач Бородин».
Он отказался от мысли писать оперу. Но он не мог и не хотел изгнать из своей памяти те поэтические образы, которые вызвало в нем чтение «Слова о полку Игореве» и былин.
Еще в конце XVIII века Кирша Данилов составил сборник «Древние российские стихотворения». Изучению былин положил начало Белинский. В шестидесятых годах, когда особенно усилился интерес к народу и его творчеству, стали появляться сборники былин, которые были завершением работы большого числа исследователей. Былины собирали и записывали Киреевский, Рыбников, Гильфердинг и многие другие.
Здесь, в этих сборниках, Бородин нашел истоки той эпической поэзии, которая так восхищала его в «Руслане» Пушкина и Глинки. Упивались былинами и его товарищи. Недаром Римский-Корсаков еще в 1867 году создал свою симфоническую картину «Садко».
Былины — это был как раз тот материал, который так нужен был Бородину и так хорошо отвечал его дарованию. Когда он их читал, воображение рисовало перед ним сказочный, великанский мир.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});