— Мэрского — посмели, — возразила я. — Но поговорить я с вами хочу не об этом.
— А я с тобой вообще не хочу говорить. Ни о чём!
— Даже о вашем внуке?
В комнате наступила зловещая тишина. На самом деле продолжал работать телевизор, и довольно громко, но его никто не слышал. Мы трое молча обменивались злобными взглядами, и я надеялась, что мой по злобности никому из них не уступает.
— Ладно, — вдруг произнесла старуха нормальным голосом. — Пошли на двор.
— Зачем?
— Топором тебя во дворе зарублю! Вот же, действительно, дура! Говорить там будем! Неужели не понятно? А ты не вздумай подслушивать, а то я не знаю, что с тобой сделаю!
Старуха накинула на себя шубу, не вдевая руки в рукава, и мы вышли во двор, или на двор, как она выразилась. Она уселась на крыльцо, и мне пришлось пристроиться рядом. Тут же возле меня как бы ниоткуда материализовался Барс и ткнулся мокрым носом мне в ладонь. Я начала почёсывать ему за ушами, и пёс довольно заурчал.
— Хватит приставать к собаке! — со злостью потребовала старуха. — Чего ты от меня хочешь? При чём тут мой Юрочка?
— Мне кажется, вы его любите.
— И тебя это удивляет? — она достала портсигар, по виду очень похожий на золотой, зажгла себе сигарету и протянула его мне. — Курить будешь?
— Нет, спасибо. Не выношу табачного дыма.
— А это не табак, — она противно захихикала. — Это другая трава. Точнее, травка. У меня внутри всё болит. Рак, знаешь ли, жестокая штука. А травка немного снимает боль. Ненадолго, к сожалению. Самое обидное, болеть-то там нечему. Всё вырезали. Это называется фантомной болью. Слышала о таком?
— Да. Это когда болит ампутированная нога.
— Вот и у меня так же. К лучшим психиатрам ходила, они мне и таблетки прописывали, и гипноз, и ещё кое-что, чего тебе лучше не знать. И всё без току. Как болело, так и болит. Ночью не получается спать без лошадиных доз снотворного, а днём — бодрствовать без травки. Так не будешь косячок? Не передумала?
— Нет. А удивляет меня не то, что вы любите внука, а то, что вы здесь, а он в Англии.
— Всё потому, что Мэрский — сволочь. Я его просила не отправлять Юрочку за границу, но ему плевать на мои просьбы.
В свете освещающей крыльцо лампочки мне показалось, что в её глазах заблестели слёзы. Но, может быть, только показалось. Я смотрела старуху, и не могла понять, почему в первый раз я так её испугалась. Да, выражение её лица было неприятным, но теперь я знала, что это не злоба, а отражение терзающей несчастную женщину боли. И физической, и моральной.
— Извините, я не знаю, как вас зовут, — сообщила я, ругая себя, что не спросила заранее у губернатора.
— Тебе и не надо знать.
— Но как мне к вам обращаться?
— Никак не обращайся. Это ты хотела со мной говорить, а не наоборот.
— Ладно, пусть так. Я вот чего понять не могу. Ваш муж тоже любит внука?
— Он ещё та скотина, но Юрочку любит, этого не отнять.
— Он наверняка мог помешать Мэрскому отправить сына в Англию. Мэрский от него во многом зависит. Но губернатор этого не сделал. Значит, у него была на то причина. Мне нужно её знать.
— Зачем? Ты пытаешься помочь Мэрскому. Разве ты не знаешь, что он очень плохой человек?
— Вы его назвали сволочью. Мне очень интересно узнать, за что. Но давайте всё по порядку. Сейчас, пожалуйста, расскажите, почему ваш муж не препятствовал отъезду своего и вашего внука за границу.
— А почему ты его об этом не спросила?
— Он отказался отвечать на вопросы, связанные с его семьёй.
— А я, значит, по-твоему, отвечу?
— Не спросишь — не узнаешь.
— Ладно, скажу тебе, — вздохнула она. — Хоть это и выставляет меня не с лучшей стороны. Пару лет назад Юра гостил у нас на Новый год. Он у нас все каникулы проводил. Здесь, всё-таки, воздух почище, чем в городе. И стащил пацан у меня сигаретку, сама понимаешь, какую. Ему ничего не говорили, но молодёжь сейчас продвинутая, и он прекрасно знал, что бабушка курит не табак. Ну, а дальше всё понятно.
— Мне непонятно.
— Подробностей хочешь? Косячок он выкурил, его развезло, и парень начал буянить. В результате я страшно поссорилась с мужем, а Юра тем временем позвонил отцу и наговорил ему всякой ерунды. Мэрский примчался к нам, забрал сына, и осенью мой внучок уже был в Англии.
— Это тогда вы обзавелись синяком под глазом?
— Ты уже и это вынюхала? Хорошо работаешь! Тогда, когда же ещё?
— А потом подослали мужу киллеров?
— Да что за глупости? — старуха почему-то разволновалась. — Василий это был, шофёр наш, и братец его! Какие из них киллеры?
— Судя по результату — никакие, — согласилась я. — Значит, это всё-таки правда? А я, честно говоря, не поверила.
— Не выдумывай! Я попросила Василия набить Мэрскому морду, и всё! За дело, между прочим! Это он мне глаз подбил, гад мерзостный!
— Вы заметили?
— Ты совсем дура? Как можно не заметить, что тебе глаз подбили?
— Я хотела сказать, заметили, кто именно это сделал.
— Да в чём проблема? Муж ни за что бы на меня руку не поднял! А этот гад — совсем другое дело. В лицо, тварь, улыбается, а исподтишка бьёт! А потом ещё перед кем-нибудь другим этим хвастается! Не зря его Мэрским прозвали! Знаешь, что он сделал, когда я хотела навестить Юрочку в Англии? Позвонил в их таможню, и предупредил, что я везу наркотики!
Старуха чем дальше, тем сильнее распалялась, не то от собственных слов, не то от травки. Я же прекрасно понимала желание отца оградить сына от влияния бабушки-наркоманки, и, судя по всему, это отразилось у меня на лице.
— Ты на его стороне, — с горечью произнесла она. — И ты видишь в своём любовнике рыцаря в серебряных доспехах. А напрасно! Думаешь, он только со мной по-скотски себя ведёт? Знаешь, как он потешается над твоей так называемой магией?
— Почему ‘так называемой’?
— Потому что нет никакой магии! Есть только шарлатанство! Ты мне сейчас скажешь, что твоя магия работает, а вот ты знаешь, как именно она работает?
— При помощи Высших Сил, — неуверенно ответила я.
— Нет никаких Высших Сил! Нет, и никогда не было! Их придумала Эвелина, секретарша моего мужа. Она изображает ведьму для одного балбеса, вот и морочит ему голову всякой ерундой! А на самом деле этих Сил нет! Понятно?
— Вы же сами применили против меня заклинание.
— И как, оно подействовало?
— Нет, но вы явно надеялись, что подействует.
— Это потому, что я тогда нервничала, и выкурила на пару сигарет больше, чем нужно. Вот и вела себя, мягко говоря, неуравновешенно.
Я для себя отметила, что старуха, оказывается, обильно курит травку не тогда, когда её терзают фантомные боли, а когда нервничает. Так что, скорее всего, эти боли — её выдумка. Впрочем, этот вопрос меня особо не интересовал, в её словах было кое-что другое, более важное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
