и я был там следом, что говорится. Со своею частью военной. А как вы сбежали? Группой?
– Ромашинские мужики убили часового немца. Не изверга вовсе. Просто тот попал под горячую руку. Это – длинная история. Давай я потом тебе расскажу о ней, если хочешь все знать.
– Ладно. А ты, служа, прямо из Монголии при наступлении попал в Манчжурию, что ли?
– Да мы прямиком пошли. В обход квантунской армии японцев. Ничего невыносимей зимней пурги, какая бывала там, в Монголии, мне еще не приходилось испытывать: жуть какая-то – бьет ветер, сечет снег вперемежку с песком, воздух звенит. Спасение одно: только зарыться в песок и переждать метелище… Но это тоже длинная история – о том, как мы, солдаты, воевали на Востоке. Ты не знаешь, – Валера остановился и сделал над собой усилие: Ведь я отсидел в тюрьме какой-то срок после тамошней военной кампании…
– За что ж?
– Сложное дело. Неумышленно убил местного жителя. Нас, солдат, спешно послали в ночной дозор. Сбежали из лагеря заключенные. И нам велели стрелять на поражение. Со мной старшина караулил у дороги. И в темноте нам послышался шорох и повиделась вроде бы фигура человеческая. Я крикнул: «Стой»! Но фигура не остановилась, слышно побежала. А старшина орал на меня: «Стреляй! Стреляй, стервец! Пойдешь под трибунал»! И я вслепую стрельнул разок из карабина. Не целился. Но попал-таки в сельчанина. И как он, охотник, оказался там впозднь? На суде я взял всю вину на себя. Уж больно жена убитого кричала мне, когда меня видела:
– Убийца! Убийца! – Каково-то мне было это слышать! Разве можно оправдаться?..
А позже дознаватели раскрутили это дело всерьез и меня освободили, как невиновного, выполнившего приказ старшего по званию. А попробуй – не исполни приказ… Еще хуже выйдет… Как ни крути… Потому я и задержался с демобилизацией своей, и не сообщал никому и матери о такой перетурбации со мной. Скверно, конечно. – Валера вздохнул и замолчал.
– Выходит, наша жизнь хрупка, как росток, – заметил Антон. – Стоит цельного внимания.
… Для того чтобы сводить в расходах концы с концами – оплачивать покупаемые строительные материалы, Саша использовал уход из МТС для временного заработка: он периодически выезжал под Зубцов, в большую деревню, где строил дома сам колхоз, который и платил по договору плотникам за их работу даже дороже, чем сами частники. В этой облюбованной деревне, похоже, было так: что не выезжай из нее все лето – и на целое лето хватит плотничать, если подрядился. Такой был период: все повально строились везде; у кого из жителей избенка дышала на лад, кто затеял неотложную новостройку, глядя на других, как бы соревнуясь, кто по-неладному погорел. И Сашина плотницкая бригада делала обсадку сруба быстро: выходили четыре сруба за 2 дня. Сырые дерева очень хорошо рубились – без сучка и задоринки.
Раз Саша только собрался уезжать домой, где ждала его собственная стройка, – прибежала хозяйка прежде отстроенной его бригадой избы; она умоляла сделать гроб: ее столетняя бабка умерла. Дело срочное, особое, неотложное – отказать нельзя, и хозяйка была хорошая, толковая. Надо выручать. Для Саши запрягли воронка в бричку, и поехал он сначала на лесопилку, чтобы доски достать. Он со своим напарником никогда не сколачивал гробы, а тут попались им еще доски неширокие, нецелевые, и пришлось их сшивать между собой, как дно в бочке. Сшивали и дно, и крышку; работа изнурительна – подгонка определенной сноровки и навыков требует. Ну, справились с честью. А перед этим Саша послал своего напарника к заказчице с тем, чтобы снять с умершей мерку нужную, но тот отказался наотрез: боялся мертвых. Тогда он сам обмерил покойницу, немножко припустил: все говорили, что старушка любила одежду просторную.
Когда сделали дно, то хозяйка, глянув, заявила:
– Мал будет гроб, ребятки хорошие!
Тогда рослый, здоровый Саша при ней сам улегся в него и, лежа в нем навытяжку, сказал:
– Ну, смотри, Матрена! Да хоть меня хороните в нем. Гроб-то – как раз! Будет довольна покойница. Ей не тесно будет никак.
XXI
Саша, уже затемно, лежа на постели, сказывал Антону:
– Ты свидетель… Я, дай бог, пыхтел и при лошадях колхозных. Помнишь, зимой-то сорок шестого Михей, наш председатель, загреб нас, ребятню, на лесозаготовки? Тогда исполком, елки-палки, выделил госфондовские лесоучастки, делянки – рубите, стройте жилье! Для лишенцев. Знаешь сам: после немчуры одни головешки везде торчали. Нужна была сила немалая. А у нас-то разор полный, елки-палки: пять-шесть лошадок и двое-трое дровней на обе деревни, а сенца – кот наплакал. Не развернешься. Ведь и на быках ездили, пахали… Да Михей не простак: взял и разом умчал с братвой из глухомани девять возов сена и девять пустых саней… Представляешь! Ну, теперь уж поехали… На заготовки…
– И что ж: расследовали кражу? – спросил Антон.
– Хлипкий следователь был, допрашивал, – слышно ухмыльнулся Саша. – Только, знаешь, прокурор любил бухнуть у Михея, артиста-афериста… Ясно же…
– А где вы лесничили?
– Валили лес на Смоленщине. Недалеко. Где-то около Вязьмы…
– Слушай, где-то здесь и я, пацан, обхаживал угодья Смоленские в сорок третьем – армейские палатки ставили… при нашем наступлении…
– Мы были в Горенках – такая там гора. Рубили стандартные срубы – шесть на шесть метров. А сюда, значит, подвозили и подвозили бревна. За двадцать пять километров. Ближе – не выходило… Итак, ехать сюда и обратно – будут все пятьдесят; кладешь на дровни одно-два бревна длиной по шесть метров – и везешь, верней, лошадка волочет, к месту толоки. И сколько бревен шло на кубометр я знал уже хорошо. Это-то, елки-палки, в свои пятнадцать лет! Без хвастни всякой, поверь…
– А как определялось все? На глазок?
– О, японо-бог, для порядка справочники были. О том, как кубатурник правильнее исчислять. К примеру, кубометр мерился не от комля дерева, а от его вершины: так средняя величина без коры совпадает, еще и сбавляется на плотность древесины. Лес, бывает, и меряют в грудь; обхватывают ствол метром, без спросу на кору. Лесник говорит: «Вот тебе сорок кубометров». Просили-то мы сорок, а свалили дерева – получилось, елки-палки, сорок семь кубометров; но семь из них ушло на плотность, ты кумекаешь?
– Не очень-то…
На опушках растет баклушечник – не строевой хвойный, сучковатый лес. А его, пожалуйста, продают. И на дом-избу сейчас и такого не сыщешь: все кругом строятся, ты видишь. Ну и, значит, как мерить по комлю, по верхушке дерева? В среднем рощевой лес – если мерить с корня на шесть метров,
