дочери Богдана Статкевича, имевшего маетности в Оршанском повете; а младший сын Константин женился на дочери Ивана Мещерского, и оба они хотят бить челом царю о маетностях. Итак, семья Выговских, предвидя близкий конец гетмана, явно пролагала пути к своему дальнейшему возвышению и обогащению и усиленно льстила московскому правительству.
3 июня окольничий и дьяк приехали в Чигирин. За 10 верст их встретил миргородский полковник Григорий Лесницкий среди казацкого табора и сообщил, что он назначен наказным гетманом и собирается в поход против крымского хана, который стоит недалеко со своей ордой; сообщил также, что казаки очень опечалены слухом о гневе на них царского величества, который «не весть за какие вины» хочет послать на них свою рать. Окольничий и дьяк отвечали, что подобные слухи распускаются недобрыми людьми для ссоры, и советовали таким воровским, смутным речам не верить. За пять верст от Чигирина встречали их сын Богдана Юрий, писарь войсковой Выговский и есаул Ковалевский с отрядом конницы. Юрий, писарь и есаул сошли с коней и приветствовали окольничего с дьяком, вышедших из рыдванов, после чего все сели на коней и отправились в город. На другой день гетман прислал двух богато оседланных коней за царскими посланцами; но сам он не вышел к ним навстречу, а принял у себя в избе, по-видимому лежа на постели, так как был очень слаб. После обычных приветствий от царского имени посланцы вручили гетману государеву грамоту и раздали подарки ему, писарю, есаулам и наличным полковникам; а затем просили гетмана выслушать о государских делах, о которых им наказано говорить. Богдан сослался на свою «велику скорбь» (болезнь) и сказал, что он велит выслушать их войсковому писарю. Но москвичи настаивали на точном исполнении своего наказа. Гетман отложил разговор о делах на то время, когда ему будет полегче; а между тем попросил гостей у него откушать. За обедом их потчевали жена гетмана Анна и дочь Катерина, бывшая за Данилом Выговским. Гетман тут же лежал на постели. Он велел налить себе серебряный кубок венгерского вина, встал, поддерживаемый другими, и выпил чашу за здоровье государя, проговорив многолетие ему, царице, всему царскому семейству, патриарху, боярам и христолюбивому воинству, после чего опять повалился на постель. После обеда Выговский и Ковалевский проводили московских гостей до господы, и тут еще от имени гетмана потчевали их винами венгерским и волошским.
После того, за болезнию гетмана, переговоры с московскими посланниками начал вести писарь Выговский. Они настойчиво расспрашивали его, зачем гетман заключает союзы со шведским королем, Ракочи, волошским и мутьянским владетелями; а Выговский повторял все ту же историю, что вследствие Виленского договора и слухов о возвращении Украйны под польское владычество старшины и все Войско Запорожское очень опечалилось, и потому гетман начал ссылаться с соседями и заключать союзы, чтобы предупредить злохитрых поляков, которые могли бы соединиться с теми же соседями против Войска Запорожского. Посланники, конечно, отрицали всякую возможность отдачи царем Украйны назад ляхам. В дальнейших переговорах, как заместитель гетмана, принял участие его сын Юрий. Тогда посланцы, согласно с наказом, напомнили вкратце всю историю добровольного присоединения Малороссии к Москве и присягу казаков на верность царскому величеству, а потом совместную войну против поляков и государево жалованье, и упрекали гетмана за союз с царским неприятелем и еретиком, то есть шведским королем. Юрий и Выговский передавали речи гетмана и приносили от него ответы. В заключение он позвал к себе посланных и тут лично повторил те же речи, то есть что со шведским королем у него дружба и приязнь давняя и шведские люди правдивые, что он верно служил его царскому величеству и удерживал крымского хана от нападения на московские украйны, что примирением с поляками царь отдавал казаков в их руки; что слух есть, будто он даже послал им 20 000 рати на помощь против казаков, шведов и Ракочи. Была еще спорная статья о московских воеводах и малороссийских доходах; гетман уверял, будто с В.В. Бутурлиным у него было условие, чтобы московским воеводам быть только в Киеве, а доходы с Малой России так незначительны, что едва хватит на кормы иноземных посланников и на разные войсковые потребы. Между прочим, любопытны следующие слова: «Диво мне, что ему, великому государю его бояре ничего доброго не порадят; коруной польской еще не обладали и о миру в совершение еще не привели, а с другим панством, с шведы, войну начали!» В это время на глазах у московских посланников в Чигирин приехали послы от шведского короля и от Ракочи и имели аудиенцию у гетмана 12 июня. Московские послы усердно разведывали, зачем те приехали; но им отвечали, что просто за подтверждением любви и дружбы. На следующий день Хмельницкий опять позвал к себе на обед московских гостей. Тут опять происходили счеты и взаимные притязания по поводу разных столкновений и недоразумений между казаками и московскими ратными людьми (отчасти уже приведенные выше), а также по поводу неудачной осады Гусятина и Львова, которых Хмельницкий, очевидно, щадил. Гетман хотя волновался и делал возражения, однако постоянно повторял, что он не думает отступать от московского царя и будет верно служить ему «и впредь, до кончины живота своего».
А кончина эта не замедлила: спустя месяц с небольшим, 27 июля, казацкий батько в Чигирине отошел в вечность. Он был погребен в своем любимом Суботове.
Что же представляет собой Зиновий Богдан Хмельницкий как исторический деятель?
Потомство более или менее признавало его почти великим человеком. Однако в последнее время слышатся несогласные мнения; указывают на его двоедушие и политическое коварство, вообще на неустойчивость в отношениях к московскому подданству, в особенности на честолюбивые, своекорыстные и эгоистические стремления, на его гибельное пристрастие к спиртным напиткам и тому подобное. Все это до некоторой степени справедливо, и тем не менее Хмельницкий является в новые века самым крупным политическим представителем малорусской народности, совмещавшим в себе наиболее типичные черты этой народности в эпоху польского культурного влияния. Деятельность подобных людей, выдвинутых из народной среды условиями времени и собственными талантами, нельзя подводить под какую-либо определенную программу. Личные обстоятельства толкнули его на борьбу с польским игом, а общественные условия создали ему благодарную почву для этой борьбы; но нужны были необычайные изворотливость и энергия, чтобы умело воспользоваться обстоятельствами, справиться со всевозможными кознями, затруднениями и препятствиями, выяснить средства и цели, найти себе союзников и довести до конца свои начинания. В отношении к соседним народам и в приобретении союзников Хмельницкий обнаружил замечательные дипломатические способности; на полях битв он проявил большие
