Джордж помрачнел. Взгляд его стал рассеянным, как у человека, погрузившегося в воспоминания.
— Это было весьма… Вся эта история, в ней мало приятного, и вообще она странная, — заговорил он снова. — Существо, явившееся на позор и поругание одному, для других оказалось величайшим счастьем. Никогда не мог понять своего, отношения к этому. Единственное, что я вынес из этой истории, — что в будущем должен быть осторожнее.
Он встретил взгляд Рут, улыбнулся, и она поняла, что мысли его вернулись в настоящее.
— Все это произошло еще до встречи с тобой, — сказал он. — Парню теперь одиннадцать лет. Я тогда был совсем юнцом. И в конце концов… Ну, если хочешь знать, что я думаю о тех женщинах, с которыми был близок, то я часто даже сожалел о том, что сходился с ними. Вот, например, Коринна… Не удивлюсь, если, вернувшись в Лондон, обнаружу, что на моем месте уже прочно обосновался новый содержатель.
— Джордж! — воскликнула Рут с упреком. Она пыталась быть строгой, но с души у нее свалился огромный камень. И все же некоторые сомнения у нее оставались, ибо она не могла представить себе, что какая-то женщина так легко могла бросить Джорджа ради другого мужчины.
Он криво усмехнулся и сказал:
— Истина в том, что единственным моим желанием .было любить женщину и быть любимым, а не просто заниматься с ней любовью. С тобой у меня случилось это лишь однажды — сегодня ночью…
— Если б я знала, что причиняю тебе боль… Но просто я многого тогда не понимала, а может быть, и не умела еще любить.
— Рут, я все понимаю… Но когда я потерял тебя, то не просто страдал, а был в ярости. И любовниц заводил как бы в отместку тебе, но мне это никогда не приносило радости. Поначалу казалось, что стало легче, но потом каждый раз обнаруживалось, что я имею дело с холодной пустышкой, а не с человеком. А Коринна, вероятно, поставила себе целью стать чем-то большим, чем просто женой какого-нибудь викария, и лихорадочно пытается достичь этой цели. Хотя с ее легкомыслием и пустотой… не знаю, сможет ли она добиться чего-нибудь.
— Она красивая?
— О да, — ухмыльнулся Джордж. — Но у нее совсем нет сердца. — Он положил руку на грудь Рут, и она почувствовала, как отозвалось на прикосновение любимого ее собственное сердце. — А никакая красота, даже самая совершенная, не может заменить отсутствие этого органа. Возможно, если она полюбит кого-нибудь и душа ее однажды проснется, окажется, что и она прекрасна.
— Я понимаю, — пробормотала Рут, решив не задавать вопроса, который давно вертелся у нее на языке.
Но он все равно ответил на этот безмолвный вопрос:
— Да, Рут, ты прекрасна. Не представляю, сколько раз я должен повторить тебе это, чтобы ты мне однажды поверила.
— Но ты любишь меня, — возразила Рут, хотя его слова несказанно обрадовали ее. — Любишь, потому так и говоришь…
— Нет, Рут, хоть мне и действительно трудно смотреть на тебя без пристрастия, но я еще способен на это. Надеюсь, ты не забыла, что я не только влюбленный, сердце которого без остатка поглощено тобой, но еще и до некоторой степени художник? Хочешь, я докажу тебе это?
И, открыв тетрадь, он начал ее рисовать.
Рут не старалась позировать, зная по опыту давно минувших лет, что Джордж не нуждается в неподвижности модели, а схватывает сходство на лету, не опасаясь, что какая-нибудь мелочь ускользнет от его пера. И еще одно. Теперь, не совсем понимая почему, она совершенно перестала стесняться его, хотя раньше всегда чувствовала себя при нем как-то скованно и ничего не могла с этим поделать. Теперь она спокойно сидела перед ним, удобно откинувшись на спинку скамьи, нагретой солнцем, и задумчиво глядя сквозь оголенные ветви сада куда-то вдаль. О чем она думала? О любви? Нет, она размышляла о том, какое удовольствие ей всегда доставляла работа в саду, и, хотя понимала, что здесь для ухода за цветами и деревьями хватает рук и без нее, все же надеялась, что, возможно, и ей найдется в этом саду уголок для любимого дела.
Она улыбнулась, поймав себя на столь дурацкой мысли, но потом, почти неожиданно, осознала, что теперь здесь и ее дом. Внезапно Рут охватила такая радость, что ей захотелось вскочить и помчаться, дабы дать выход переполнявшей ее энергии. Желание это оказалось таким настойчивым, что она едва сдержалась, для чего ей пришлось ухватиться руками за колени. К тому же она вспомнила, что Джордж ее рисует, взглянула на него и увидела, что он всецело поглощен своим занятием. Наконец он отложил перо. Рут, посмотрев на тетрадный лист, с нетерпением протянула к нему руку.
— Можно мне посмотреть?
— Конечно. — Он уже собрался передать ей тетрадь, но посмотрел куда-то и улыбнулся. Рут обернулась и увидела Кору и Майкла, неторопливо идущих к ним. Майкл чинно поддерживал Кору под руку, но вид у обоих был безмерно счастливый, что сразу же бросалось в глаза.
— Кажется, это утро всем принесло успокоение, если не сказать больше, — пробормотал Джордж, передавая тетрадь Рут.
Она посмотрела на рисунок и увидела себя глазами возлюбленного. Голова приподнята, она видит перед собой что-то хорошее, а за ней все еще бушует ураган. Но на лицо, коснувшись щеки, упал пробившийся луч зимнего солнца и озарил ее теплом и счастьем.
— Рут, ты пережила бури, ненастье и тьму, — нежно произнес Джордж. — Теперь для тебя настала пора возвращаться к свету. Нет, правильнее сказать, настала пора нам возвращаться к свету. Потому что, где бы ты ни была и что бы ни делала, я всегда буду с тобой. Всегда.
