хотел в этом признаваться, но идти по пустынной улице от автобусной остановки было страшновато, и он обрадовался шуму, потому что это значило, что там есть люди, пусть даже слышащие. В конце ряда складов одна из решеток была наполовину поднята, и он последовал за Чарли, которая толкнула массивные металлические двери и впустила их.
Внутри Чарли что‐то сказала женщине устрашающего вида со штангой в носу; женщина указала на дальний левый угол, а потом протянула им обоим крошечные пластиковые стаканчики, похожие на те, которыми пользовался стоматолог Остина. Содержимое пахло примерно как листерин, но Остин все равно опрокинул стаканчик в рот. Чарли уже пробиралась сквозь толпу, и он взял ее за руку. Она посмотрела на него через плечо, белки ее глаз и зубы в ультрафиолетовом свете отливали синим. Здесь, в темноте, в удушающей жаре, он почувствовал, как ночь широко распахнулась навстречу возможностям. Он был рад, что не рассказал Чарли о закрытии школы, пусть даже только из трусости.
Они добрались почти до самой сцены, когда Чарли остановилась, и оказались перед динамиком в человеческий рост, от которого у Остина колени стали ватными. Она отпустила его руку, обняла парня с неровно подстриженными черными как смоль волосами, стукнулась кулаками с другим, у которого был фиолетовый ирокез, и осторожно кивнула в знак приветствия девушке, стоявшей между ними.
С-л-э-ш, Л-е-м, С-и-д, – сказала она через некоторое время, по очереди указывая на каждого из них.
Остин помахал им. Тот, кого звали Слэш, протянул руку, и они обменялись рукопожатием. Остин назвал свое жестовое имя и посмотрел на Чарли, чтобы та перевела.
А, – сказал Слэш и повторил его жест. – Отлично.
Между Слэшем и Чарли было что‐то такое, чего Остин не мог себе объяснить: как будто воздух приобретал вязкость, когда они приближались друг к другу, а это на танцполе происходило все чаще. Он принял вызов: выпил им назло два шота и затянулся тем, что было в вейпе парня с ирокезом, но их динамика все равно его раздражала.
Спокойно, подумал он. Расслабься. Он провел пальцами по шее Чарли так невесомо, как только мог, и почувствовал, как она вздрогнула.
Еще раз, откуда ты знаешь этих ребят?
Долгая история, – сказала Чарли.
Из школы для слышащих?
Они старше нас.
Церковь?
Чарли нахмурилась, но непонятно, было ли это вызвано мыслью о церкви или продолжающимися расспросами.
Колония для несовершеннолетних?
Она вздохнула.
Они – группа, – сказала она наконец.
Типа музыкальная?
Я познакомилась с одним из них в Джеффе. Ты знал, что панк-группы раньше арендовали клубы глухих и давали там концерты?
Я слышал об этом, – сказал он.
Ну конечно.
Она закатила глаза, словно поддразнивая его, но он видел, что она немного задета. Его мама любила хвастаться тем, что видела “Клэшей” в клубе глухих в Каламазу, но он решил, что об этом лучше пока не говорить.
Я так сильно отстаю во всем. Даже самый глухой ученик в школе знает о музыке больше меня.
Нет, не знаю.
Ну да, конечно.
Я не знаю, как это звучит.
Она помедлила.
Ну и как?
Нашел у кого спросить.
Нет, правда – ты же что‐то слышишь, да?
Не так, как слышащие люди.
Все равно. Каково это?
Чарли подняла глаза к потолку, как будто ответ был написан у нее над головой. Весь зал вокруг них был пронизан музыкой.
Это раздражает. То есть идет поток информации, и я очень стараюсь в нем разобраться, но все равно ничего не понимаю. И она ускользает – движется, меняется, так что, когда я понимаю одну вещь, еще три проходят мимо. А еще, когда люди видят КИ, они ждут, что я буду слышать как нормальный человек, поэтому говорят быстро, прикрывают рот…
Да, звучит… не очень.
Ага.
Но пытаться уследить за разговором – это не то же самое, правильно?
Он указал на динамики. Музыка казалась ему немного однообразной, но он понимал, что кому‐то эта равномерность может нравиться.
Это…
Она повторила движение его руки.
Офигенно. Но здесь я отключаю имплант.
Ты никогда не слушаешь?
Зачем портить то, что и так хорошо?
Потом были еще шоты, еще затяжки из вейпа Сида. Следуя примеру Чарли, Остин проглотил маленькую белую таблетку, которую ему передал кто‐то из ребят. Чем больше он пил, тем более приятными ему казались новые знакомые – они были уверены в себе и двигались так, будто не сомневались, что делают все как надо, хотя многое из того, что они вытворяли на танцполе, выглядело довольно неуклюже.
Когда Слэш выцепил себе какую‐то девушку из толпы – им ее не представили, – настроение Остина значительно улучшилось. Он крепко прижимался к Чарли, пока они танцевали, стараясь не обращать внимания на то, что она трется о него все яростнее каждый раз, когда Слэш засовывает язык в рот той девушке. Остин не мешал ей изгонять из себя то, что было между ней и Слэшем. Зал кружился, время тянулось лениво, он закрыл глаза и ограничился двумя чувствами – обонянием и осязанием, чтобы ощущать только запах соли и тепло.
Но потом, когда действие наркотиков начало ослабевать, ревность вспыхнула снова. Слэш похлопал Чарли по плечу и спросил ее о чем‐то, чего Остин не смог разобрать.
Он говорит, у них есть сюрприз. Хочешь пойти? – спросила Чарли.
О-к, – сказал он, стараясь не выглядеть слишком заинтересованным.
Отлично, – сказал Слэш и протянул им обоим еще по стаканчику.
Хотя на складе куртка, к счастью, не понадобилась, снаружи было холодно, и Остин натянул шапку пониже на уши.
Куда мы идем?
В их дом.
Он видел, как Слэш и Лем пробрались за лист фанеры и скрылись в одном из заколоченных домов, на что Чарли никак не отреагировала. Они вернулись, неся с собой каждый по коричневому бумажному пакету, и с ними вышел третий парень.
Г-р-е-г, – сказала Чарли.
Слэш сунул свой пакет под мышку, свободной рукой изобразил пару маленьких взрывов. Грег и Сид бросились бежать, Сид махнул Чарли и Остину рукой, чтобы те следовали за ними. Чарли что‐то сказала вслух, Слэш возразил и пустился догонять своих друзей, которые
