по проезжей части медленно катится снегоуборочная машина. Со вчерашнего вечера намело такие сугробы, что продвигаться по дороге было проблематично даже моему джипу.
Дверь за спиной открывается, и мимо меня проходят Амелия и два ее адвоката. Чиркнув по мне полным ненависти взглядом, она спускается по ступеням и широким шагом идет к своей машине.
Позади уже второе судебное заседание. Шансов выйти сухой из воды у нее нет. Светят выплаты компенсаций и условный срок. Помимо этого ей угрожает Емельянов. Как она собирается с ним разбираться, я не знаю, и знать не хочу, но от себя напомнил ему, что яйца его теперь у меня в кулаке.
Снегоуборочная машина проезжает мимо, и на ее место тут подъезжает Миша.
Сажусь на пассажирское и вынимаю из кармана телефон. Несколько пропущенных по работе, от Маши — ничего.
Наши встречи продолжаются уже почти два месяца. Раз в неделю мы встречаемся в гостиницах по ее инициативе. Чаще жестко трахаемся, иногда занимаемся любовью, и никогда не разговариваем. На любое мое проявление чувств она тут же закрывается и уходит в себя.
Я чувствую, что она еще любит, я читаю это в ее глазах, но как добраться до ее сердца, совершенно не представляю.
Мы забуксовали. Маша боится.
От грустных мыслей отвлекает телефонный звонок.
— Да, Глеб.
— Здорово! Ну все, деньги на счете! В добрый путь, братан!
— Отлично. Давайте там, времени не теряйте.
Я инвестировал в их очень крутой проект. В долю не вошел, но удовлетворение получил немалое. Тянет меня, все-таки, в то направление.
В голове мелькает мысль предложить пацанам отметить это дело, но сегодня пятница, и я очень надеюсь на сообщение от жены.
— Ты в офисе? Я могу подскочить, — предлагаю Глебу.
— Да, нет, у нас сегодня сокращенный день, мы у меня на даче собираемся.
Раньше нас с Машей тоже всегда приглашали. Днем катались на лыжах, а вечером жарили мясо и парились в бане.
— Понятно.
— Рус, ты не в обиде, я надеюсь?
— Нет, конечно, — отвечаю я, — отдыхайте, в понедельник созвонимся.
— Рус, тут просто… Маша с нами…
Бл*дь! Значит, встреча на этой неделе отменяется.
— Маша?.. — тяну время, отчаянно намекая на приглашение.
— Да… сам понимаешь… Я хотел тебя позвать, но Светланка говорит, будет неудобно…
— Ну, да. Я понял.
Собираюсь попрощаться и отключиться, как меня осеняет и тут же бросает в холодный пот.
— Волков с вами?
— Нет… Маша одна.
Дышать становится легче. Попрощавшись, отключаюсь и обращаюсь к Мише:
— Планы немного меняются. В офис не едем.
— Домой?
— Да. А потом загород меня отвезешь.
Дома быстро собираюсь, по пути на дачу Резниковых заезжаю в супермаркет.
На место прибываю уже затемно. На стоянке под высоким каменным забором стоят машины Просекиных и Маши. Из-за забора доносятся голоса и смех, пахнет жареным мясом.
Нажимаю на кнопку звонка и жду, когда мне откроют. Слышу лай собаки, а следом калитка отворяется и передо мной встает Глеб.
Задрав брови, неверяще усмехается.
— Сюрприз, — скалюсь я.
— Света меня убьет, — проговаривает он тихо, отходя в сторону и пропуская меня внутрь.
— Не убьет…
— Маша может психануть.
Идем по вычищенной от снега дорожке. Я впереди, Глеб — за мной.
Может, еще как может. Только друзьям нашим общим это вряд ли продемонстрирует. Скорее, сделает вид, что не замечает моего присутствия. Но я согласен даже на это.
Проходим мимо заснеженных елей и останавливаемся перед широкой террасой. Голоса стихают.
Вижу боковым зрением, как Глеб разводит руками.
— Всем привет!
— Привет, — обескураженно улыбается хозяйка дома.
В белой вязанной шапке, голубой куртке и белых сапожках выглядит как Снегурочка. Просекины, видимо, только что перестали кидаться снежками. Лицо Олега мокрое, Иры — румяное и довольное.
Маша, сидя на корточках у детских санок, мажет по мне безразличным взглядом и, склонившись над сыном Глеба и Светланки, поправляет на его голове капюшон пуховика.
— Опоздавшему штрафную! — восклицает Просекин и стремительно идет ко мне.
По-дружески обнимаемся. У них с Ирой перемирие сейчас, все леваки прекратили и, кажется, даже ходят к семейному психологу. Соответственно, и настроение его в последнее время благодушное.
— Глебас говорил, не будет тебя… — бормочет тихо.
— Ага… а я все равно приехал.
— Молодец. К Машке подкатить хочешь?
— Посмотрим…
Потом целую в щечки дам и тащу сумки в дом.
— Здравствуй, Маша, — посылаю в спину.
— Здравствуй, — прилетает в ответ.
Головы в мою сторону даже не поворачивает. Подхожу ближе, чтобы поздороваться с пацаном Резниковых Петей.
— Он спит, — говорит шепотом Маша.
— Подрос.
— Да, полтора года.
Все, замерев, смотрят только на нас. Маша сильно смущается, нервно кусая губы, прячет блестящие глаза.
Чувствую укол вины. Может, и права была Света. Не стоило мне приезжать и портить жене выходные.
Но… бл*дь, я тоже не железный. Сил сидеть и покорно ждать ее сообщения больше не осталось.
Поднявшись, ухожу в дом. На кухне выставляю на стол все, что привез с собой.
— Ночевать останешься? — спрашивает Глеб, откупоривая бутылку с виски.
— Если не выгонишь.
— Значит, будешь на диване в гостиной спать.
— Без проблем.
Наполнив два бокала, один протягивает мне. Выпиваем, а потом в дом заходят все остальные. Друзья увлекают меня в теплую лоджию потрындеть о делах. Ира и Светланка накрывают на стол, а Маша играет с Петрухой. Затягиваясь табаком, украдкой поглядываю на нее через окно.
Почему мы не завели ребенка раньше? Маша ведь просила, а я все уговаривал подождать год — другой. Может, теперь все иначе было бы?
Выпустив струю дыма, щурюсь и стряхиваю пепел. Олег с Глебом громко хохочут над новым анекдотом. Я же снова смотрю на Машу. Она берет малыша на руки, а тот пытается дотянуться до заколки в ее волосах.
Как иначе? Как у Черенцова с его женой? Жить и мучиться догадками, простила она или терпит тебя из-за ребенка?
Нет. Так не хочу.
Хочу, чтоб сама родить от меня захотела. Это и будем свидетельством ее прощения.
— Как у вас? — проникает в уши голос Олега.
Поворачиваюсь к нему и вижу, что он смотрит туда же, куда и я.
— Никак. А у вас? — перевожу тему.
— Пока норм. К психологу два раза в неделю ходим, — вставляет в зубы сигарету и жестом просит прикурить.
Чиркаю зажигалкой.
— Надоело сраться, — продолжает он, — надо уже потомством обзаводиться.
— Ребенок не поможет, если между собой все не решите, — заявляет Глеб.
— Ирка так же говорит. А я сына хочу.
Глеб скептично ухмыляется. Не верит в перерождение Олега. Я тоже. Мы его с молодых соплей знаем — кобелем он был всегда. Умудрялся
