она смотрит на меня с обеспокоенным выражением лица.
— Я никуда не уйду, — говорит она так, словно у нее есть прямая связь с моими мыслями.
Я хочу сказать ей, что знаю, что это не так, но не могу. Мой рот не может подобрать слова. Мне никогда не сопутствовала удача, и я боюсь, что если я скажу это, то сглажу, и она снова уйдет.
Поэтому я молчу, двигаюсь, чтобы устроиться поудобнее, и заставляю себя закрыть глаза.
Когда это происходит в третий раз, я решаю просто не спать всю ночь, но у Лейкин, похоже, есть идея получше. Она садится, проводит пальцами по волосам и придвигается ближе. Я наблюдаю, как она наклоняется ко мне, случайно касаясь своим телом моего лица. Это сразу же заставляет меня захотеть ее, но она на задании.
Она открывает ящик тумбочки, лезет туда, и я слышу безошибочный звук наручников. Я купил их после нашей небольшой стычки с полицией на аэродроме, но сегодня они будут использоваться по-другому.
Когда она начинает отходить, я не могу удержаться. Я тянусь к ней, кладу руку на ее шею и притягиваю ее к себе. Ее губы прижимаются к моим, и мы оба вздыхаем. За этим не было никаких намерений. Я не пытаюсь залезть к ней в штаны, хотя, видит Бог, мне этого хочется. Это просто мягкий, нежный поцелуй, потому что я не мог больше сопротивляться.
— Хейс, — вздыхает она. — Что мы делаем?
Я целую ее еще раз, выигрывая время, чтобы придумать ответ, но у меня его все еще нет. — Мне очень жаль.
Она качает головой. — Не извиняйся. Не за это.
Перевернувшись на бок, я раскрываю ей объятия, и она скользит вниз, чтобы поудобнее устроиться рядом со мной. Я, наверное, запутал ее до смерти. Да я и сам запутался.
— Я еще не разобрался со всем этим в своей голове, — пробормотал я. — Я не знаю, что будет дальше, но я знаю, что мне нужно было поцеловать тебя.
Этого мало, но для нее достаточно. Она удовлетворенно выдыхает и прижимается ко мне ближе, а затем берет мое запястье и застегивает на нем один из наручников. Затем она надевает второй на себя.
— Вот так, — решительно говорит она. — Теперь я никуда не смогу уйти, а ты сможешь немного поспать.
Ухмылка расползается по моему лицу, когда я пользуюсь возможностью поиздеваться над ней. — Наверное, мне следовало упомянуть, что у меня нет ключа от них.
Но она не испугалась, как я думал. Она даже не открывает глаза. Она просто хмыкает.
— Тебе что, все равно? — спрашиваю я.
— Нет, — устало отвечает она. — В мире есть вещи похуже, чем быть прикованной к тебе.
Эта мысль звучит в моей голове по кругу, пока я засыпаю с улыбкой на лице. И если это будет лучший сон за последние полтора года, то так тому и быть.
Прошла примерно неделя, но план Кэма действительно работает. Он состоял из нескольких этапов, и сотрудничество Оуэна только еще больше подтвердило его преданность. Сначала он зашел в бар, где, как он знал, находился брат Айзека, но не признал их. Он сделал вид, что напился, а затем принялся поливать дерьмом Shore Break, после чего заявил, что мы с Кэмом — придурки, которые ничего не смыслят в управлении баром.
После этого появление Айзека было лишь вопросом времени. Он сделал вид, что это просто совпадение, что они столкнулись, и сказал, что приехал всего на пару недель. Оуэн сделал вид, что поверил каждому слову, и искренне изобразил, что рад его снова видеть.
Завоевать доверие Айзека было несложно. В конце концов, они были хорошими друзьями, пока он не зашел слишком далеко в этой войне против меня и Кэма. Поэтому, когда Оуэн позвонил Айзеку и попросил его приехать поиграть в видеоигры, сказав, что столкнулся с Кэмом в магазине и чуть не набил ему морду, Айзек не смог устоять.
Мы сидим совершенно тихо, не высовываясь из-за двери, пока ждем его прихода. Нет слов, как сильно мне хочется наложить руки на этого урода.
Из-за него ушла Лейкин.
Из-за него Кэм чуть не попал в тюрьму.
Из-за него Мали до сих пор не хочет оставаться наедине с мужчиной, если это не Кэм или я.
Все, что с ним сейчас произойдет, он, блядь, заслужил. Он может думать, что мстит за смерть своего друга, но все, что он делает, это дает мне повод избавить мир от еще одного ублюдка, который, размножаясь, сделает мир только хуже.
Вслед за стуком в дверь раздается голос Айзека. — O, это я. У меня есть пиво.
Я поворачиваю кепку так, чтобы она сидела на голове задом наперед, пока Оуэн идет ее открыть. Он смотрит на нас, чтобы убедиться, что мы готовы, и поворачивает ручку. Входит Айзек, как будто он живет своей лучшей жизнью, одной рукой он бьет Оуэна по кулаку, а в другой держит упаковку с шестью бутылками.
— Как дела, дружище? — спрашивает он. — Жаль, что ты не ударил этого урода. Он это заслужил.
Кэм мрачно усмехается. — Да, очень жаль.
Глаза Айзека расширяются, но прежде чем он успевает пошевелиться, я хватаю его и бросаю к стене. Мой кулак врезается ему в живот, и он сгорбился от боли.
— О, прошу прощения, — притворно беспокоюсь я. — Больно? Давай я тебе помогу.
Я толкаю его голову вниз, и мое колено поднимается, ударяя его по лицу и ломая ему нос, точно так же, как он сломал мой. Кровь вытекает, и он смотрит на Оуэна в поисках помощи, но не находит ее.
Не для того он затеял это дерьмо.
Кэм смотрит на пиво, которое упало на пол, когда я ударил его коленом в лицо, и бросает взгляд на Айзека. — Вот это уже нарушение правил вечеринки.
Он подходит, берет одну бутылку из упаковки и ударяет ее о стол, чтобы сорвать крышку. Когда ты владеешь баром, у тебя это хорошо получается. Все, что угодно, лишь бы облегчить себе работу. Хотя, скорее всего, нам придется заменить барную стойку раньше, чем следовало бы.
Сделав глоток, Кэм вздохнул с облегчением. — Не бери в голову. Мы в порядке.
Я закатываю глаза и обращаю свое внимание на Айзека. — Ты играл в свою маленькую гребаную игру, но сегодня она закончится.
Он поворачивает голову в сторону, чтобы сплюнуть кровь на пол Оуэна. — Я не понимаю, о чем ты, блядь, говоришь.
Да, я этого
