Сообщество гномов, говорил он, велико территориально, многочисленно, обладает весьма серьёзными ресурсами. Оно благополучно, безопасно и стабильно… и у всего этого, как водится, есть оборотная сторона. В частности, пресловутая стабильность сама по себе хороша уже потому, что не требуется беспокоиться о завтрашнем дне. А средний гном вполне уверен в том, что даже если вот лично он внезапно и скоропостижно скончается — его ближняя и дальняя родня, его город и его народ останутся. Притом останутся всё так же благополучны — ещё годы, века…
Тысячи лет. А то так и миллионы!
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться. Дети растут, мужчины и женщины трудятся, старики наставляют их всех и понемногу готовятся к переходу во владения Даррона Молоторукого, Вечного Кователя.
Во всём этом нет ничего плохого, наоборот, но…
Если гномы вполне готовы изображать каменную стойкость в потоке перемен — мир, увы, не склонен соперничать неизменностью с горами.
Сравнительно недавно, если говорить об исторических масштабах времени, гномы очень надолго, если не навсегда утратили стратегического союзника: Империю людей. И даже не важно, могли они предпринять что-то для смягчения её падения или нет. Важен сам факт: союзник их — пал. И не показывает признаков нового возвышения. Причём как раз с новым возвышением гномы могли бы помочь, средства есть… но куда там. Не помогали и не помогают. Причин тут много, не всем людям хочется помочь, всяких императистов с гуманистами, скорее, жаждется засунуть в грибной компост поглубже и бить по головам, если полезут наверх, но… но!
Ещё меньше времени, чем с падения Империи, всего-то половина тысячелетия, минула с момента, как в Подземье возникли и расплодились нагхаас. И ведь на заре возвышения этих паразитов, скорее всего, один лишь экспедиционный корпус любого из гномьих городов мог растоптать чешуекожих, стерев их в ядовитую грязь, в мясо — начисто. Веком позже столь лёгкой прогулки уже не вышло бы, пришлось ударно мобилизовать настоящую армию. И, тем не менее, четыре века назад для парирования угрозы ещё хватило бы сил одного города.
Даже три века назад хватило бы! Просто триста лет назад город, который уничтожил бы нагхаас, расплатился бы за это деяние половиной взрослого населения. А двести лет назад окончательное решение вопроса чешуекожих опустошило бы города целого союза, скажем, того же Гранита. Или Кальцита. Сто лет назад? Что ж… мобилизовав уже не один город и даже не один этнический союз, а весь вид, всех гномов всех городов, с огромными, многомиллионными потерями — нагхаас всё же удалось бы уничтожить полностью.
Сейчас?
Поздно. Слишком, грыштха, поздно!
Ныне нагхаас, если верить глубинной разведке, уже стали сильнее. И всё же можно было бы поднять Оборонительный Союз Союзов, всех профессиональных Воинов и добровольцев, нанять за ценные артефакты и алхимию алуринов и людей. Всеми возможными силами, дружно, навалиться на общего врага! Ударить так, чтоб если и не решить проблему окончательно, то хотя бы отбросить возможности нагхаас ко временам многовековой давности! Чтобы чешуекожие сидели в оставленных им из милости убежищах, травили друг друга, не смея хвоста высунуть, и трепетали от перспективы новой, окончательной уже и последней — для них — атаки…
Но гномы продолжают медленно и планомерно наращивать численность. Медленно, даже слишком медленно — в ситуации, когда явный смертельный враг плодится в разы, а то и десятки раз быстрее. Так разве не очевидно, что консерватизм в подобной ситуации гибелен? Разве не выглядит пассивность правящей верхушки странной, а то даже, говоря прямо, суицидальной, если не вовсе предательской?!
— Возможно, — примирительно сказал Мийол, — ваши лидеры знают о нагхаас нечто такое, чего не сообщают простым гражданам. Мне совершенно не нравится эта идея, но опасность, что исходит от них, могла оказаться нерешаемой при помощи военной силы не только теперь, но даже и пятьсот лет тому назад.
— Пусть! Пусть даже так, — тяжело кивнул Гортун. — Но это же не означает, что можно просто смириться и сидеть… сидеть, не предпринимая для слома тенденции ничего!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Напрашивается вопрос: а что стоит предпринять? И можно ли вообще что-то сделать?
— Хорошие вопросы, не так ли?
Улыбка гнома показалась магу натянутой.
— Но время для отвлечённых тем, как я вижу — да, я вижу… прошло. Надеюсь, скромное угощение пришлось вам по нраву, любезные мои гости?
Выслушав дружные уверения в полной с ним солидарности, Гортун покивал и сказал:
— Рекомендация почтенного Чидвара весома. И личные мои симпатии, личные… тоже на вашей стороне. Но я торговец — и в убыток себе не работаю. Нет, не работаю. Так давайте же поглядим, что вы можете предложить мне, а что могу предложить вам я.
Хантер 16: итоги и планы
Живым нужна не только еда, им нужны также отдых и сон. Место для этого в качестве, как он выразился, «простой любезности» группе Охотников предоставил Гортун. Причём место, если мерить людскими мерками, роскошное: чего стоил один только «умный душ» — хитрый артефакт, позволяющий прямо-таки до скрипа отмыться совершенно смешным количеством чистой воды, не превышающим пары кувшинов на человека! Ну, или на алурину.
Сперва отмыться, а затем обсушиться: управление потоками воды позволяло…
Уже очень давно Шак не ощущала себя настолько чистой. Очень. А может, и вовсе никогда. Шёрстка и подшёрсток изменились: все лишние запахи, налипшие по пути вместе с видимой и невидимой грязью — ушли, волоски распушились, естественный аромат тела остался, но тоже ослаб и отошёл в глубину, потеснённый поверхностным, резковатым, но почти приятным алхимическим духом тех странных субстанций, что гномы нарочно добавили в жидкость со свойствами мыла. Теперь Шак от самой себя хотелось чихать — и всё же в чистоте ощущалось много, много больше приятного.
— Не пялься, — шикнула алурина на Рикса, выходя из туалетной комнаты, где стояла кабинка «умного душа», — иди, мойся.
— И бойся, — покивал тот в тон с нагловатой ухмылкой.
— И бойс-с-ся, — по-прежнему не всерьёз, но всё же чуть нажимая, согласилась она, сходу ныряя в исчезновение. Потеряв её из виду, Воин картинно помахал поднятыми руками и двинулся в туалетную комнату, раздеваясь прямо на ходу.
А Шак замерла.
Предполагалось, что она использует Управление Памятью для облегчения и ускорения магического обучения. Однако Хантер…
«Мийол. Его настоящее имя — таково».
…предупредил ученицу, что заклинание повлияет на память вообще. И даже, возможно, на восприятие. Так оно и вышло: раз гравировав подаренное заклинание, а затем активировав его на постоянной основе весь срок бодрствования, алурина словно целый мир поменяла. Точнее, сама себя, но ощущалось это так, словно именно мир вокруг в одночасье стал иным.
Более резким. Ярким. Рельефным. Более глубоким, острым и богатым.
А ещё пёстрым, странным… счастливым.
Шак смотрела — не могла наглядеться. Слушала — лишь сильнее жаждала слышать. Меньше всего поменялись запахи, но и они не остались прежними. Словно Управление Памятью частично вернуло её в детство. А ещё она ощущала почти так же отчётливо, как разницу между жареным и квашеным, то влияние, которым заклинание — не чьё-то там, её заклинание! — затачивало ум создательницы до остроты зачарованного ножа.
«Если Мийол несколько лет ходил, почти постоянно используя это, — не удивительно, что он вырвался так далеко вперёд. Что столько знает и умеет, что так чудесно говорит, что…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Непременно догоню его. Сперва следом за ним, а потом рядом с ним. Непременно.
Я больше не просто фрисс.
Никогда больше!»
Мимолётно оглянувшись — где там Рикс, не смотрит ли? нет? славно… — и даже немного углубив исчезновение, алурина беззвучной и бесплотной тенью скользнула вперёд, к успевшему уснуть учителю. Скрывать в движении запах ей по-прежнему удавалось плохо, но сейчас они пахли одинаковым гномьим мылом, а люди ещё и плохи в распознании запахов…
