и на шутки коллег не реагировал. Матвея видеть он не мог, но, если бы и увидел, не узнал бы: на сей раз Соболев «работал» таксистом, прицепив на машину Ильи оранжевый фонарь с шашечками.
Последним штрихом в картине рабочего дня Банкира была его поездка в Люблино. Матвей сначала подумал, что Геращинский едет туда по делу, – жил-то он в центре, на Тверской, но дом в Люблино оказался обычным, жилым, без контор и офисов. А когда охрана господина Банкира сопроводила его до дверей квартиры на двенадцатом этаже и осталась снаружи, Матвей догадался, что Евгений Яковлевич «снимает стресс» у любовницы.
Запомнив адрес, Матвей уехал с сознанием исполненного долга. Ко встрече с Геращинским надо было подготовиться более тщательно, осмотрев новое место действия и наметив пути отступления. Района этого Соболев не знал и зря рисковать не хотел.
В начале девятого, когда солнце уже готовилось нырнуть за горизонт, он подъехал к гаражу Ильи.
Небывалая даже для июля дневная жара спала, но вечер особого облегчения не принес, вобрав духоту и накопив выхлопные газы автотранспорта. Правда, Матвея это не слишком беспокоило, он давно умел регулировать температурный режим тела и чувствовал себя нормально в диапазоне температур от минус тридцати до плюс сорока градусов.
Сигнал тревоги раздался у него внутри в тот момент, когда он входил в распахнутые ворота мастерской. Кто-то наблюдал за ним, скрытый и опасный, как ядовитое насекомое. На запуск программы требуемой концентрации необходимы доли секунды, и, уже переступив порог, Матвей был готов к действию.
Его встретила тишина. Свет в гараже был выключен, горела лишь лампочка над верстаком в углу, скупо освещая стоявшую рядом «Волгу». Еще одна машина – красная «Тойота» – висела на подъемнике. Соболевской «Таврии» в гараже не оказалось.
– Илья! – позвал Матвей.
Ему послышался стук, скрип и следом – стон. Не раздумывая, он рванул по лестнице вверх, в «офис» Муромца, и нашел его лежащим ничком возле сейфа, в углу комнаты, освещенной настольной лампой. Матвей присел рядом на корточки, охватывая взглядом разбитые телефон, графин, стаканы, разбросанные по комнате предметы, сломанный стул. Коснулся шеи Ильи – пульс редкий. Что с ним? Перевернул на спину и стиснул зубы. В животе Муромца торчал кинжал, в который мертвой хваткой вцепились его руки.
Крови почти не было, однако Матвей сразу понял, что удар, нанесенный с профессиональным мастерством, смертелен. Прислушиваясь к звукам в здании, он положил руку на лоб Ильи, напрягся, как учили.
Веки Муромца дрогнули, он открыл глаза, прояснившиеся не сразу. Прохрипел:
– Кто?.. Со-боль? Ты? Ухо… ди… они здесь… прячутся…
– Молчи, – глухо сказал Матвей. – Береги силы, я вызову «Скорую».
– Позд… но… они меня… доконали… – Илья закашлялся розовой пеной, струйка крови сбежала из уголка рта на подбородок. – Иска… ли… тебя…
– Кто?
– Тот жлоб… что приходил… первый раз… и три бабы… ему я приложил… а баба… брюнетка… разделала, как быка…
– Лежи, я сейчас.
– Не надо. – Илья потянулся рукой, вздрогнул. – Твоя машина… у меня дома… найдешь… бери «шестерку»… если надо. – Голос его упал до шепота: – Меня вечно… тянуло в двери… посторонним вход… запрещен… – Глаза умирающего на миг вспыхнули. – Но я… всегда бил морду… подлецам! – Голос стих, голова откинулась, разжались могучие руки.
Матвей сидел на корточках над телом друга и ни о чем не думал, просто смотрел на его разгладившееся лицо. Смотрел до тех пор, пока сзади не раздалась команда:
– Встать! Руки за голову!
Матвей оглянулся через плечо, не сразу разглядев говорившего. Это был мощного сложения человек, одетый в самый обыкновенный летний блузон и джинсы, но пистолет, казавшийся в его огромной руке игрушечным, смотрел на Соболева весьма красноречиво. Матвей встал, обхватив руками затылок.
Офис Ильи заполнили быстрые парни в самом разнообразном обмундировании, только один в пятнистой форме спецназа, остальные выглядели простыми подметальщиками улиц.
– Кто вы? – полюбопытствовал Матвей.
– МУР, – ответил квадратнолицый и круглоплечий, массивный, как банковский сейф, мужчина, в свою очередь разглядывая Соболева. – Полковник ОРБ Синельников. Нам сообщили, что здесь совершено убийство, и описали твои приметы. Не повезло тебе, парень. Ну что, Витя? – обратился он к парню в форме.
– Мертв, – ответил тот. – Проникающее ранение в живот и еще одно в грудь.
Матвей вскинул голову – ранения в грудь он не заметил, не захотел снимать рубашку. Значит, Илью ударили дважды… и сделала это профессионалка из батальона Белого – Шмеля…
– За что ты его? – поинтересовался болезненного вида худой опер, из-за спины Матвея проведя руками по его карманам.
– Я не убивал, – тихо ответил Матвей, и вдруг что-то сдвинулось в сознании, прояснилось, озарилось дрожащим светом. Показалось, кто-то рядом и в то же время далеко дыхнул на него запахом тления и ненависти, вздохнул удовлетворенно, сказал: «Порядок, этот не опасен» – и отвернулся.
– Пошли, – бросил Синельников, опуская пистолет. – Только не трепыхайся, мои орлы не любят киллеров твоего типа и любое движение могут счесть попыткой к бегству.
Матвей кивнул и с отрешенным видом, безвольный и подавленный, шагнул к двери. Расслабленность принесла плоды уже через минуту, когда он спускался с лестницы, механически переставляя ноги. Ветвистая молния невидимой энергии ударила с небес в макушку, пронизала тело с головы до пят, разбежалась по сети нервных путей, окончаний и узлов, заставив эту сеть светиться пронзительным светом боли и восторга. Матвей вошел в состояние турийи, и ему показалось, что он сейчас взорвется. Так оно и случилось: нервные клетки, словно невидимые пули, прошили кожу, разлетелись во все стороны, пронзили стены зданий и все предметы внутри, машины, асфальт, людей, и Матвей увидел весь этот район как бы из многих точек сразу – снизу, сверху, со всех сторон, в том числе и изнутри. И хотя подобное с ним происходило всего раз – раньше все было не так, несмотря на интуитивное видение, – он сразу понял, что озарение к нему приходит простым волевым усилием.
Уже потом Агапов в разговоре с Синельниковым делился впечатлениями от
