Верная Малгося поддержала меня:
— Такой порядочный глава ремонтной конторы, честный, раз обещал, значит, пришел — в наше время большая редкость. Сами знаете, люди вашей специальности нарасхват. А тут вдруг сам по себе приходит, и напоминать не надо. Это же чистое золото!
Пан Ришард поддался нашему объединенному натиску. И мы и он прекрасно понимали, что, делая ремонт, даже косметический, рабочие могут обшарить дом от фундамента до крыши. Зажигалка — это вам не алмаз из королевской сокровищницы, такие вещи в сейфы не запирают. И не украденная. Хотя, на самом деле, украденная… но вряд ли пан Мирек хвастался, что украл, а если инициаторшей вообще была Бригида Майхшицкая, то Пасечники и вовсе не имели о ней понятия. А Вивьен и в самом деле могла не ставить их в известность.
Собеслав не выдержал. Слишком уж тесно увязываем мы его брата с Вивьен. А Майду бросили на пол-пути.
— А у Майды, между прочим, нет алиби! — вдруг громогласно заявил он.
Шесть пар глаз уставились на него с безмолвным вопросом. Малгося застыла, привстав со стула. Шлепнувшись обратно, недовольно заявила:
— Даже чаю приготовить себе не могу! Все какие-то сенсации!
— Дай свой стакан, я приготовлю, — вызвался Витек из-за буфета. По своему обыкновению, он стоял, опираясь на него.
— Ну! — не утерпела я. — У Майды нет алиби. Откуда вы знаете?
— От Казя. Полицейского фотографа. Полиция у всех проверяла алиби, не имели его только четыре человека — две женщины и двое мужчин. Что касается мужчин, то это Хеня и Майда.
— Хеню они посадили, зачем им еще Майда? — с горечью произнес пан Ришард. — Значит, Майду отпустят.
— Вот уж не уверен. Но если мы так себе внушили, что Мирек ради установления хороших отношений мог подарить зажигалку кому-нибудь, то почему не Майде? Ведь вы, пани Иоанна, сами говорили, что именно Майда стал зачинщиком растительного скандала. Вот он и попытался его подкупить хорошим подарком.
Идея мне понравилась. Правда, я уже сроднилась с версией Бригида-Вивьен-Пасечники, но и Майда тоже не плох. Я тут же представила себе, как Мирек пытается укротить разъяренного Майду, как заискивает перед ним, как умоляет не кричать на весь мир, как обещает исправить дело, а в заключение преподносит ему роскошный подарок. Майду я не знала и представить его не могла, но Кшевца видела словно воочию, ну прямо как на киноэкране.
— А где он живет, этот Майда?
Малгося схватила бумажку пана Ришарда:
— Улица Бадылярская. Где это?
— Район Влохы, — объяснил таксист Витек, возвращающийся к жене со стаканом чая. — Или Урсус, зависит от номера дома. Да возьмите же стакан у меня…
— Я бы съездила, — буркнула я. Взяла стакан и поставила его перед Юлитой. Малгося, ни слова ни говоря, пододвинула стакан к себе.
— Чтобы обыскать его дом?
— Нет, чтобы с ним подружиться. Если он получил сирень с красной полоской, я легко найду с ним общий язык. А зажигалку, если она у него, даже и красть не буду, просто обменяю на ту, что взяли у пана Мирека. Если не возражаете?
Последнее адресовалось Собеславу.
Тот, не желая быть невежливым, воздержался от пожатия плечами и ограничился пожатием лишь одним плечом.
— Если речь идет о моем мнении, то я ее хоть в Вислу кину…
— Ну вы даете! — возмутился Тадик. — Это же памятный подарок. А к тому же два трупа. И в Вислу?!
— Так кто едет? И когда?
Сразу четыре человека выставили свои кандидатуры. Я настаивала на своей по причине общего языка. Малгося соперничала с Юлитой на почве вины. Собеслав из чувства ответственности за брата. Пан Ришард сидел тихо, безнадежно надеясь, что чаша сия его минует и удастся избежать ремонта у Пасечников, который ему был очень некстати. Витек же заранее согласен был с решением большинства. Тадик посмотрел на часы и с большой неохотой поднялся. Ему явно не хотелось покидать наше общество.
Перед уходом он попросил все же немного подождать, дождаться результатов обыска у Шрапнеля, потому как тут вовсе не известно, кто крайний и у кого с кем найдется общий язык.
Его совет был воспринят нами с величайшим вниманием.
Сразу же, как все разошлись, я позвонила Беате. У нее никто не подходил к телефону, а сотовый был выключен. Холера!
И спать я отправилась, чувствуя себя последней свиньей.
***
Экономическая афера освободила Вольницкого от проклятого Шрапнеля, которого он отдал коллегам с искренним удовлетворением. Шрапнель не мог рассматриваться как подозреваемый в убийстве, его алиби не вызывало сомнений. Вечером в воскресенье он находился в городе Радоме, и это подтвердила даже тамошняя дорожная полиция. И все же он был связан с покойным, ведь не без повода Шрапнель так отчаянно названивал Кшевцу, еще не зная о смерти последнего. Он мог много знать об убитом и, в отличие от Вивьен, был жив и давал показания. Так что Вольницкий не совсем выпустил его из рук. Оба отдела полиции обменивались полученной информацией, а кроме того, в обыске резиденции афериста участвовал и человек комиссара. Этим человеком был фотограф, который сам предложил свою кандидатуру и настаивал на ней, что Вольницкого очень удивило и еще больше обрадовало, учитывая абсолютную нехватку рук, ног и голов сотрудников, которую он испытывал все время борьбы за свою победу.
Сидел у него за решеткой, правда, Хенрик Вензел, но комиссар чувствовал, что рано еще почивать на лаврах, и очень нервничал.
Теперь он искал ревматика. Разумеется, из-за дурацкого камфорного масла. Допрошенный на предмет упомянутого масла и вообще ревматизма, Шрапнель клялся на чем свет стоит, что ревматизма у него никогда в жизни не было, нет и, даст Бог, не будет. Семья, знакомые и домашний врач подтвердили: печень — да, давление тоже, но ревматизм — ни в коем случае. Он же, Шрапнель, камфорного масла в жизни не видел и даже не слышал о таком.
В доме Шрапнеля и в самом деле не было обнаружено и следов наличия камфорного масла. И даже фотограф вынужден был это подтвердить, хотя во время обыска он изо всех сил нюхал и направо и налево, а все без толку.
А кроме того, искали обезьяну. И даже дорожная полиция по доброте душевной согласилась поглядывать на проезжающие и стоящие серые «пассаты» в поисках талисмана. Жалко им, что ли? Всего один взгляд.
Очень много времени заняло у следователя установление алиби у всех подозрительных лиц, причастных к делу. Оно отнимало столько сил, что комиссар уже начинал сомневаться, а так ли это важно… Нет, добросовестность заставила довести дело до конца. Обе подозреваемые дамы, не имевшие алиби, оказывается, все же были кое-кем замечены.
Ту, что пошла к гадалке на Саской Кемпе, видела парочка влюбленных, спрятавшаяся в гуще зеленой изгороди у дома гадалки. Парочка, кстати несовершеннолетняя, долго наблюдала за несуразной теткой, сначала толкнувшейся в двери дома гадалки, а потом обежавшую вокруг ее дома. Странная какая-то, не знает, что по воскресеньям гаданье неправильное. Это на полном серьезе объяснила девочка мальчишке, которому такие тонкости были до лампочки. И только благодаря тому, что затронутый несовершеннолетними влюбленными вопрос потом вызвал в школе оживленные дебаты о черной и белой магии, а их случайно услышала классная руководительница, неудачливая гадалка получила свое алиби.
А излишне подвижная дама по непонятным причинам попыталась скрыть свое пребывание в самых разных и весьма контрастных местах. А именно — сначала в костеле, затем в весьма гнусной забегаловке, где к ней попытались подъехать два подозрительных типа, очень и даже очень не склонных к общению с полицией. Когда же их маленько поприжали — признались, разлетелись к бабенке, но та их отшила, и у нее наверняка не было с собой никакого цветочного горшка. Более понятной оказалось попытка подозреваемой отрицать свое присутствие в самом конце улицы Пахоцкой, но там она издалека увидела полицейские машины и сразу же сбежала.
Значит, дамы отпали. Остался Майда, который ссылался на прогулки для здоровья. Невозможно, чтобы в густонаселенном городе, пусть даже и на его окраине, человека никто не заметил, разве что этот человек прилагал все усилия остаться незамеченным. Может, он крался на цыпочках? Полз по-пластунски? В исполнении Майды такое представлялось сомнительным.
Комиссар оказался в безвыходном положении и уже готов был пойти на компрометацию перед судом, выставив в качестве кандидата в убийцы Хеню, или вытащить на всеобщее обозрение спящего кретина, когда его буквально спасла Кася Сажницкая, со дня на день ожидавшая родов. Добрым ангелом слетела она к измученному комиссару, а если быть точной, позвонила ему по телефону.
— Нашла я твой отпечаток, — заявила она. — Приходи — сам увидишь. И поторопись, у меня такое ощущение, что завтра я уже выхожу из строя.
