я солгала тебе. Я страшно боюсь и могил, и кладбищ. Мой отец лежит на кладбище, а когда мы нашли его, он сжимал в руке землю. А теперь он сам в земле, и земля заполняет его глаза и рот, заполняет его всего. Так страшно! Не хочу умирать! Хочу жить!
— И все же ты пошла за мной и держала меня за руку.
— Да, пошла…
Он поднялся, подошел к машине, покрутил ручку радио и нашел нужную станцию. Передавали танго. По радио всегда передавали танго, так же как в кармане его пиджака всегда лежал чистый носовой платок.
— Иди сюда, потанцуй со мной.
— Чиано, перестань! Я же не умею!
— Давай, я покажу тебе движения. Ты быстро научишься. — Он протянул руку, а она закатила глаза и сделала вид, что ей вовсе не хочется вставать.
— Как ты можешь научить меня танцевать? Ты ведь даже не можешь научить меня писать!
— Это разные вещи. Меня самого учили танцевать, но писать меня никто не учил. Вставай, лентяйка! Вот так, положи руку мне на плечо, выпрями спину и не смотри себе на ноги.
— Почему мы должны танцевать под такую грустную музыку? Танго не бывает веселым.
— Это не так. Танго — счастливый танец, просто все понимают счастье по-разному. Ладно, на сегодня достаточно. В этих ужасных тапках все равно ничего не получится. Надо купить тебе туфли — на каблуке. Хочешь попробовать еще раз? Тогда прижмись ко мне, забудь про то, что танцуешь, и представь, что мы с тобой в постели. — Он зарылся лицом в ее волосы и шепнул: — Все, без остатка.
Она вжалась в него, обхватила шею.
— Все! Все без остатка!
Музыка кончилась, и наступило мгновение тишины, но, прежде чем они расцепили руки, рядом с ними послышались хлопки и чей-то надтреснутый голос одобрительно прокаркал:
— Браво! Браво!
Оба испуганно повернулись и увидели одетую в черное платье старуху с мотыгой на плече, которая стояла на тропе и, улыбаясь, смотрела на них.
— Браво! — сказала она. — Бонито! Бонито! Приятно смотреть, как папаша танцует с дочкой. Бонито!
Катерина рассмеялась, и через секунду сеньор Вальдес присоединился к ней.
* * *
Подготовка номера журнала «Салон» может занимать месяцы. Почему? Да потому, что издатели месяцами не могут решить, что и в какой последовательности издавать. Месяцами они мучают авторов, как рыбаки, водящие приманку перед голодной форелью: туда-сюда, уговаривают, настаивают, умоляют, требуют, обещают… Твердят, что новая книга автора, посвященная нижнему белью Наполеона, просто превосходна! Лучше всех книг об исподнем Наполеона, изданных всеми издательствами мира, — самая чудесная, подробная, остроумная, трагическая книга об этом предмете за всю историю человечества. Месяцами они тренируются, чтобы с должной степенью придыхания и дрожи в голосе сказать: «О, какой великолепный проект, дорогой вы наш! О, как мы рады, что теперь мы с вами будем работать вместе!» — хотя частенько даже не могут вспомнить названия книги. Конечно, на подготовку уходят месяцы — ведь нужно придумать обложку, потом десять раз переделать ее и вернуться к начальному варианту. Необходимо выбрать шрифт — таймс нью роман не везде подойдет, нужен сансериф, чтобы титульный лист заиграл, — правильный шрифт может полностью изменить настроение страницы. А еще надо появляться в нужных местах, на приемах, презентациях и выставках, пить мартини с нужными людьми и скусывать с палочек крошечные деликатесы. И не забудьте о книготорговцах — издателям нужно хорошенько помучить оптовиков, увлечь и очаровать их туманными намеками на будущие золотые проекты: так средней красоты девушки, знающие о своих недостатках, лишь приподнимают юбку или оголяют плечико, давая понять, что самые райские наслаждения скрываются за кружевами, рюшами и оборками. А рекламодатели — этим вампирам нужно уделять еще больше времени, шепча на ушко секретную — только для них! — информацию о сенсационных публикациях следующего номера. На это уходит вся жизнь! Сеньору Хуану Игнасио Корреа приходилось решать, какие книги он удостоит рецензии в своем журнале за много месяцев до их издания, подбирать правильного рецензента на каждую из них, заранее договариваться с ним, а потом — ждать. Надо ждать — так устроена жизнь! Чем известнее автор, тем дальше приходится ждать — торопливость в этом деле подобна смерти. Зато за это время успеваешь отточить профессиональную зависть и превратить ее в ледяное зеркало ненависти. Успеваешь разбить это зеркало, собрать осколки, заострить их наподобие стилета, сосчитать ребра противника и в нужный момент нанести смертельный удар. Иногда месяцы уходят на то, чтобы найти нужные слова и сложить в предложение, которое сразу же покажет вдумчивому читателю, насколько лучше был бы роман, если бы его написал рецензент — если бы ему пришла охота сделать это самому. А острая, как бритва, эпиграмма, пущенная за столом, словно стрела из арбалета? А меткий, хлесткий экспромт? Он что, приходит сам по себе? Нет, господа! Без тренировки, без практики ничего не выйдет. Вот так-то!
Совсем другая ситуация, однако, наблюдалась в редакции газеты «Репортер», что находилась прямо за углом от офиса «Салона». Редакторам «Репортера» не нужны были месяцы на то, чтобы сверстать номер. Каждый вечер гигантские печатные станки, сотрясая здание, выплевывали тысячи и тысячи экземпляров, которые потом складывались, паковались, грузились и развозились по всему городу и в другие города страны. По вечерам редакторы уходили домой, выбрасывая работу из головы, чтобы на следующий день начать все с начала. Они готовили номер за один день просто потому, что больше времени у них не было.
А теперь и сеньор Хосе Игнасио Корреа столкнулся с подобной проблемой — у него оставалось всего десять дней на то, чтобы полностью подготовить следующий номер «Салона». Все, что его редакция сделала за последние три недели, не стоило и ломаного гроша после того, как сеньорита Марта Алисия Канталуппи вскрыла конверт.
Приходилось начинать с чистого листа. Конечно, это было безумием, но другого выхода у него не было.
Сеньор Корреа сидел в кабинете, бессильно уронив голову на руки, пытаясь справиться с паникой и отогнать мучительные приступы тошноты — последствия вчерашнего банкета. Напротив него, на кончике стула, изящно скрестив ноги и выпрямив спину, сидела Марта Алисия и держала на коленях блокнот. Тонкие щиколотки Марты Алисии, которые сеньор Корреа видел сквозь щель между пальцами, несколько скрашивали его мучения, но еще больше его утешала мысль о страданиях конкурентов. Бедная сеньора Фернанда Мария Эспиноза. Бедный сеньор Сальваде. Они не смогли достойно перенести поражение, бежали, не допив бренди. Не пропадать же добру — пришлось самому допивать.
Сеньор Корреа страдальчески поморщился, отхлебнул
