Большим женским монастырем является обитель в г. Казанлыке с главным храмом во славу Пресвятой Богородицы. Эта обитель была построена во времена турецкого господства на Балканах на пожертвования, собранные в России. Из России был привезен иконостас для храма, другие иконы, церковная утварь, облачения и богослужебные книги. В дни Освободительной войны монастырь содержал лазарет для русских солдат.
Из других женских обителей следует упомянуть монастыри в гг. Сопот и Калофер — оба в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы.
17. Сношения Болгарской Православной Церкви с Русской
Между Православными Болгарской и Русской Церквами как в прошлые века, так и в текущем столетии существовали и существуют самые братские отношения.
«С давних времен наши народы связаны родством, языком и взаимными стремлениями, — говорил Патриарх Кирилл во время своего посещения в седьмой раз г. Москвы в июне 1967 г. — На великую Россию были устремлены взоры болгарского народа в века тяжелого национально–политического и экономического рабства в надежде, что придут на помощь витязи Севера и нас освободят. И надежда эта не была тщетной. И пролитою кровью братьев–освободителей болгарский народ неразрывно связан с благородным русским народом узами любви и признательности»[82].
Промысл Божий еще со времени св. князя Владимира, получившего из Болгарии «иереи учены и книги довольны», духовно связал два братских народа — русский и болгарский, живших еще с древних пор в близком соседстве[83].
В XIII столетии Митрополит Киевский Кирилл обращается с просьбой к болгарскому князю Якову Святославу прислать список «Кормчей книги». Рукопись «Кормчей книги» была прислана вместе с ответным посланием Митрополиту. «Замечательна, — комментирует этот факт М. Н. Тихомиров, — сама возможность подобной переписки между Киевским Митрополитом и болгарским князем вскоре после татарского нашествия. Митрополит разоренной Руси обращается за рукописью в далекую Болгарию, которая сравнительно мало пострадала от татарских погромов. Не менее замечательно, что присланная «Кормчая», как теперь доказано, сама восходила не к южнославянскому, а к первоначальному русскому переводу»[84].
Укреплению общения двух родственных народов содействовали и выходцы из южнославянских стран. Некоторые из них оставили глубокий след в истории русского литературного развития. Это предстоятель Русской Православной Церкви Митрополит св. Киприан (1406), получивший известность на Руси в качестве автора «Жития» святителя Петра; его родственник Митрополит Киевский и Литовский Григорий Цамблак (ок. 1450), оставивший о себе память как большой любитель книжного дела. Необходимо упомянуть и афонского иеромонаха оболгарившегося серба Пахомия Логофета, сначала трудившегося простым писцом в Троице–Сергиевой Лавре, а впоследствии ставшего известнейшим культурным деятелем северо–восточной Руси середины XV столетия[85]. И не только они послужили укреплению русско–болгарских церковных взаимоотношений, но и многие подвижники Св. Горы. «Русская колония в Константинополе, например, — пишет А. И. Соболевский, — завела деятельные сношения с колонией болгарской там же, а русские Афона завели такие же сношения с южными славянами того же Афона, но не со всеми, а лишь с одними болгарами»[86]. С XVI столетия соединительным звеном Болгарской Православной Церкви и Русской стала Рыльская обитель. Впервые иноки этой обители во главе с ее игуменом иеромонахом Григорием прибыли в Москву при царе Иване IV Грозном в 1558 г. Царь Иван IV дал делегатам специальную грамоту, которой разрешалось собирать пожертвования в монастырях и городах Руси. И в последующие годы рыльские иноки неоднократно приезжали в Россию с надеждой получить от нее помощь. Путешествуя по русским землям, они «говорили о порабощенном и угнетенном болгарском народе, о преподобном Иоанне Рыльском и его монастыре. Возвращаясь на родину и в родную обитель, они рассказывали о России, укрепляли в болгарском народе чувство близости, этнического и языкового родства с его северным покровителем, становясь таким образом, провозвестниками и проводниками идеи славянского единства и культурно–религиозной общности. Они вселяли в болгарский народ надежду на то, что Русь придет ему на помощь в деле его освобождения»[87]. Следует подчеркнуть, что на протяжении «всего Средневековья между обеими братскими единоверными славянскими странами — Болгарией и Россией, несмотря на все превратности судьбы, не прерывались духовно–культурные и церковные связи, заложившие тот прочный фундамент, на котором утверждается их многовековая дружба. И если до конца XIV века культурное влияние распространялось преимущественно с юга на север: из Болгарии в далекую Русь, то в последующие века, после потери Болгарией независимости, оно пошло в обратном направлении: из России в Болгарию, как бы отвечая высшим требованиям сохранения общих духовных ценностей»[88].
С особенной жертвенной любовью и участием чада Русской Православной Церкви и весь народ России относились к болгарам в мрачные времена турецкого ига. «Самое важное, в чем нуждался в это время болгарский народ, — говорит академик Н. С. Державин, — это была материальная и культурная поддержка монастырей, бывших для того времени культурно–просветительными очагами. Помимо щедрых денежных милостыней на болгарские монастыри и церкви, начиная с XVI в., в Болгарию идут из России в большом количестве славяно–российские рукописи и книги, преимущественно культурного характера, не дававшие угаснуть культурно–национальному сознанию болгарского народа и поддерживавшие его грамотность и просвещение. Этот русский книжный фонд явился богатым вкладом в сокровищницу болгарской национальной культуры и болгарского языка, которым болгарская литература жила, по крайней мере, до середины XIX века, а болгарский язык живет и по настоящий день… На русском культурном наследии в Болгарии вырастает, начиная с конца XVIII века, и широкое литературное движение возрождения»[89]
Болгары хорошо понимали и высоко ценили братскую помощь Православной России, почему вскоре после потери своей самостоятельности стали называть ее (с конца XV в.) «почтительным и приветливо–ласковым обращением «Дядо Иван», т. е. «Дедушка Иван». В этом обращении отложилась непреклонная… вера болгарского народа в освободительную роль России»[90].
Тяжелое экономическое положение Охридской Церкви понуждало ее предстоятелей неоднократно направляться в Россию в надежде получения милостыни. Некоторые из них брали с собой в путешествие большие свиты. Так, в 1586 г. посетил Россию архиепископ Гавриил в сопровождении двух митрополитов, нескольких архимандритов, архидиаконов и послушников.
В годы борьбы православных болгар за восстановление автокефалии своей Церкви Русская Церковь сочувствовала их законным требованиям. Так, Святейший Русский Синод, отвечая на известительное послание Патриарха Иоакима II о его вторичном избрании на Константинопольский престол (1860–1863; 1873 — 1878), изъявил свою радость и не упустил случая отметить: «Тем-то и выше и многоценнее будут заслуги Вашего Святейшества пред Спасителем нашим Богом и пред всей Его Кафолической Церковью, если забывая все земные цели и имея в виду только славу Божию и вечное спасение ближних, если, одушевляясь истинно апостольской ревностью и апостольским самоотвержением и руководясь началами самой строгой христианской справедливости и любви, вы успеете, с помощью Всевышнего, победить эти трудности и водворить в церковных пределах ваших мир, тишину и взаимную братскую любовь между всеми христианами, православно, хотя и на разных языках, исповедующими одного и того же Триипостасного Бога. Об этом-то умирении и благостоянии святых Божиих Церквей Востока всегда молила, молит и не перестанет молить единоверная им и равно всем им искренне благожелательная Церковь Русская»[91]. В этом послании легко просматривается осуждение определений Константинопольского Собора 1872 г., объявившего православных болгар схизматиками, и проявляется поддержка стремлений болгар.
Прямо против объявления схизмы выступил выдающийся русский богослов архиепископ Литовский (впоследствии митрополит Московский) Макарий Булгаков. В 1873 г. он представил (вероятно, с ведома Синода) обширное изложение вопроса, в котором, в частности, заявлял: «Греко–болгарский церковный вопрос и его решение — величайшая скорбь для всей Православной Церкви. Он слишком близко касался и греков и болгар, слишком близко затрагивал интересы тех и других, во многом несходные, даже противоположные. Неудивительно, если обе стороны, а особенно греки, не сумели отнестись к нему с надлежащим спокойствием и справедливостью, не всегда удерживались при разрешении его от увлечений и крайностей, вызывали друг друга на новые крайности и пришли наконец к такому печальному результату. А между тем если бы понимать этот вопрос правильно, не затемнять, не искажать его, намеренно и ненамеренно, если бы рассматривать его и обсуждать совершенно беспристрастно, — вопрос следовало бы решить совсем не так, как он решен, и можно было бы решить к истинной радости всех православных сынов Церкви». Защищая далее законные желания православных болгар, архиепископ Макарий продолжает: «Болгары несколько веков пользовались законной церковной самостоятельностью и независимостью. Потом (в 1767 г. — К. С.)… султан передал своим бератом эту Архиепископию (Охридскую. — К. С.) в ведение Патриарха. Теперь, спустя сто лет, болгары пожелали восстановления своей церковной самостоятельности и… просили султана, чтобы он возвратил ее им. Султан изъявил согласие и издал даже фирман (в феврале 1870 г. — К. С.), объявляющий церковную независимость болгар, хотя и не в прежней степени (был упразднен Патриархат, а восстановлен, вернее учрежден Экзархат. — К. С.). А Патриарх сначала совершенно отвергал все требования болгар; потом показывал вид, что готов сделать им небольшие уступки, наконец прямо протестовал против фирмана султанова и объявил болгар раскольниками. На чем же основывается все право Патриарха над болгарами? Другого основания, по свидетельству истории, нет, кроме одного берата, или указа, которым султан подчинил болгар Патриарху… Теперь султан отменяет свой прежний берат и заменяет его своим фирманом… Следовательно, все право Патриарха над болгарами падает, и у него не остается никакого права удерживать их за собою и противиться фирману султана. Если этот фирман, возвращающий болгарам самостоятельность, незаконен, то незаконным должно признать и тот берат, которым некогда султан передал эту самостоятельность Патриарху, а следовательно незаконна была и вся власть Патриарха над болгарами, продолжающаяся уже целое столетие; незаконно и ныне усиливается Патриарх удержать ее за собою. Но прежний берат султана Патриархия признавала вполне законным… Следовательно, и ныне Патриархия должна признать совершенно законным и имеющим полную силу фирман царствующего султана Абдул–Азиса, возвращающий болгарам их церковную самостоятельность, и должна безусловно покориться этому фирману». Русская Церковь, по мысли архиепископа Макария, должна хранить союз с Константинопольской Церковью, — но не признавать церковных прещений, наложенных на болгар, ибо последние являются истинными чадами Православной Церкви, какими они были и до отделения от Константинопольской Патриархии[92].
