В нескольких лигах к западу находилась полуразрушенная сторожевая башня – напоминание о последней войне. Здесь Люгер и решил встретить тех, кто так долго ускользал от него.
Меньше всего он хотел подвергать опасности жизнь Сегейлы и потому не собирался использовать оружие корабля. Ему предстояло сойтись в схватке с бароном и, возможно, другими уцелевшими оборотнями. Кроме того, ясно было, что Морт, способный на любую гнусность, не выпустит королеву из своих цепких рук. Ну щенка-то Люгер прикончил бы с удовольствием – тот не стоил и волоса с головы Сегейлы. Стервятник возненавидел своего сына еще сильнее после того, как Ганглети поведала ему о далеко не сыновьем отношении принца к матери…
Люгер провел долгие часы в созерцании звездного прилива, изгоняя из сердца не только ненависть, но и любовь. Никто не смел тревожить его, даже мокши. Испытывать привязанности, иметь чувства, не быть безразличным к смерти – все это означало уязвимость и могло дорого обойтись во время боя с таким противником, как земмурский рыцарь. В отличие от Чвары Люгер не владел в совершенстве магией оборотней. Для него их ритуалы и запретные имена все еще оставались чужеродными, а поиски проклятых мертвецов были целиком подчинены случайности.
Он извлек из ножен меч, возраст которого исчислялся по меньшей мере несколькими сотнями лет. Клинок отражал холодный звездный блеск. В чистоте таилась смертоносность… Подняв голову, Люгер заметил крестообразную тень, пересекавшую небесный свод. Черный Лебедь парил в недосягаемой высоте, а здесь, внизу, все было пронизано его эманациями, и даже черви зарывались поглубже в землю…
Наконец явился Харлес с известием о том, что с запада приближается отряд всадников.
* * *
Ночь была безлунная и безветренная, однако Чвара почуял близость врага задолго до того, как увидел его. Путь к Вормаргу оказался отрезан. А позади были мертвецы, которых удалось задержать только ценой жизни двух офицеров Стаи. Если бы у барона осталась хотя бы малейшая возможность спасти щенка, он уговорил бы того повернуть на север или в южную пустыню. Теперь же схватка стала неизбежной.
Игра кончена. Морт должен был умереть. Но не рыцарь Земмура. Чвара испытывал возбуждение, словно голодный зверь, вышедший на охоту. Он продолжал двигаться вперед. Беглец превратился в хищника.
И вот огни Вормарга озарили западный край неба. Уже сделался различимым темный силуэт какой-то башни, стоявшей на вершине холма. А рядом…
Чваре, который повидал на своем веку немало жутких чудес, летающий корабль казался самым отвратительным из всех, ибо воплощал в себе неодолимую силу. Сейчас корабль был неподвижен, он будто врос в землю, пустил корни, насыщаясь прахом десятков поколений сражавшихся и погибших здесь людей; призрачные огни сияли на реях, напоминавших обнаженные кости; гигантские крылья мерцали во мраке, окутанные лиловым туманом…
По склону холма спускались всадники. От них несло дохлятиной, обезображенные лица казались вылепленными из глины, у некоторых уже не было глаз – их выклевали вороны, но возглавлял отряд мертвецов тот, кто, к огромному сожалению барона Чвары, все еще был жив.
Жажда убийства стала почти невыносимой. Чвара поднял лицо к небу, оскалил зубы и протяжно завыл. Глотка оборотня исторгла настоящий звериный вой. Лошади ехавших следом за бароном королевы и принца шарахнулись в сторону, и Тенес с трудом удержалась в седле. Жуткий звук разнесся по округе; его эхо блуждало среди древних стен башни, пока не потонуло в безмолвии. Но во всем мире уже не осталось ничего, способного вызвать в глонгах хотя бы легчайший трепет, а для Стервятника встреча с рыцарем Стаи заключала в себе всего лишь еще один вызов, брошенный неизменно враждебной судьбой.
Оружие корабля было нацелено на врага, однако оно бездействовало. Госпожа Ганглети и дочь Люгера наблюдали за происходящим с верхней палубы. При этом рука Геллы крепко сжимала запястье Венги. Мокши предвидел исход схватки, но был готов и к худшему.
Барон вытащил из ножен меч, который имел не менее кровавую историю, чем меч Гха-Гулов. Чвара поднес клинок ко рту и прикоснулся к нему губами и языком. Это был один из самых упоительных поцелуев в жизни барона. Металл клинка всегда оставался холодным; даже горячая кровь не согревала его, но заставляла мерцать подобно узкому ледяному зеркалу, в котором отразилась вспышка далекой зарницы.
Вкус собственной крови вытравил из сознания Чвары все лишнее; он повторял про себя одно-единственное слово, обладавшее преобразующей силой, – запретное имя, известное только рыцарям его клана и отпиравшее двери земмурского ада…
Позади раздался боевой клич Стаи, затем шум схватки, оказавшейся недолгой. Чвара понял, что сопровождавшие его офицеры мертвы. Так же быстро глонги, которые имели многократный численный перевес, покончили с телохранителями Морта.
Чвара бесстрастно наблюдал за этой бойней, далеко не самой скоротечной. Если верить тому, что он слышал раньше, луч уничтожал все живое почти мгновенно. От людей, лошадей, оружия мало что оставалось; даже стены замков и крепостей не могли служить защитой – под лучом камни плавились, как рыхлый снег.
Значит, Чвара и Морт были все еще живы только потому, что Стервятник хотел спасти свою женщину. Это ставило барона в унизительное для рыцаря положение, тем не менее в схватке с таким противником годились любые средства. Он решил, что в крайнем случае убьет королеву. Впрочем, щенок мог опередить его – Морт уже пересадил Тенес на свою лошадь и держал мать в своих объятиях, что выглядело весьма двусмысленно.
Королева не сопротивлялась. Ее лицо выражало лишь бесконечную усталость, хотя для Чвары не было секретом, что она презирает и его, и собственного сына. Но вскоре она встретилась взглядом со Стервятником…
Только трое осталось от некогда большого отряда Морта. Из них двое мужчин были для Люгера смертельными врагами, а Сегейла олицетворяла утраченный навеки рай. Он уже не испытывал страдания; ничто не нарушало его отрешенности. Бессмертные рыцари вынули из него душу, и она пребывала сейчас где-то очень далеко отсюда. Сохраняя хладнокровие, он смотрел на сорокалетнюю женщину, отмеченную первыми морщинами, и вспоминал то, что сказал ему Слепой Странник тысячу лет назад и за миллион лиг от этого места: «Не подпускай к себе никого из чужих, иначе узнаешь, что такое исчезнувшее время и любовь старухи…»
Если бы Люгер не разучился смеяться, то, наверное, смех мог бы стать для него лекарством, но это был бы очень горький и безрадостный смех. Помимо прочего Слоту открылось, что он сбежал из Леса Ведьм лет на тридцать раньше, чем предсказал Странник, и тем самым нарушил чью-то долго и тщательно выстраивавшуюся игру. Равновесие было нарушено, роли перепутаны, маски не соответствовали возрасту, пророки и оракулы изрекали ложь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
