— Да, похоже, так и есть. У них рабочая одежда, которую можно назвать и формой. Синий верх, серый низ. Стоит только опустить лицо и поднять воротник рубашки — никто его не заметит.
— Так и случилось. А в квартире у Димитровой мы оставались дольше обычного. Поэтому похоронщикам пришлось подождать, прежде чем забрать тело. Должно быть, Эмери… Я хотел сказать, Франсуа Бриаль обращался к товарищу, стоя поблизости от диктофона.
— Кстати, я позвоню Элизабет Марешаль: пускай запишет голос Бриаля для сравнения.
В тот же час в Уазе Жан-Пьер Бриаль передумал сводить счеты с жизнью. Его брат будет жить. Он это знает безошибочно, как все о нем знал всегда. Когда плохо Жан-Пьеру, плохо и Жан-Пьеру. И наоборот. «Мы еще повоюем».
Глава 38
Тот же день.
03.20. Сыскная бригада собралась в кабинете Мистраля. Чувствовалось напряжение, особенно от рассказа об аресте Бриаля и о ранении Дальмата. Жозе Фариа, Ингрид Сент-Роз и Роксане Феликс не понравилось, что они в аресте Бриаля не участвовали. Это естественная реакция полицейского, когда мимо него проходит, как он считает, завершение его дела. Мистраль объяснил, почему так, Кальдрон растолковал подробнее. Когда надо было выезжать на место, там уже были люди, а здесь кому-то нужно было и дальше «давить» на сестер Бриаль. Так требовала обстановка.
Когда полицейские уехали забирать Франсуа Бриаля, психиатр Жак Тевено, желая знать, чем закончится дело, остался дожидаться в кабинете Мистраля. Его интересовал финал истории близнецов, поэтому он, пока Мистраль и Кальдрон энергично возражали недовольным, сидел тихо.
Полицейские позволили себе двадцатиминутный перерыв, выпили по чашке кофе с круассанами, которые принес из круглосуточной булочной один из подчиненных Гальтье. Страсти за эти двадцать минут улеглись.
04.00. Жозе Фариа привел из камеры предварительного заключения Одиль Бриаль. Мистраль предложил ей кофе с круассанами. Она не отказалась и против обыкновения сидела тихо, задумчиво. Мистраль внимательно глядел на нее и размышлял: «Она очень устала — не меньше моего, а то и больше. Ждет от меня дурных вестей. В зависимости от того, что я скажу и как, она либо заговорит сама, либо закроется как устрица».
Фариа сменил Дальмата. Он сидел за компьютером и не приступал к допросу, зная, что Мистраль хочет допросить женщину сам. Мистраль вышел из кабинета, прошел в туалет и долго обмывал лицо холодной водой. Он весь оброс суточной колючей щетиной.
«Когда устаю, борода у меня растет быстрее. Надо бы побриться, но совершенно не хочется».
Он вытерся бумажным полотенцем, посмотрел на себя в зеркало, и ему не понравилось то, что он увидел. Это зеркало раскрыло дело о зеркальных близнецах и осколках зеркал, воткнутых в глаза шести женщин. Убийца-шизофреник упрямо не желал смотреть в зеркало на себя. Мистраль смотрел долго, внимательно. Он смотрел себе в глаза, пытаясь понять, что думает и чувствует. Еще раз сбрызнул холодной водой лицо, затылок, неторопливо вытерся и вернулся на поединок с Одиль Бриаль.
Подходя к кабинету, Мистраль уже знал, с чего начать. В тот момент, когда он вошел, старушка расчесывалась щеткой, которую одолжил ей Фариа. Мистраль подождал, пока она закончит. Забывшись в своих мыслях, он подошел к окну и глядел на занимающийся над Парижем рассвет. Фариа сидел в готовности у компьютера. Мистраль повернулся, уселся напротив Одиль Бриаль и прокашлялся.
Одиль Бриаль посмотрела на него с насмешкой. Она ожидала сражения и смотрела на противника свысока.
— Тебя, начальник, ноги-то еще носят? А то краше в гроб кладут. А семинарист куда девался? Должно быть, в церковь пошел помолиться к заутрене?
Она заметила, что рука у Мистраля перевязана.
— Так тебя еще и ранило! Что случилось-то? Жарил барбекю, пока я тут в камере гнила, и обжегся? Бедненький!
Мистраль не стал отвечать на эти выпады.
— Госпожа Бриаль, когда-то вы закрывали Жан-Пьеру в кровати лицо, чтобы он не видел вас с вашими залетными друзьями. Потом вы перестали это делать, вам даже нравилось, что он вас видел. А мальчик, должно быть, все время ждал, когда же мама обнимет его…
Мистраль не спрашивал. Он произнес эту фразу спокойно, как в обычной беседе. Он нарочно сказал «Жан-Пьер», а не «Франсуа». Одиль Бриаль застыла. Мистраль ждал, когда она все скажет. Ждал спокойно. Торопиться ему было некуда. И она заговорила. Никогда еще не слышали у нее такого голоса ни Мистраль, ни Жозе Фариа, который в тот же день вечером описал все подробности в электронном письме Себастьену Морену:
«Когда шеф сказал эти слова, как будто просто беседует, я ждал, что старушка в ответ на него накинется. Ничуть не бывало. Даже не пошевелилась. Мне казалось, у нее дыхание остановилось. Затишье перед бурей. А потом она начала рыдать.
Я сидел неподвижно и глядел на нее. А у Мистраля был такой вид, будто он дома в кресле телевизор смотрит. Он ждал. Одиль Бриаль плакала без слез, только содрогалась в рыданиях — я еще никогда такого не видел. Она, должно быть, все свои слезы выплакала еще у Дальмата (тот много сделал, чтобы она сдалась), и у нее остались одни только судороги.
Мистраль все ждал и ждал. Когда она чуть пришла в себя, он все так же без слов подал ей стакан воды. Она его выпила и рассказала про свою жизнь. Всю, с начала и до конца. Про близнецов, разлученных при рождении. Ни разу не прервалась, ни на мгновение не передохнула.
Мистраль время от времени подливал ей воды и вопросов не задавал. Сидел с отсутствующим видом. Если старушка начинала подыскивать слова, он ни в коем случае не подсказывал. Сидел спокойно и ждал. Только бы не спугнуть это волшебное мгновение, не преградить поток слов Одиль Бриаль.
Она же выкладывала все, что у нее накопилось, уткнувшись глазами в пол. По мобильнику с выключенным звуком он посылал эсэмэски Гальтье, который допрашивал Вивиану Бриаль, — передавал, что узнал нового. Но это мне сказали уже потом. Так же эсэмэсками он велел нам принести кофе или еще воды для Одиль.
Эта исповедь продолжалась четыре часа. Вот так я узнал, что один из любовников Одиль обезобразил Франсуа лицо, а тот несколько лет спустя убил его. Дух захватывает! В восемь часов старушка остановилась. У меня получилось пятнадцать страниц протокола допроса. Она перечитала дословную запись того, что сказала, попросила меня в паре мест поправить словечко, указала несколько мелких орфографических ошибок. Я все это поправил, и она подписала свои показания. Мистраль тоже подписал протокол, после него я.
Потом я отвел Одиль Бриаль в камеру. Она была уже совсем никакая, без сил, ни слова мне не сказала. Там меня ждал Гальтье. Вивиана Бриаль была в таком же состоянии, как ее сестра, — в полном изнеможении. Гальтье сказал: „Теперь можно поместить их вместе. Мистраль сообщил, что все кончено“. Вот так я и узнал, что он был на связи с Гальтье и Кальдроном».
Мистраль долго говорил по телефону с Кларой. О том, что дело закончено, остались последние детали. Уверил, что все в порядке, и пообещал вечером быть дома.
Адреналин словно покинул Мистраля: энергия была на минусовой отметке. Он сидел, не в силах подняться, вокруг него все кружилось. У него в кабинете Тевено читал протоколы допросов сестер и что-то себе помечал. Кому-то звонил Кальдрон, кому-то звонил Гальтье. Кругом шум, суматоха. Мистраль не шевелился. Он даже не слышал этого шума, как будто лежал, лишившись последних сил, в ватном коконе. Кальдрон время от времени тревожно поглядывал на него: шеф был недвижен, глядел куда-то в пространство.
В кабинет вошел Бернар Бальм — как будто гром прогремел. Мистраль вышел из оцепенения и улыбнулся. Бернар рухнул в кресло для посетителей:
— Го-о-о-ол! Забит головой на последней добавленной минуте в финале чемпионата мира! Забил ты не первый, но кубок над головой еще не поднимал. Давай рассказывай. Кофе не хочешь для начала?
— Нет, спасибо. — Мистраль вздохнул. — Я за последние сутки выпил чашек двадцать, а спать хочется все больше. Еще одна — и совсем усну. Жизнь сестер Бриаль — это история ведущей и ведомой. Вивиана была старшей и всегда имела сильное влияние на Одиль. Вивиана жила в гражданском браке, но скоро узнала, что у нее не может быть детей. Это стало ее наваждением. Она прогнала сожителя, а сестре запретила выходить замуж и рожать. Одиль поневоле согласилась, но она была гораздо более легкого нрава, чем сестра. В двадцать лет она забеременела. Вивиана чуть не умерла от зависти. А когда оказалось, что сестра ожидает двойню, одного ребенка она потребовала себе.
— Как котенка из помета, — вставил Бальм.
Тевено, Кальдрон и Мистраль засмеялись.
— Пусть будет так. Стало быть, продолжаю. Одиль родила у себя дома, а в мэрии записала только одного сына. Через несколько месяцев она осела в Андревиле. Все это придумала ее сестра. Вивиана тоже оставила родные места: три недели спустя она заявила в мэрии о рождении ребенка, а потом переехала в другую деревню.
