— Герпеля? — лив даже вспотел от удивления. — Там, под часовней могила матери Артура?
— Ну, не под часовней, конечно, но где-то поблизости.
— Дела! — Илейко был потрясен. Да что там — он был просто оглушен всплывающими из далекого прошлого фактами. Эх, жаль Дюк Стефан не знал об этом!
Ему пришлось еще пару раз попозировать перед зеркалом, прежде чем что-то изменилось. Пленка вся сгорбилась и приложила ладони к вискам, Святогор обнял ее за плечи. Лива сразу погнали вон, хоть и было ему крайне любопытно, но он безропотно подчинился. Разговор, больше похожий на шипение сдувшихся мехов, продолжался недолго.
"Тебе какая корысть?" — спросил Горыныч и долго-долго неприлично ругался.
"Приходит мое время", — ответил Святогор. — "Заключим сделку". Он ругаться не стал — не солидно как-то, да и Пленка не стала бы переводить.
"Ты мне доверяешь?" — глумился Змей.
"Нет", — проговорил метелиляйнен. — "Но выхода у меня тоже нет. Хочу уйти со спокойной совестью. Вся ответственность будет на тебе".
"Что надо?"
"Бейся с человеком. Когда же его сожрешь, забудь выход в Явь на триста лет и три года до первого вторника после первого понедельника ноября (выборы президента в США якобы имеют место в такое отведенное для них время, примечание автора)".
"За одного человека такой долгий пост?"
"Это не простой человек. Он и тебе шкурку попортил, и кое-кого из твоих коллег приголубил".
Потом Горыныч принялся ругаться на все голоса. Оно и понятно — в три глотки это сделать очень просто.
— Все, — сказал Святогор, подойдя к Илейке. — В страстную пятницу жди гостей.
— Надо же, как у вас все строго! — хмыкнул лив. — Лыцарский поединок!
— Прилетит тебя жрать, так что готовься, — похлопал его по плечу метелиляйнен.
— Мне что — посолить себя заранее? — проворчал Илейко, однако ощутил даже некоторую радость. То ли в предвкушении драки, то ли от обозначения срока. Во всяком случае, раньше за ним такого не водилось. Он выпросил у великана крепкой веревки и показал свою выстраданную цепь.
— Да, — сказал Святогор. — Прекрасное уродство. Кузнецу за такое творчество руки надо выдрать с корнем.
— Подумаешь! — обиделся лив. — Корень можно было и оставить.
Тем не менее, толстую прочную веревку великан дал, и Илейко, располовинив ее, привязал к двум концам цепи. Теперь он чувствовал себя полностью готовым к любым неожиданностям: щит деревянный есть, оружие — скрамасакс — тоже, да еще и средство связи! Можно с чудовищем трехголовым схлестнуться в честном поединке, если тот со смеху раньше не помрет.
Святогор был тоже в себе уверен: зеркало старых Норн сработало великолепно (его потом разбили какие-то подлецы во главе с Гансом Христианом Андерсеном), значит — булава, изъятая также у старух, тоже должна оправдать себя. Надо будет только прицелиться, как следует. Змей, конечно, никаких палиц не боится, но вот с этим, освященным веками оружием, справиться ему будет не по зубам.
В Чистый четверг они с самого утра пошли в баню, попарились по-богатырски. Это значит, что Илейко выполз с парной на специально собранный у выхода снег по-собачьи, подвывая и охая. К ночи слегка подморозило, по небу рассыпались звезды, выглянула луна, в Млечном Пути застряла белой кляксой комета. Самое знатное время, чтобы думать о Боге или вершить какие-нибудь непотребства.
Илейко расположился у приметной скалы, разжег для видимости костер, собрал свой нехитрый арсенал и принялся ждать. Святогор на плоту разминал руки, готовясь к решающему удару. Все были в готовности.
В том числе и Горыныч. Проход между мирами, как правило, выталкивает из себя путника, буде такой случится. Великан по опыту знал, где следует ждать Змея. Если раньше ему удавалось использовать свое преимущество и всадить на крыло Гада прищеп, то теперь он полагал поступить жестче: просто садануть со всей дури, куда придется, и молотить до потери пульса (змеиного).
Но вышло не так гладко, как бы хотелось.
Подлое чудовище, теряя силы, противилось своему выбросу в Явь, как только могло. С этой целью оно цеплялась зубами двух голов за какую-то лямку, закрепленную на той, темной, стороне. Следовательно, и плюхнулась тварь в воду не там, где засадничал метелиляйнен, а гораздо ближе к берегу.
Пока Святогор махал своей булавой, тщась достать противника, Змей оправился от всех неприятностей перехода и взмыл в воздух. Уклонившись от жестокого удара, он крылом смахнул великана в воду, а сам с торжествующим клекотом устремился к замершему у костра человеку.
Любые хищные птицы, за исключением, разве что, каких-нибудь вшивых чаек и им подобных, бьют жертву клювом после того, как всадят в нее свои когти. Горыныч не привнес ничего нового в эту стратегию, хотя и был, по сути всего лишь летающей змеей. Подлетая к ливу, он выбросил вперед обе свои чудовищные лапы, не давая врагу практически никакого шанса, чтобы уклониться.
Но Илейко не нужны были змеиные упущения и промашки, буде такие в наличии. Он шагнул назад, в изготовленную заранее нишу, как раз способную укрыть его от любой попытки достать огромной лапой. Они еще успели посмотреть друг другу в глаза: Дубыня и человек. Усыня и Горыня тоже смотрели куда-то, но на них, на всех, у Илейки глаз не хватало. И тогда лив ударил своим костылем прямо в середину подошвы, как раз между всеми растопыренными в разные стороны когтистыми пальцами.
Это было не только больно, но и неожиданно. Горыныч извернулся в воздухе и устремился ввысь. Но не тут-то было. Подлый костыль выпустил из своего жала, прошедшего насквозь, какой-то упор и намертво сцепился с ногой. Великого Змея так дернуло, что раненная нога чуть не оторвалась. Оказалось, что костыль был привязан толстым жгутом веревки к самой скале, которую пошевелить даже такому монстру было не под силу. Горыныч зашипел в бессильной ярости и изрыгнул на человека поток огня сразу из трех глоток. Точнее, он пытался попасть в лива, но тот подставил под огненную стену свой сколоченный из дерева щит, затрещавший под натиском пламени. Однако напор был столь мощным, что Илейку отбросило вместе со щитом в воду.
Воспользовавшись тем, что враг пропал из виду, Змей попытался сесть на землю, используя одну ногу. Он покачался немного из стороны в сторону, как пьяный, понапрасну махая своими крыльями, но удержать равновесие не получалось. Понятное дело — это только аисты умеют делать, да еще загадочная птица выпь. Тогда он зашипел куда-то в сторону неба, словно жалуясь, преисполнился ярости и опять же, силой всех своих трех луженых глоток брызнул огнем на соединение ноги со скалой, то есть на привязь.
Пламя высушило всю землю вокруг себя, выжгло в норках всех жучков-паучков, но именно в этом месте располагалось кривая и косая железная цепь, которую столь любовно смастерил Илейко. Он предполагал, что чудовище возжелает прибегнуть к силе своего внутреннего огня и, притом, именно на этом участке, если судить по габаритам твари. Итак, цепь не поддалась, а Горыныч снова заметался на привязи, как воздушный змей под сильным током воздуха.
Той порой время для развития эффекта внезапности было потеряно: с одной стороны огибал озеро настроенный решительно Святогор, потрясая своей булавой, здесь на сушу выбрался мокрый, как мышь, Илейко с обугленным щитом наперерез. И Великий Змей принял единственное решение, кажущееся ему наиболее верным: он плюхнулся наземь на брюхо, изготовившись к бою. Тем самым он обрек себя на потерю своего главного козыря: маневренности.
Этим не замедлил воспользоваться лив. Приняв на свой черный щит очередную порцию огня, уже несколько хилее, чем прежние, он подсел под крылом твари, пытающейся нанести удар, и, к ужасу прочих голов, прыгнул на шею Усыни. Да так ловко у него это получилось, что через несколько мгновений, пока Змей пытался встать на свою ногу и взмыть в воздух, чешуйчатая голова оказалась в зоне досягаемости богатыря. Прочие головы раздули щеки, но вовремя одумались: так можно было спалить и братца к чертям собачьим. Этой краткой паузы хватило, чтобы Илейко, сцепив ноги в замок на змеиной шее, нанес резкий и чудовищный по силе удар своим скрамасаксом в нижнюю челюсть монстра. Выпад был столь силен, что голова Усыни оказалась пронзена насквозь, острие кинжала вышло наружу где-то около глаза.
Боль была так сильна, что все тело гиганта содрогнулось, и оставшиеся братья, зашипев положенные в таких случаях слова, попытались цапнуть человека своими зубами и оторвать ему голову. Но Илейко этого ждать не стал, он прыгнул на землю, отбежал на некоторое расстояние и дернул за привязанную веревку. Нога Змея выгнулась в обратную сторону, и тому это очень не понравилось. Он попытался опереться на крылья, но тем самым скрыл от себя из виду подвижного и быстрого человека.
Выпущенный огонь вскользь пришелся по мокрой спине лива, не создав тому каких-нибудь неудобств. Зато позволил человеку прыгнуть на широкую спину Горыныча и ударить в основание всех трех шей своим могучим кулаком. Там как раз и располагался тот орган, что образовывал из клокотавшей внутренней ярости всепожирающий огонь. Конечно, вырабатываться он мог не безгранично, к этому моменту изрядно оскудел, но все равно был в состоянии причинить очень много неудобств: например, сжечь брови, впрочем, вместе со всеми прочими волосами и кожей лица. Илейко еще в первый вечер знакомства с чудовищем обратил свое внимание на багровый отсвет под чешуей монстра.
