“…кардинальное отличие от нашего, как ты изволил выразиться, тотализатора, состоит в том, что в Яме гладиаторы убивают друг друга по-настоящему. Они не бьют друг другу морды (хотя такое тоже бывает) и не довольствуются первой кровью… Они стоят до последнего. Тот, кто останется жив – победил. Другого не дано…”
Слушая этот монолог, волк поднял голову к небу. Теперь понятно, отчего над двором протянулась маскировочная сетка. Тут, под этим самым куполом, регулярно совершались ритуальные убийства. Это и впрямь был ритуал – мужчины сходились в поединке, вооруженные примитивным холодным оружием, которое, в отличие от пистолета, не давало ни одному никаких преимуществ. Все зависело от силы и степени умения, если не мастерства…
Еще Курт решил, что исход такого поединка возможно предсказать, хотя и с трудом, но вряд ли можно ПОДСТРОИТЬ. Данное предположение основывалось на той простой предпосылке, что очень непросто всучить деньги боксеру за то, чтобы он лег на ринге навсегда – без какой-либо надежды продолжить не только профессиональную карьеру, но и вообще дальнейшую жизнь. Именно поэтому Таран не кривил душой, когда вещал о высшей справедливости, которая решит исход поединка…
Здесь все было по-честному.
Волк понял, что испытания (включавшие как подготовку, так и непосредственно поединки) предстоят ему нешуточные. Однако, если Хэнк намеревался выставлять своего узника против другого гладиатора один на один, то предсказать исход поединка можно было уже сейчас. Против настоящего волка не устоит никто.
Стоило только подумать об этом, как предстоящие испытания окрасились в самые мрачные тона. Ясно – Курту станут подбирать либо каких-то совсем уж невообразимых противников, либо драться ему придется сразу с несколькими.
Суть была в ставках. Шансы должны быть равны, иначе где интерес? Если все выиграют, но никто не проиграет, самому выигрышу тоже неоткуда взяться…
“…тебе, волчонок, предстоит присоединиться к этому славному братству. Пока ты не в силах осознать, сколь высока эта честь, однако со временем ты научишься ценить происходящее, проникнешься им всей душой. Потом, может быть, еще “спасибо” мне скажешь”.
Курт уставился на безволосого, не веря собственным ушам.
Вот, оказывается, что же такое честь, – убивать на потеху озверевшей толпе, которая в придачу рассчитывает извлечь выгоду из всего этого фарса. Но и этого мало – ему предлагали поверить, будто в конечном итоге это придется ему по душе! Нет, ну каков же наглец этот Таран. Вряд ли он говорит это по глупости – он непохож на дурака. Вполне возможно, что он отнюдь не впервые произносил эти слова. Не исключено, он вещает перед каждым “рекрутом”, и старожилы (тут, над Ямой, это слово наполнялось новым смыслом) уже устали слушать этот бред.
Как бы там ни было, Курт буравил взглядом своего тюремщика, чувствуя, как ярость концентрируется вокруг него, ерошит шерсть электричеством.
Таран, конечно же, не мог не почувствовать этого.
“Обсидианы” превратились в узкие бойницы, из которых выглядывал кто-то чрезвычайно опасный.
– …во всяком случае, – добавил он, – нам не придется держать тебя в клетке.
Но даже это заявление не могло поправить впечатление.
Именно в этот момент, как ни странно, Курт по-настоящему почувствовал отвращение к этому человеку. Не тогда, когда Хэнк Таран и Лысый Хью стояли в героических позах над поверженным волком… Не тогда, когда Таран привел в действие ошейник… И не тогда, когда Курт прослушал монолог столь кощунственного содержания, что проникнуться этим бредом не мог ни один человек, пребывающий в здравом рассудке…
Но тогда, когда Хэнк Таран предложил волку сказать одно-единственное слово.
“Спасибо”.
Курт молча смерил расстояние. Оно было не особо велико, и, кроме того, высота Ямы (как бы парадоксально это ни звучало) придала бы прыжку ускорение.
Но… Об этом можно было только мечтать. Таран по-прежнему терзал блестящую цепочку.
Нагнувшись, Курт ухватился за прутья Ямы и начал спускаться.
Это заняло у него около минуты – он не спешил. Лапы словно невзначай дергали крепления, сваренные друг с другом металлические полосы. И нигде не обнаружилось слабины. (Во всяком случае, на вертикальном пути волка – он ведь не мог, словно паук, облазить весь купол вдоль и поперек.) Яма была “вырыта” на совесть… Хотя о какой совести тут можно было говорить?
Развернувшись, Курт направился к Тарану.
В его походке не было ничего угрожающего, но безволосый поднял руку, из которой свисала цепочка:
– Достаточно. Стой.
Курт послушно остановился. Он понятия не имел, чего от него потребуют сейчас, а потому ничуть не беспокоился по этому поводу. Однако Хэнк его снова удивил.
– Тебя что-то не устраивает? Какие-либо пожелания? – спросил он.
Нельзя сказать, чтобы Курт подпрыгнул от. радости, – он всегда был здравомыслящим волком.
Тем не менее красноречивый взгляд скользнул к воротам.
– Об этом и думать забудь, – посоветовал Хэнк. – Я имею в виду – что тебе нужно в твоей… комнате?
Курт нахмурился. Он хотел было ответить, что не прочь бы увидеть в той “комнате” голову Тарана, прибитую к стене, будто трофей, но сдержался. В противном случае волк не приобрел бы ровным счетом ничего, не считая сиюминутного злорадства.
А этого было слишком мало.
– Там слишком холодно, – ответил он. – И пол… Накройте.
Повернувшись к Ножу и Топору, Хэнк молча кивнул. Помощники, не говоря ни слова, развернулись и пошли к одному из подъездов. Остальные, как бородачи, так и крепыши в безрукавках, проводили их недоуменными взглядами.
Курт и сам чрезвычайно удивился, но лишь на мгновение. Тут и не пахло добротой – просто Таран боялся, как бы узник не заработал воспаление легких в неотапливаемой камере. Физическое состояние волка находилось в прямой связи с финансовыми активами Хэнка. Курт мог лишь догадываться, сколько за него получили Хью и тот, другой, в комбинезоне. Но в любом случае это было недешево. Теперь же Таран надеялся возместить все затраты – до последнего цента – и, конечно же, за счет мохнатого пленника.
– Что ты любишь есть? – поинтересовался Таран.
Курт пожал плечами. Они были не в ресторане и не на кухне убежища, а потому вопрос его порядком смутил. Более того, все прочие безволосые продолжали прислушиваться к каждому слову.
Но ответить в любом случае следовало. Курт на мгновение поставил себя на место Тарана, – сколь невозможным это ни казалось, – и сообразил, что на месте безволосого тоже гадал бы о гастрономических пристрастиях настоящего волка: сырое мясо, с кровью или без, либо…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
