— Откуда вы это можете знать?
— Из того, что вы мне рассказали, — спокойно ответил Чандрасекар. — Вы обнаружили в этой пещере надпись, — вернее, рисунок на стене, правда?
— Ну да, но…
— А как могли бы его сделать эти так называемые мурашки, у которых, насколько я видел, вовсе нет глаз?
— Черт возьми, вы правы! — воскликнул Солтык.
Я был ошеломлен.
— В самом деле, но… погодите, профессор, а может быть, они сделали этот рисунок случайно… то есть это был не рисунок, а…
— А что?
— Сейчас я не могу вам сказать — может быть, он тоже имеет какое-нибудь отношение к электричеству?
Чандрасекар улыбнулся:
— Не торопитесь. Вы, я вижу, хотите во что бы то ни стало отстоять свою славу «открывателя металлических мурашек». Пожалуйста, не притягивайте факты к вашим гипотезам. Нет ничего хуже… — Вдруг он нахмурил брови. — Извините. Мне пришла в голову одна мысль.
Он прошел между мной и Солтыком так быстро, что мы еще некоторое время смотрели на дверь, за которою он скрылся.
До обеда у меня, собственно говоря, не было никаких дел. Работы, не относящиеся к ракете, планом не предусматривались. Ученые заперлись в лаборатории, откуда доносилось резкое гудение трансформатора. В Централи у «Предиктора» сидел Осватич. Ракета, зажатая льдом, покрывавшим озеро все более толстым слоем, перестала колыхаться. Мороз крепчал. Я взглянул на книгу, которую читал Осватич: это были «Начала» Эвклида. Отчаявшись найти какое-нибудь занятие, я вышел в коридор.
Дверь лаборатории открылась.
— Конец легенде о разумных металлических существах! — увидев меня, воскликнул Арсеньев. Он был в белом халате с засученными рукавами, бинокулярная лупа была сдвинута у него на лоб. — Жаль мне вас, ведь вы ее автор, но все решают факты. Впрочем, действительность, пожалуй, еще более загадочна!
В лаборатории каждый свободный уголок был уставлен аппаратами. Большие дроссельные катушки пришлось даже подвесить к потолку. Со стола на стол были перекинуты пучки разноцветных проводов. Под большим рефлектором сидели Тарланд, Райнер и Лао Цзу, рассматривая в увеличительные стекла что-то такое, чего я не мог увидеть, стоя у двери. Я подошел ближе и, наклонившись, увидел на темном стекле какие-то мелкие искорки. Рядом с пустой металлической скорлупкой лежало несколько миниатюрных спиралек, проволочка тоньше волоса, и маленький, не крупнее булавочной головки, кристаллик, полупрозрачный, как капелька дымчатого стекла.
— Вот внутренности «металлической мурашки», — сказал Арсеньев. — Это что-то вроде крохотного радиопередатчика, работающего на сантиметровых волках, но передатчика совершенно необычного устройства. Вы видите этот кристаллик? — Он приподнял пинцетом поблескивающую капельку: — Это конгломерат нескольких элементов, кристаллизованных так, что они составляют словно «связку» окаменевших электрический колебаний. Если кристаллик «разбудить», он отдает их, как граммофонная пластинка.
— Что вы говорите? Погодите, погодите, профессор! — вскричал я. — Это невозможно, я сам видел, как «мурашка» реагировала на мое присутствие, как двигалась и замирала, и больше всего это было заметно, когда я приближался…
— Совершенно верно, — с удовлетворением ответил астроном. — Пожалуйста, мы сейчас оживим одну «мурашку»…
Физик положил «мурашку» на эбонитовую пластинку перед экраном большого радара и, манипулируя рычагами, направил на нее пучок невидимых лучей.
— Они порядочно заржавели, — говорил тем временем Арсеньев, — в них подучились разные спайки и замыкания. Сначала они не хотели работать, но когда мы их почистили, то отозвались почти все. Вот смотрите!
Он сказал это совершенно спокойно, а я был ошеломлен.
«Мурашка» дрогнула и приподнялась, высовывая тоненькую проволочку. Физик поворачивал радарный экран, поднимал его, опускал, описывал им круги, и «мурашка» послушно повторяла все движения, направляя заостренный конец с проволочкой к экрану.
— В каждом таком приборчике есть, как я уже сказал, кристаллик с пучком записанных колебаний, — объяснял Арсеньев. — Пока его не возбуждают, он лежит неподвижно. А возбудить его можно как раз с помощью радиоволн сантиметрового диапазона, на каком работают наши радары. Когда там, в Мертвом Лесу, вы приблизились к своей «мурашке», волны, испускаемые экраном в вашем шлеме, возбудили ее. «Мурашка» ожила и начала передачу. А когда вы от нее отдалялись или только отворачивались, волны больше не попадали на нее, и приборчик выключался. В этом приборчике есть устройство наподобие вариометра, с помощью которого он устанавливается точно в направлении пучка радиоволн. Ясно?
Последняя моя гипотеза разбилась вдребезги. Я молча кивнул и решил, что никаких гипотез никогда больше строить не буду.
— Значит, это не существо? — спросил я через минуту.
— Очевидно, нет.
— А что это может быть?
— Мы не знаем. Коллега Лао Цзу думает, что таким способом обитатели Венеры записывали различные сведения.
— А, так это что-то вроде книги?
— Или пластинки, фильма, письма… Во всяком случае, это какой-то документ, содержание которого можно будет, если потребуется, воспроизвести.
— А разве колебаниями… хотя, правда, «отчет», знаменитый «отчет» тоже был записан колебаниями… Может быть, эти такие же, как те?
— Как видите, профессора Чандрасекара здесь нет. В течение двух часов он старается с помощью «Маракса» ответить на этот вопрос. Пока что мы должны вооружиться терпением.
Возвращаясь в Централь, я прошел мимо кабины «Маракса». Мне хотелось заглянуть туда, но меня удержала большая красная надпись «Тихо!», светившаяся над дверью. Осватич все еще сидел в Централи со своим Эвклидом. Я пошел наверх, в шлюзовую, надел скафандр и вышел на палубу ракеты. Ночь была темная и морозная.
Включив ручной фонарик, я увидел, что туман исчез. Белый световой кружок пробежал по палубе, бросая светлые блики, пока не затерялся среди неясных очертаний, запорошенных тонким слоем снега.
Я погасил фонарь и уселся на палубе. Некоторое время ничего не было видно, и я выключил внутри шлема радар, так как его зеленоватый экран ослепительно светился. Постепенно глаза начали привыкать к темноте. Мрак вокруг меня был различной степени насыщенности; чернее всего он был низко над горизонтом, где, по моему мнению, находились горы. Небо было лишь чуть-чуть бледнее их. На нем не было даже того отсвета, какой отбрасывают на Землю тучи, освещенные сверху Луной. Снизу, с ледяной поверхности, доносилось тихое потрескивание: лед утолщался и выдавливал корпус корабля кверху.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
