— Ксения, скажи, а ты не задумывалась: вдруг все эти женщины — плод твоего разгулявшегося воображения?
— Не повторяй его слова. Я покончу с ним и с собой. Лучше давай я тебе дальше перечислять буду. Вот ты думаешь, что Корнелий на рыбалку ездит? Это глупая наивность. Он удочки в лесу под кустом прячет, а сам опушками на слободу несется, к одной молочнице.
— К молочнице?
— Ядреная такая, кровь с молоком, конечно, молочница. Я ее адрес знаю, скоро подожгу.
— Только не надо взрывать, — попросил Минц. — Все газеты напишут, что это чеченский терроризм, возьмут тебя и скажут, что ты — белая колготка.
— Окстись! У меня белых колготок и в жизни не бывало!
Ксения чуть приподняла подол юбки, чтобы показать, что ее колготки телесного, нормального цвета.
— А чего ты от меня хочешь? — спросил Минц.
— Спасения.
— Как я могу спасти тебя, Ксения?
— Со мною что-то происходит. Я выхожу на улицу, где детский сад расположен, и ноги у меня отнимаются. Не могу я ходить по Краснопартизанской. Убейте, не могу!
— Дальше, дальше! Это удивительный феномен.
— Ревность меня душит. Представляю, как он, этот старый развратник, шагает с ней в обнимку к детскому садику...
— Зачем?
— Зачем? Чтобы лобзаться в детский мертвый час. Детишки только закрыли глазенки, а он уж ее тискает в углу.
— Ох!
— Вот именно. Но когда выхожу я на площадь Первопроходцев — а это по нашей улице в другую сторону, то вижу вывеску «Все для сада-огорода» и понимаю — именно там он встречался со своей татаркой. Именно там он обменивался с ней страстными взглядами исподтишка, ты понимаешь?
— Патология, — сказал Минц.
— Для вас, может, и патология, и маммология, а мне умереть в самый раз. Ревность душит меня за это самое место.
— За какое? — удивился Минц.
— За горло, — просто ответила женщина. — Но если пойти мимо церкви Параскевы Пятницы, то там остановка автобуса. Знаешь, зачем ее там устроили?
— Зачем?
— Чтобы моему мерзавцу удобнее было по утрам с бухгалтершей встречаться. Они встречаются, и сразу в автобус! Развратом заниматься.
— В автобусе?
— И в автобусе тоже.
— Сомнительно.
— Значит, ты, Лев Христофорович, недостаточно развратный. Не знаешь, на что способен некоторый самец!
— Ты о Корнелии?
— И черт меня дернул выйти за него замуж! — возопила Ксения так, что Корнелий, который как раз вышел покурить на лестничную площадку, сжался от этих слов, как ежик под лапой медведя.
— И давно это случилось? — спросил Минц не без ехидства.
— Сорок лет живу на краю смерти.
— Чего же раньше не разошлась?
— Раньше, пока демократы не развалили Советский Союз, всегда был партком, куда можно было пойти и прямо сказать: жить с таким извергом я больше не в состоянии. Немедленно разлучите его с этой девкой и верните в семью. А теперь мы все, бабы, сами по себе, без партийной защиты и подмоги! Загибаемся.
Лев Христофорович достал из ящика стола план города Великий Гусляр и разложил его на столе.
— Посмотрим, — рассуждал он вслух. — Если нам надо на рынок и мы не можем ходить по Краснопартизанской, то нетрудно свернуть на Софью Перовскую...
— Ты с ума сошел! Еще двадцать лет назад он на той улице Маруське Эйнштейн подмигивал.
— Не родственница? — вдруг заинтересовался Минц.
— Ее из техникума за неграмотность вышибли. Вот и сидит она у окна и подмигивает. А мой чуть что — сразу ей в ответ подмигивает.
— Ты видала?
— Люди донесли.
— А может, за давностью лет вычеркнем улицу Софьи Перовской?
— А для меня события двадцатилетней давности кажутся совершенно живыми. Как сегодня! Не могу я на ту улицу зайти. Лучше умру.
— А как Зловонный переулок? — спросил Минц. — Он по краю идет, у реки.
— Нет, ты решил меня в могилу свести! — обиделась Ксения. — Ты что, забыл что ли, кто там таится?
— А кто там таится?
— Она. Отравительница, Лукреция Борджия, собственного мужа уморила и попала в историю.
— Вроде бы у нас в городе таких не было.
— А Зинка? Знаешь ли ты, наивный профессор, что эта Зинка в восьмидесятом, нет, в восемьдесят седьмом чуть было в Париж с Корнелием не укатила?
— Не может быть!
— А я тоже сначала не поверила, когда мне старуха Ложкина рассказала. Но потом по его глазам все раскусила. Так что и не мечтай — Зловонным переулком я никогда ходить не стану.
Разговор этот продолжался еще более часа, и Минц по ходу его зачеркивал синим фломастером те улицы, по которым ревнивая Ксения не могла ходить, и те площади, на которых Удалов перекинулся взглядом со своей очередной жертвой. К ужасу Льва Христофоровича, на исходе этого часа обнаружилось, что и в самом деле эмоционально ущемленная Ксения Удалова по городу уже не могла передвигаться, потому что все время натыкалась на любовниц, знакомых или иных женщин Удалова, и внутреннее отвращение к этим развратницам и к мужу, который им способствовал, было столь велико, что Ксении лучше бы запереться дома и доживать свой век в полной изоляции.
— И что же будем делать, доктор? — спросила Ксения с некоторым удовлетворением и даже гордостью в голосе, потому что картина получилась убийственная и уникальная.
— Может быть... — Профессор надолго задумался. Через несколько минут его посетила конструктивная мысль.
— А как насчет крыльев? — спросил он. — Есть на это техническая возможность. Сделаем тебе крылья, моторчик на копчик и полетишь...
— Полечу? И грохнусь? И оставлю внуков без бабушки?
— Риск есть, но небольшой.
— Нет, — отрезала Ксения. — Потому что с неба я буду видеть все места его разврата, все дома его любовниц и ухажерок. Так я на них сразу и грохнусь!
— Так...
И Минц снова надолго замолчал. Потом сказал так:
— Придется поделиться с тобой, Ксения, великой космической тайной.
— Вот это мне больше нравится, — сказала женщина. — Делись.
— Наука только-только подходит к этому рубежу, — сказал Минц. — Даже многие не верят.
— Меня это устраивает. Если дело верное.
— Дело верное, ты уж поверь моему опыту.
— Выкладывай.
— Земля под нашими ногами с одной стороны — планета, а с другой стороны — пустота, — сказал Минц и дернул себя за ухо, потому что и самому было трудно поверить в свое гениальное открытие. — Любое материальное тело может пройти от точки «а» до точки «б», если оно получит прибор, скажем, ключ, к движению в условных туннелях, которые пронзают всю Вселенную. Это как бы туннели метрополитена, но в то же время они представляют собой совершенно невероятный лабиринт.
— То есть ты хочешь, чтобы я под землю полезла? — спросила Ксения. — Без света, в грязи, а потом из подвалов вылазить, так, что ли?
— Я говорю тебе, женщина, — рассердился Минц, — что подземные ходы — это галактическая условность. Теоретически я тебе докажу это в два счета, но вот путешествовать таким образом я еще не пробовал. И никто не пробовал.
— А я попробую и сгину.
— Ты можешь не углубляться, — сказал Минц. — Постой с краю. Привыкни. Я же тебя ни к чему не принуждаю... в конце концов!
— Не кричи на пожилую женщину. И как я буду ходить?
— Как и снаружи, — ответил Минц. — Расстояния те же, наземные объекты корреспондируют подземным коммуникациям.
— А другими словами? — спросила Ксения.
— Другими словами, от твоего дома до детского сада столько же, как поверху.
— Не понимаю. Что же я, из люка вылезу, да?
— Нет, ты по земле пойдешь. Никто и не заметит.
— Что-то ты дуришь меня, старую, Христофорыч. Как же я под землей буду ходить, а наверх вылазить незаметно?
— Потому что ты будешь ходить не под землей, а под виртуальной землей. Если Вселенная — это организм, то она пронизана тончайшими сосудами и нет им числа! Они всегда в движении, всегда в пульсации, и в то же время они статичны и стабильны, именно от их стабильности зависит в большой степени стабильность Вселенной как системы.
— Значит, я влезу...
— И вылезешь где надо. Только никому ни слова — человечество пока не готово, а милитаристские силы сразу постараются использовать мое гениальное открытие для своих корыстных целей.
— Тогда покажи.
— Эй, — вздохнул Минц. — Хотел я сам сначала попутешествовать, чтобы понять, куда смогу проникнуть с помощью ключа... но если другу надо помочь, я себе другой ключ сделаю.
Сначала Ксения, конечно, опасалась и не стала лезть глубоко.
— Я во двор и обратно, — сказала она. — Только белье сниму.
Ключ был не просто ключом, а коробочкой, которую Минц повесил Ксении на шею на простой цепочке. Верх коробочки был стеклянным, на нем была нанесена карта Великого Гусляра. С помощью кнопки можно было установить стрелочку на нужной точке...
