– А вот он стоит, этот случай! – Мадам Жизель с усмешкой указала на Оливье, и тот поразился, увидев, как, словно по мановению волшебной палочки, помолодело, оживилось ее лицо, как расправились плечи, изменились манеры. Какая там старуха!.. Перед ним стояла светская дама едва под пятьдесят, и она была красавица, несмотря на свои годы!
– Я видела императора на русском берегу, но там открыть мое инкогнито было бы еще неразумно. Я решила положиться на судьбу, однако, когда мост обвалился… – Она содрогнулась, и Биро, сорвав с плеч свою роскошную шубу, накинул ее на плечи мадам Жизель.
– Господи Иисусе! Вам надо немедленно обсохнуть, переодеться!
– Момент! – остановила его графиня. – Сначала я должна отдать кое-какие долги.
– Как прикажете, – кивнул Биро. – Ваше имя? – спросил он, благосклонно поглядывая на ошарашенного де ла Фонтейна.
– Оливье де… – начал было тот, да тотчас же осекся, ибо понял: нельзя открывать свое имя, пусть даже ему сейчас наденут на шею орден Почетного легиона.
Ведь мстительная графиня в два счета превратит ленточку любого ордена в веревку палача! Как странно: в кружеве, что плетет судьба, самая ничтожная нить может оказаться основной, способной распустить весь узор – или завязать еще более сложный. Ну не заметь он женщину, барахтающуюся в воде, не дотянись до нее эфесом своей сабли или сломайся его сабля в одном из боев! Ведь тогда графиня-шпионка (а она, несомненно, была таковой) благополучно пошла бы ко дну, а они с Анжель благополучно отправились бы в дальнейший путь и, возможно, добрались бы до милой Франции… А теперь… теперь не он сдаст Биро мадам Жизель, а она сейчас выдаст Анжель! Вот и спасай после этого тонущих! Он внезапно вспомнил одного своего знакомого из Бокера, городка, откуда сам Оливье был родом. Этот человек жаловался, что одержим пагубной страстью спасать утопающих.
«Как только я вижу, – рассказывал он, – что какой-нибудь несчастный дуралей падает в воду, не могу удержаться, чтобы не броситься вслед за ним. Сколько моя мать ни повторяла, что в один прекрасный день я так в реке и останусь, – это сильнее меня. Как, говорю я себе, вот живой человек, который вот-вот превратится в утопленника, и от тебя зависит этому помешать! По правде сказать, предпоследний мой спасенный тонул месяца три тому назад, вцепился мне в ноги и три раза утаскивал меня на дно, так что я и шевельнуться не мог! А вот последний… Я как-то рыбачил – да и спас одного… оставил его приходить в себя, а сам разложил свою одежду просушить, да и вздремнул на солнышке. Проснулся – ни утопленника моего, ни улова в корзинке, ни, что всего обиднее, одежды моей! С тех пор я и зарекся: в воду больше ни ногой, пусть себе хоть весь мир утонет!»
Оливье внезапно захохотал истерически – Биро даже отшатнулся от него, как от безумного! – и вновь вытянулся во фрунт.
– Прошу прощения, mon colonel [74]! Я был так… ошеломлен, что забыл свое имя. Меня зовут Оливье Савё.
Теперь засмеялся Биро.
– Савё? Да неужели?! Поразительное совпадение! [75]
– Да уж, – пожал плечами Оливье. – В жизни случаются такие совпадения, так что знаете… – Вспомнив, с кем разговаривает, он вновь вытянулся во фрунт.
– Ну что ж, мой храбрый Савё, – ласково проговорила мадам Жизель. – Уверяю вас, господин полковник, да и сам император щедро отблагодарит вас за спасение моей жизни. А потом… – глаза ее хищно сверкнули, – но все потом!.. Итак, чем я могу вознаградить вас?
– Silentium, – пробормотал Оливье, едва шевеля побелевшими губами. – Silentium!
Мгновение мадам Жизель смотрела на него непонимающе, но потом жестокое разочарование исказило ее черты. Она поняла, чего хочет от нее Оливье. Молчания!
Он видел, что первым ее побуждением было в негодовании отказать, выдать Анжель, однако тут же сладострастная улыбка искривила ее чувственные губы, и мадам Жизель, приблизившись к Оливье, пробормотала вполголоса – так, чтобы не услышал Биро:
– А ведь ты прав, красавчик! Смерть – мгновение, а это слишком мало, слишком быстро для нее! Ведь она не сможет вернуться домой, она будет жить в чужой стране, вечно таиться, вечно бояться! – Жизель расхохоталась, закидывая голову. – О, тебе повезло, Анжель! Никогда не могла понять, что в тебе находят мужчины, – верно, уж и не пойму. Буду рада увидеть тебя в Париже. Portez-vous bien! [76]
Ангелина даже не заметила, когда Биро и мадам Жизель ушли. Она даже как бы не слышала разговора между ними и Оливье, как бы не понимала смертельной опасности, которой избежала чудом. Ей было нужно сейчас совсем другое чудо: оказаться на противоположном берегу, пройти, проползти весь путь своих страданий в обратном направлении, превратив его в путь надежды и ожидания, когда эта надежда сбудется. Но, верно, закончилось в ее жизни время чудес, настало время, когда нельзя вернуться, нужно снова идти вперед.
Прочь от России, от родных, от любви! И даже не узнать, живы ли все покинутые ею… Отчаянно пенять на судьбу она удерживалась лишь потому, что верила – верила, как способны верить только русские люди: бог знает, что творит. Все в руках божьих; следовательно, пока последнее зло не совершилось, пока смерть не пролегла поперек твоего пути, не до́лжно отчаиваться и сомневаться в божественной мудрости и милосердии.
– Боже, боже мой! Не оставь меня в дни скорби моей! – прошептала Ангелина.
Потом мысли ее приняли другое, более практическое направление.
Итак, судьба опять посмеялась над нею. Ангелина мечтала сама распоряжаться своей участью, бороться с обстоятельствами! Где там! Опять придется подчиниться, сдаться…
Нет. Она не сдастся, она еще обратит свое поражение в победу!
Неправда, что месть – отрада мелких душ! Бывает так, что месть становится единственным стержнем существования. И теперь пришел черед Ангелины жить с мыслью об отмщении: за себя, за князя Алексея и княгиню Елизавету, за Меркурия, за всех тех, кто убит по воле шпионки-графини… за Никиту!
Она прижала ладони к губам, чтобы громко не застонать.
«Может быть, ты жив. Может быть, мы увидимся когда-нибудь. Или не увидимся никогда. Но я не забуду тебя. Не забуду! Горе жизни испытывает любовь, и если не убивает ее, то дает ей новый полет. Ничего! Все избудется! Главное – чтобы спаслась Россия».
Она в последний раз поглядела на противоположный берег – затянутый дымом сражений, грохочущий громом пушек, залитый кровью и слезами… единственный в мире обетованный берег! Какая-то светлая птица вдруг промелькнула над рекой, стремясь туда, возвращаясь.
Ангелина проводила ее тоскливым взглядом. Может, это летит ее душа?
Может быть…
