Леонела пристально разглядывала ее, вертя в руках соломинку, через которую тянула поданный Руфино коктейль.
— А скажи-ка мне, что ты испытываешь по отношению к лиценциату: доверие к его профессиональным качествам или самую обыкновенную личную симпатию как к мужчине?
Дульсина слегка порозовела.
— Откровенно скажу: он мне очень нравится!
Она явно не прочь была развить эту тему, но в гостиную вошла Кандида.
— Канди, где ты пропадаешь? Почему ты не сказала мне, куда пошла?
— Я уже совершеннолетняя. Ты должна была бы это знать, — ответила Кандида неожиданно резко и пошла к себе.
— Что за тон! — возмутилась Дульсина. — От Рикардо заразилась?
— Оставь ее в покое. — Леонела подошла к Дульсине и, обняв ее за талию, усадила в кресло.
— А ты так же нравишься Роблесу, как он тебе?
— Ах, Леонела, — доверительно ответила ей Дульсина. — Я думаю, что вскоре наш дом ждет большой сюрприз.
Леонела разглядывала ее.
— Не следует ли тебе оповестить об этом прежде всего твою сестру?
— Конечно. Сегодня же…
Дульсину распирало желание говорить о Федерико, об их близкой свадьбе. Она в хорошем настроении отправилась к сестре, решив не напоминать ей о ее грубости. Однако Кандида встретила ее неласково.
— Что тебе надо? — спросила она.
— Канди, почему ты говоришь со мной таким тоном? Я прихожу поделиться с тобой своим секретом, а ты…
— Я не в настроении выслушивать чужие секреты…
— Разве я тебе чужая?
— Прости меня, но у меня сейчас ни на что нет сил. Оставь меня в покое.
Дульсина была так переполнена своими переживаниями, что не обиделась.
— Хорошо, я зайду, когда ты будешь чувствовать себя лучше. Она спустилась в прихожую, чтобы распорядиться об ужине для Рикардо, и там столкнулась с Рохелио.
— Ты одна, без своих мушкетеров: Леонелы и Кандиды? — пошутил он.
— Канди плохо себя чувствует. Даже не захотела услышать от меня важную новость, касающуюся нашей семьи.
— Значит, касающуюся и меня тоже?
— И тебя, конечно. Но не сейчас, братик, — игриво поправила ему ворот рубашки Дульсина.
— Что-нибудь сентиментальное? — добродушно улыбнулся он.
— Все девичьи признания сентиментальны…
Она танцующей походкой направилась по сверкавшему под электрическим светом паркету в сторону кухни.
Паулетта ласково наклонилась к Томасе, лежавшей на широкой постели в комнате для гостей.
— Ну, проснулась? Вот теперь у тебя вид гораздо лучше. Она взяла Томасу за руку.
— Так что ты нам расскажешь о Розе?
— О какой Розе? — Томаса непонимающе смотрела на нее.
Паулетта решила не торопиться. Она стала рассказывать Томасе историю, известную им обеим. Но Томаса не реагировала на ее слова.
— Я Паулетта… мать той девочки, Розы, которую ты должна была унести из дома, чтобы спасти.
— Роза?.. Паулетта?.. Не знаю их… Голова болит… Голова — как тыква вареная.
Это все, что она говорила.
— Ты хоть помнишь, где живешь? — спросила Эдувигес. Томаса надолго задумалась.
— Это я помню, — сказала наконец она.
— Где? — Паулетта вся устремилась в ее сторону.
— У меня домик… маленький… в этом… в «затерянном городе»…
— Да ведь вы переехали. Ты и Роза…
Томаса вдруг разволновалась, приподнялась на постели и закричала:
— Не хочу ничего слышать! Не хочу!.. Внезапно вошедший Роке увел Паулетту.
— Оставьте ее в покое. Ей надо как следует отдохнуть. Паулетта стала объяснять ему, что это та самая женщина, которая когда-то бежала с ее дочерью Розой… Но Роке уже знал от врача, что женщина называла в бреду имя Розы.
— Мы вылечим ее, — сказал Роке. Паулетта благодарно прильнула к нему.
— Как ты добр ко мне! Я так благодарна тебе за то, что не отказываешь ей в гостеприимстве.
Он улыбнулся ей.
— Твое прошлое для меня — сильный удар. Но это позади.
И он нежно похлопал ее по руке.
Они ушли к себе. В своей уютной гостиной они просидели весь вечер, часто встречаясь глазами и думая о том, какое все-таки счастье выпало на их долю: быть вместе и так верить друг в друга. Они уже собирались готовиться ко сну, когда в гостиную вбежала растерянная Эдувигес.
— Томаса исчезла, — закричала она. — Нет ее одежды: она куда-то ушла!
Роке и Паулетта кинулись в комнату для гостей. Она и впрямь была пуста.
Дульсина по-прежнему испытывала острую необходимость поделиться новостью о своих чувствах к лиценциату Роблесу. Ей казалось, что у Кандиды было время прийти в себя от своего раздраженного уныния, и она вновь зашла к ней.
— Выслушай меня и не перебивай. Это очень для меня важно.
— Хорошо, я слушаю. Ты улыбаешься, стало быть, новость хорошая.
— Речь пойдет об одном мужчине…
— Ах вот как… Я его знаю?
— Конечно, милая. Он у нас бывает чуть ли не каждый день. Это лиценциат Роблес.
Кандида изумленно взглянула на нее.
— Ну и что ты хочешь сообщить мне о лиценциате Роблесе?
Дульсина в нервном возбуждении мелкими шагами прохаживалась по мягкому ковру.
— Во-первых, благодаря ему мы провели очень успешные банковские операции.
— Это я знаю. — Кандида не отрываясь смотрела на нее.
— А во-вторых… во-вторых, наше общение привело к тому, что… между нами возникла взаимная симпатия…
— Что ты имеешь в виду? — растерянно спросила Кандида.
— Ну как ты не понимаешь?.. Он человек свободный, я тоже свободная женщина. Почему же между нами не может возникнуть серьезная связь?.. Скажем, с перспективами брака?.. Что с тобой, Канди? Что ты так смотришь на меня?!..
Роза никак не могла понять Эрнесто. Она толковала ему, что Рикардо в очередной раз оскорбил ее, предложив деньги при разводе. Эрнесто же объяснял ей, что так всегда и делается, и Рикардо поступил как истинный кабальеро.
— Ох, кабальеро! Если он кабальеро, то я японский император, — заявила Роза под хохот Эрнесто.
Он, впрочем, тут же осекся. В доме была беда: о Томасе до сих пор ничего не было известно.
Он стал снова объяснять Розе, что, когда мужчина и женщина женятся, его и ее состояния становятся общими.
Ей это показалось очень глупым.
— Какое у меня состояние-то? — недоумевала она. — У него вон какой домина. А у меня — одни джинсы.
— Тем более, раз он с тобой разводится, то должен гарантировать твое материальное благополучие.
Это утверждение Эрнесто дало совершенно неожиданный результат.
— Это что же значит, он ко мне заявился, чтобы все по закону сделать, а не то, чтоб поглядеть на меня?.. Эх, дурачок!..
Она произнесла это так, что Эрнесто грустно вздохнул:
— Ты его все еще любишь…
