В день отъезда Ромка порвал с Юлей. Мы собирались домой, а Юля оставалась еще на две смены. Ждать ее Рома не хотел. И дело, как я поняла, даже не в ожидании, просто он по уши влюбился в Оксану, которая за все это время в его сторону так ни разу и не посмотрела. Она тоже собиралась домой — разочарованная и злая от безответной любви к Донских. Неудачный квадрат они образовали: Юля, влюбленная в моего брата, Ромка, влюбленный в Оксану, Оксана влюбленная в Сашу и Саша… влюбленный в самого себя — дурак и негодяй. Все замечательно только у меня и Вадика. А еще у Жанны все хорошо, она соскучилась по своему другу, и ей не терпится сесть в автобус, который с самого утра поджидает нас у ворот. Люся тоже остается, как у нее сложится с диджеем, непонятно, вроде неплохо, они и сейчас стоят под окнами нашего корпуса и над чем-то потешаются. Здорово, наверно, когда есть над чем вместе посмеяться! Мы с Вадиком так не смеемся.
Нет, не стану думать об этом! Завтра я проснусь дома, раздастся телефонный звонок и-и-и… начнется новая жизнь! Вот это главное — все остальное глупости!
На лестнице, когда спускалась с сумкой, я встретила Алю. Даже удивительно было увидеть ее без подружек. Иной раз у меня возникали подозрения, что она держит их в качестве охраны.
— Уезжаешь? — Аля скользнула взглядом по сумке.
— Да, через полчаса отъезд.
За всю смену мы друг другу не сказали и десятка слов. Почему она решила вдруг заговорить?
— Вадик тоже уезжает, — продолжила королева Спелой пшеницы, одергивая кружевную розовую юбку.
Непонятно, спрашивает она или утверждает, поэтому я просто киваю.
Мы молчим, но уходить рано, она явно собирается что-то сказать, только медлит зачем-то.
— Он не влюблен, как тебе кажется, — наконец выдала Аля.
Ой, начинается, вот именно так в истории человечества была разбита не одна пара. Послушаешь доброжелателей, а счастье — раз! — и упорхнуло. Нечего уши развешивать. Она ревнует до сих пор, не может смириться, что он бросил ее ради меня!
— Тебе-то что? — спокойно спрашиваю я.
— Да так… не повторяй мою ошибку. Он весь такой милый, первое время вроде заботливый, а потом лишь о себе и думает. Ему бы только тискаться, а предложишь в карты сыграть, журнал почитать, его сразу же нет.
Бредни! Чего я стою? Да ну ее — Алю эту! Хочет нам все дело испортить, видит, как мы счастливы, и завидует!
Аля поморщила носик.
— Ты, конечно, не веришь. А мне тоже девчонки говорили, когда я начала с ним встречаться… его бывшие подружки такое про него наболтали, а я не поверила. Думала, нас разлучить хотят из ревности.
Я молча разглядываю ее красивое лицо.
Не стану верить! Не ста-ну! Да о чем тут думать? Она не с добрыми намерениями разговор начала! Во всех книгах таким образом разлучают главную героиню с ее возлюбленным. Еще не хватало попасться на такой избитый трюк — на прописные истины.
— Буду знать, благодарю, — натянуто улыбаюсь я.
— Удачи, — пискляво протянула Аля.
— И тебе.
Не нужна мне удача! Она и без того улыбнулась мне во все тридцать три зуба! Так что благодарю покорно, дорогуша!
Возле ворот полным-полно спортивных сумок. А у автобуса человек пять, остальные по территории гуляют, прощаются, фоткаются с вожатыми, быстренько записывают номера телефонов обретенных здесь друзей и подруг.
Все-таки хорошо в лагере! Я теперь целый год буду скучать по этому месту! Быстро привязываюсь. Может, потому, что в моей жизни все слишком скучно ползет-ползет, а в лагере что ни день — то веселье. Тут за какие-то полдня столько событий может произойти, сколько в городе и за год не бывает! Съездить первый раз в лагерь — то же самое, что на луну слетать. Грандиозно!
Ромка вместе с Оксаной и Сашей подошли ко мне. Оксана сегодня особенно красивая, в обычных синих джинсах, босоножках и тонком свитере в сиреневую полоску.
Зачем она постоянно красит губы и глаза? Ей куда лучше без косметики, кажется, даже Донских это заметил. Уж Ромка точно заметил, не спускает с нее восхищенного взгляда.
— Таня, домой-то хочется? — спросила Оксана, когда молчание затянулось.
— Да.
И это правда. Я очень соскучилась по маме, папе, бабушке, шоколадным кексам и своей комнате! А еще по хлопьям на завтрак!
Иногда я благодарю, не знаю кого, кого-то ТАМ — наверху, за то, что у меня есть дом. Правильнее сказать — квартира, а в квартире уютная комната четыре на четыре метра, с кроваткой, как у девочек из американских комедий, с письменным столом, с разноцветными кашпо, с бежевым толстым ковром на полу, занавесками с бабочками… Когда все это рядом — ничего не страшно… ну кроме потопа, землетрясения и войны.
Рома посмотрел на Сашу.
— Батя обещал наготовить хавчика в честь нашего с Танькой возвращения, зайдешь к нам?
Я метнула на брата возмущенный взгляд и уже хотела высказаться, но Донских меня опередил:
— Боюсь, не все в твоей семье будут мне рады.
Очень верно думаешь!
Откровенно злорадствую. Не для того я домой еду, чтоб лицезреть намозолившую глаза физию Донских.
— Может, встретимся как-нибудь вчетвером в городе? — предложила Оксана, умоляюще глядя на Сашу.
— Может быть, — без энтузиазма сказал Донских.
— Я «за», — Рома пошире улыбнулся. На него просто жалко смотреть! Да и на Оксану, которая бросает отчаянные взгляды на Донских… Наверно, на всех безответно влюбленных жалко смотреть.
К нам подошел Вадик.
— Чего лица у всех такие кислые? — весело поинтересовался он.
— Тебя увидели, — съязвил Рома.
Вадик ему как не нравился, так и не нравится. Я уже отчаялась их сдружить!
Ну чем он хуже Донских? Почему Ромка не видит, какой он замечательный? Как смеет кривиться всякий раз, когда мы вместе?!
Вадик, как обычно, на бестактность моего брата не ответил. А мне иногда хочется, чтобы он был чуточку смелее, как Ромка, как тот же Саша, и не позволял никому себя подкалывать! Но, с другой стороны, люди не могут быть одинаковыми! Может, оно и к лучшему, что мой смайлик не похож на этих забияк. Он милый, и светлый, и воспитанный и… такой… такой красивый!
Водитель автобуса велел нам рассаживаться. Мальчишки помогли перетаскать сумки в багажное отделенье, а я заняла местечко у окошка.
— У тебя ведь есть мой телефон? — уже в сотый раз спросила я у Вадика, когда автобус отъехал от лагеря.
Сама себя раздражаю! С того мига, как он плюхнулся рядом со мной на сиденье, меня не оставляет какое-то непонятное волнение, как будто я расстаюсь не только с лагерем, но и еще с чем-то — с кем-то. Страшно думать об этом. А когда мне страшно, я либо мысленно талдычу какое-то слово, до тех пор пока не отвлекусь, либо начинаю без умолку болтать.
