Грейг, Суворов и Баглир ходили между группами, ободряли — но не советовали ничего, кроме как не ругаться морскими загибами. Зато — слушали. И, исходя из знания, что Миних ни при каких обстоятельствах от запланированной атаки не откажется, отбирали решения.
На следующий день к высадке присоединились и матросы. Моряки готовили команды для «абордажа» Царьграда. В эти команды Суворов отдал часть лучших своих стрелков с нарезными ружьями и гренадер. Удалось найти греков, если не константинопольских, то хотя бы бывавших в городе. Единорогам с верхних палуб под руководством Баглира срочно делались сухопутные лафеты. И все — бегом, все галопом.
Времени совсем не оставалось.
Потому как главное изменение в планах заключалось в том, что южный десант должен был ударить не одновременно с северным. А чуть раньше.
Но только когда русская эскадра шла мимо дарданелльских батарей, презрительно молча в ответ на близкое бултыханье турецких ядер-булыжников — именно в этот последний момент Баглир открыл весь свой план.
У местечка Килитбахир Дарданеллы сужаются почти до одной версты. Следствие: пролив можно простреливать с одного берега. Турецкие батареи были сметены ценой одного линкора — каменное ядро попросту выломало весь надводный борт. А парижская Академия еще утверждала, что камни с неба не падают! Турки же еще в пятнадцатом веке умели обваливать на врага настоящие астероиды! Что ж, пушки и людей свезли на берег. Высадившийся десант с ходу занял городишко и начал лихорадочно окапываться.
Через полтора часа появилась турецкая конница, застала русских за выгрузкой и земляными работами, но была остановлена князем Тембенчинским единолично. Потому как его ультразвуковой вопль скрутил своих не хуже турок. Но у русских просто руки опустились на мгновение, кое-кто успел выронить ружья и шпаги, некоторые схватились за сердце. А вот лошади спагов взбесились. Становились на дыбы, кусаясь, пытались прорваться назад сквозь рвущуюся вперед по инерции массу. Лучшая иррегулярная конница мира была остановлена. А потом рассеяна огнем кораблей.
Баглир с удивлением обнаружил, что морская артиллерия работает по живой силе неприятеля гораздо эффективнее сухопутной. Никакой хитрой пристрелки, никаких разрывных снарядов — дорогущих! Картечь не достает. Но враги валятся рядами. Причина же была проста — книппель. В пушку забивается два ядра, скованных цепью. Оснастку сносит замечательно, в парусах делает огромные рваные дыры. С появлением истинной грозы парусов — брандскугеля, казалось, книппель устарел. С вооружения снимать собирались. Но Грейг, предвидя десанты, вспомнил свой карибский опыт. Перед абордажем его противники обычно пытались зарядить картечь. И зря теряли время. А он сперва сбивал им снасти книппелями, потом, догнав, книппелями же бил вдоль палуб с дистанции, на которой картечь до него не долетала. Эффект же от книппелей был немногим хуже. Поэтому адмирал книппелями корабли попросту забил доверху. Даже в ущерб зажигательным снарядам. Потому как книппель хорош и в морском бою и при поддержке десанта.
При Грейговской тактике гаубицы на верхних палубах оказывались убийственно эффективны. Под жерлами турецких громадин он просто встал на мертвый якорь, потратил немного боеприпаса ни пристрелку и иссек орудийные позиции неприятеля навесным огнем, от которого на батареях прикрытия не было. Чудовищные пушки были захвачены целыми. Баглир не удержался, залез одной в ствол. Вылез — с пороховой копоти.
— Нормальная бронза, — сообщил соратникам Тембенчинский, — если заряжать с дула и картечью, можно использовать. А по-другому слишком долго. И вообще, нам пора оборудовать отсекающую позицию.
То есть береговую батарею.
И прикрытие в виде одной бригады.
Фельдмаршал Миних, конечно, знал, что его ждет. По донесениям, по картам, по макетам. Но увидев воочию, сам себе не поверил — неужели такое возможно взять?
Двухсотметровые обрывы скал, а над ними каменные стены новейших крепостей: Буюк-Лиман, Гарибже, Филь-Бурну… Между крепостями — земляные валы. Внутри, за этой каменной оболочкой, спокойный, как гавань, пролив, причалы порта… Но внутрь надо еще войти.
Может, все-таки ночью?
— Ночью не получится, я уже говорил, — напомнил командующий Черноморским флотом Спиридов, — самоубийство методом бросания на камни. И вообще — к западу от Буюк-Лимана есть небольшой пляжик. Удивлюсь, не обнаружив при нем батареи, но проще сбить десяток батарей, чем без лоцмана и маяков соваться ночью в Босфор!
Пляжиков было много. Песок, устья спокойных речушек. А в проливе — скалы.
— Если верить геологам, — разглагольствовал Миних, — Босфор образовался как разрыв перешейка. Поэтому такой скалистый. А тут — осадочные породы…
Наиболее подходящим для высадки он счел берег близ речки Агочлар. Батареи там не было вовсе. Турок тоже не было видно. Фельдмаршал удивлялся. Когда через два дня марша его войска все еще не встретили противника, удивление перешло в изумление. Он не знал, что почти все мобильные части неделю назад ушли штурмовать Килитбахир, приняв его за главный плацдарм русских. А гарнизон Стамбула скопился у южного входа в Босфор и у Эдикале. Потому как за день до его десанта в местечке Сан-Стефано объявились русские корабли, с которых сошли три бригады Суворова.
На третий день фельдмаршал наблюдал те же форты, что и перед высадкой, но сзади. Французский генерал де Тотт постарался — укрепления вышли на славу. Маленькую мортирку — так называемую Кегорнову, зарядили особым снарядом. В ярком небе расплылось алое облачко фейерверка. Потом второе — адмирал Спиридов ответил на сигнал.
Миних не был бы Минихом, если бы не применил какую-нибудь техническую выдумку. О скалы ударились набитые порохом брандеры. Земля вздрогнула. Выше скал встали столбы из пламени. На турецкие укрепления выпал каменный дождь. Не все рассчитали инженеры — на русские войска он выпал тоже. Миниха это не смутило. Какая разница… Много легко раненых? Оставить в строю, злее будут. Примкнуть штыки! Форвертс!
Фельдмаршал лично возглавил одну их трех штурмовых колонн. Ту, в которую входил его полк. Он все рассчитал. И то, что одним из первых перешагнет бруствер бастиона, и то, что завалится навзничь, получив в неприкрытую доспехами — стар я, ребята, железки на себе таскать, — грудь парфянскую пулю от бегущих к центральному укреплению турок, и то, как с побелевшими от ярости лицами ринутся на ненавистного врага его спешенные карабинеры. И о том, что пленных в том бою не будет, Миних тоже догадывался.
Он знал, что с треноги уйдет в небо снаряд с зеленым огнем. И эскадра Спиридова двинется к Стамбулу, снося по пути полевые батареи, прикрытые только земляными брустверами. А транспорты вывалят еще двадцать тысяч человек в серой одежке ландвера.
Он не знал, что еще через сутки, так и не начав штурм султанской столицы, доставшийся от него генералу Долгорукому корпус встретится с десантниками Суворова, полностью окружившими город, и отчаянно пытающимися убедить турок, что их много. Соединившиеся части дружно вроются в землю по обе стороны от любезно проложенной турками вокруг города рокадной дороги.
Султану удастся бежать — но его империя будет разрезана на три куска, одним из которых станет голодающая столица. И уже через неделю из султанской ставки в Андрианополе начнутся запросы — а нельзя ли заключить мир? Мир, не слишком грабительский и унизительный?
Целая неделя понадобилась только потому, что возле Дарданелл появился французский флот. Посланный как раз для предотвращения занятия Проливов русскими варварами, но опоздавший на считанные часы. Точнее говоря, флот пришел вовремя, так, как значилось в королевском приказе. А то, что русские поменяли разнюханные секретной службой короля Людовика планы — так на то они и варвары косорылые…
Поэтому командующий эскадрой был ничуть не расстроен, но бодр и деловит. Выяснив у янычарского офицера, отвлекшегося от тушения развалин своего форта, обстановку, французский адмирал решил прорываться к Босфору. И, разумеется, нарвался на килитбахирскую позицию. Ради оборудования которой Грейг разоружил два линкора, не считая изувеченного ядром-астероидом, и отдал все трофейные орудия. Итог — сводная батарея в триста стволов. Окопанная с моря и суши, замаскированная, пусть грубо и поспешно.
Французские адмиралы того времени предпочитали ставить флагман в середину линии. Из соображений безопасности и удобства управления. Чтобы задние и передние суда быстрее и точнее читали флажные сигналы.
Та же самая логика, видимо, заставила некоторых динозавров — и не только динозавров — разместить мозги в заднице, вместо того, чтобы разрастить кости черепа, а еще лучше — напялить стальную каску.
