что в переводе с русско-болгарского на общечеловеческий язык обозначало: кушайте урюк, а то вообще ничего не получите! Поленились мы в этом году косточки из абрикоса выковыривать. Впрочем, урюк и в самом деле был неплох.
Все обиды и разночтения Библии были забыты, распря на церковной почве заглохла сама по себе. Ну какая нам разница, что там на самом деле было больше тысячи лет назад? Во что большинство народа верит, то и истина! А было, не было, все равно. Река времени унесла и истину, и ложь, смыла реальных очевидцев, а вера-то осталась, и с каждым годом христиан делается все больше и больше.
Неожиданно к нам подошел захудалый мужичонка от соседнего столика. Весь он был какой-то морщинистый, старообразный и сгорбленный.
– Живея, руските хора! – вежливо начал он.
Здравствуйте, русские люди! – с некоторым запозданием сработал мой переводчик. Богуслав тоже включился не сразу, а вот ловкий Ваня бойко затараторил по-болгарски в ответ:
– И тебе не хворать! Чего от нас хочешь?
Ишь как навострился! Болгарские слова у него аж от зубов отскакивают! А то: я не смогу…, я не сумею…
А дядечка с трясущимися руками и сомнительным сизым носом уже излагал свою задумку.
– Хотелось бы мне за очень скромную плату показать вам римские достопримечательности, сохранившиеся с незапамятных времен. Многое у нас разрушено, но еще можно посмотреть почти целые стадион, церковь святых Константина и его матери Елены, развалины театра, ипподрома, акведука, терм и амфитеатра.
– Ты про театр уже говорил! – поймал внимательный Иван экскурсовода на повторе.
– Понимаете, молодой человек, – пояснил нашему юному туристу знаток архаичной римской архитектуры, – театр это место для исполнения спектаклей, и для него обязательны сцена, место для переодевания актеров, хранения реквизита, занавеса, и места для утонченных зрителей. А амфитеатр для более грубых зрелищ, вроде боев гладиаторов или травли зверей, всякие сцены и прочие излишества ему ни к чему. Самый большой амфитеатр находится в Риме и называется Колизей. Он вмещал в свою пору до 50 тысяч зрителей.
– Ого! – поразился Ваня, – а сколько же в ваш влезало?
– В нашем можно было разместить до 6 тысяч человек.
– Пожиже, но тоже весьма достойно! – крякнув и разгладив пышные усы, оценил Богуслав, – а что же вы, все что можно, в вашем городе развалили? Выходит, римляне старались, строили, а трудолюбивые жители Пловдива в это время приглядывались – нельзя ли еще чего разрушить?
– Это не мы! – прикрыл жиденькой грудью земляков болгарин. – Все развалины – это надругательства над историческими памятниками гуннов Аттилы в 5 веке! Варвары, чего с них взять…, – горестно завершил он свою защитительную речь, и его руки затряслись еще больше, просто заходили ходуном.
Эге, а экскурсовод-то у нас, похоже с сильного похмелья, сообразил я, из последних сил мужик держится. Поправиться ему, однако надо, а в кармане, видать, не густо. Поможем! Дружественная все-таки нация, славный и отзывчивый народ.
– Не хотите ли выпить за дружбу русского и болгарского народов? – из вежливости спросил я.
– Я собирался это сделать после показа вам города…, – дрогнул от радости голос экскурсовода.
Молодец! Уважаю таких людей! Сам еле живой, всего, поди, сейчас ломает, а крепится, чтобы не потерять остатки самоуважения.
– Брось, голубчик, что мы с вами варвары какие что ли? Вот есть вино, за него уже так и так платить придется, будешь ты его пить или нет. А за дружбу народов грех не выпить.
И, не ожидая ответа, я повелительно крикнул:
– Половой! Официант! Сервитьор! – поди сюда.
Гарсон махом подлетел: все-таки единственные платежеспособные посетители.
– Подай еще один чистый стакан под вино, – повелительно приказал я, – что есть из приличной еды?
– До обеда еще далеко…, – потупился сервитьор.
Я хорошо знал цену этим разглагольствованиям. Сейчас он будет мне морочить голову минут десять (я сейчас попробую уговорить повара, сами понимаете какие трудности с готовыми кушаньями во внеурочное время), а потом с разнообразными ужимками и лицом благодетеля вынесет с кухни какую-нибудь жранину, которая там валялась изначально и ее нужно было просто подать. Все это делается в расчете на щедрые чаевые. Но со мной этот номер не пройдет – мы не первый день в пути, и в каких только харчевнях, корчмах и трактирах не едали! А уж ваших хитромудрых рож навидались вволю, и все ваши приемчики по вымоганию денег с посетителей знаем назубок.
Поэтому я рявкнул:
– Еще одно лишнее слово, и мы, русские бояре, уходим в другое место! Никаких денег не даем и еще навешиваем тебе за хамство на прощанье тумаков и зуботычин!
Официант сразу струхнул и залебезил.
– Я хотел вас уважить…
Понимает, гнида, что русские шутить не любят! Для усиления должного эффекта в ответ послышалось наше дружное рычание: русские не хотели зря тратить слова! Половой вытянулся во фрунт, и четко доложил:
– Жареные колбаски и ножка от вареной курицы в наличии!
Вот то-то же мне!
– Тащи и то, и другое по порции. Да побыстрее! И гляди, хлеб не забудь.
Все было махом подано. Что же налить экскурсоводу? Ванино молодое и слабенькое винцо его не проймет, это только так – рот помазать, Богуславова ракия может повторно заломать, остается только мой сомнительный портвейн. Решено! И я налил болгарину полный стакан смеси неизвестно чего неизвестно с чем. Сейчас с ударной дозы его отпустит, а уж дальше просто отполируем ему самочувствие маленькими порциями.
Плеснул и себе полстакашка, остальные меня поддержали.
– Может хоть про Филиппа Македонского, который сделал из Пловдива крупный город, успею перед этим рассказать? – уже задумчиво крутя в руке бокал, спросил экскурсовод.
– За дружбу народов! – гаркнул Богуслав, которому позарез надо было отвлечь Ивана от неприятных воспоминаний о религиозном диспуте и для этого годились любые увертки. – А о Филиппе потом расскажешь.
Под это и выпили.
Вид у болгарина вначале был слегка ошеломленный – уж больно доза была хороша, но на глазах улучшился: прошла трясучка, стал более уверенным взгляд, и как-то, даже слегка изменился в лучшую сторону цвет носа.
– Тебя как звать-величать, дядя? – поинтересовался Иван. – А то неловко как-то выпивать с неизвестным человеком.
Может быть по болгарским обычаям было и не принято сообщать свое имя первому встречному, но экскурсовод с супердозы портвяги уже раздухарился и взялся разливаться соловьем.
– Стояном меня кличут, – сообщил ранее неизвестный дядя, торопливо обгладывая куриную ногу, – раньше служил писцом в городской управе и был женат, а ныне всего лишился.
Господи, да он еще и голоден!
– Что ж за злая непруха с тобой приключилась? – принялся вникать в чужие горести наш красавец, невзначай
