За несколько минут до 03.00 10 июля «Замалек» был вынужден остановиться. Тяжелая бомба взорвалась в шести-семи метрах от правого борта судна, и капитан Моррис почувствовал то, чего он опасался больше всего: стальная палуба под его ногами перестала вибрировать в такт ритмичной работе двух судовых двигателей.
Постепенно судно потеряло ход и отстало от конвоя. Беспомощное, оно представляло теперь неподвижную цель для немецких самолетов. Схватив обе ручки машинного телеграфа, Моррис поставил их четыре раза на «полный вперед» и четыре раза на «полный назад». Это был условный сигнал для главного механика, означавший: всем как можно быстрее подняться из машинного отделения на верхнюю палубу.
Однако небо над «Замалеком» очистилось; в воздухе стояла тишина. Немецкие самолеты улетели. Бой длился четыре часа, но теперь, казалось, закончился. Механик и подчиненные ему люди поднимались по стальному трапу наверх, а в это время сигнальщик доложил Моррису; что «Паломарес» передает ему семафор; командир «Паломареса» сообщал, что намерен возвратиться для оказания помощи «Замалеку».
Это вывело валлийца Морриса из равновесия. Он решил во что бы то ни стало показать кораблю ПВО, что с «Замалеком» еще не покончено. Моррис повернулся к озадаченному второму помощнику и приказал ему передать главному механику привет сказать, что судно в порядке. «Спросите его, может он снова запустить двигатели?» — попросил Моррис. Ошеломленный второй помощник стоял как вкопанный.
Моррис ударил помощника по лицу и рявкнул, чтобы тот торопился. Моррис понимал, конечно, что судно может спасти только чудо, но он был полон решимости сделать невозможное. Он нетерпеливо ходил по мостику, подбадривая сигнальщиков и приказывая им зорко следить, не появится ли подводная лодка.
В машинном отделении царил хаос: четырехчасовой град из бомб разбросал и сместил все, что плохо держалось. Лампы электроосветительной сети на всем судне оказались разбитыми; подушка под динамо-машиной треснула; опорные подшипники гребных валов сместились; в трубопроводе подачи топлива в отстойную цистерну появилась течь; из строя вышли даже гальюны и ванны. Однако на борту «Замалека» теперь был не один, а три главных механика — его собственный, главный механик с «Кристофера Ньюпорта» и главный механик с «Зафарана». Как только весть о затруднительном положении «Замалека» пронеслась по кубрикам, все специалисты машинных отделений других судов устремились в неосвещенное машинное отделение «Замалека», хотя все они сознавали, что, если судно атакует подводная лодка и в него попадёт торпеда, шансы остаться в живых у всех у них невелики.
В 03.04 10 июля капитан-лейтенант Бранденбург радировал в Нарвик, что он видел конвой во время интенсивной атаки его авиацией и что теперь он пытается обойти конвой с фланга, чтобы оказаться на его носовых курсовых углах. Время передышки для спасательного судна быстро истекало, но в 03.20 измазанный и потный главный механик «Замалека» доложил капитану Моррису, что ему удалось отремонтировать динамо-машину и устранить течь в топливном трубопроводе; корпус судна во многих местах пропускал забортную воду, но зато оба главных двигателя удалось запустить, и искалеченное спасательное судно снова дало ход, медленно развило скорость десять узлов и направилось на юг, туда, где немецкая авиация уже возобновила свои атаки.
Пришли последние минуты и для «Эль Капитана» — этого старейшего судна с котлами на жидком топливе, шедшего под панамским флагом с капитаном из Норвегии, первым помощником из Англии и членами экипажа из пятнадцати других стран. В 05.45 10 июля, когда на кораблях охранения команды пили чай, прилетел одиночный «юнкерс» и спикировал на «Эль Капитана». Для него оказалось достаточно трех бомб, разорвавшихся у левого борта в районе машинного отделения и мостика. Машины умолкли и постепенно судно остановилось.
Первый помощник капитана вызвался спуститься вниз и посмотреть, что там произошло. Машинные телеграфы не действовали, а в переговорные трубы никто не отвечал. Котельное отделение оказалось затопленным водой не менее чем на полтора метра. Забортный клапан вдавило взрывом внутрь, а трубопроводы подачи топлива и воды, идущие к главным двигателям, разворотило так, что к ним нельзя было подступиться. Из котельного отделения вылез весь измазанный мазутом и промокший третий помощник главного механика; он доложил, что вода поднялась до топок в котлах. Капитан Тевик быстро собрал всех на палубе, включая и девятнадцать моряков, подобранных с шлюпки «Джона Уайтерспуна». Из нижних помещений начали вырываться языки пламени, но там уже никого не осталось. Тевик дал команду покинуть судно.
Он и его первый помощник задолго до этого сделали все возможное, подготовившись на тот случай, если судно будет потоплено. Они переделали, оборудовали и снабдили две судовые спасательные шлюпки так, что на них можно было, если понадобится, идти обратно в Исландию или даже в Шотландию. Первый помощник сделал на своей шлюпке гафель и гик, пришнуровал к ним ярко-оранжевый парус и подогнал дополнительный кливер, чтобы облегчить хождение галсами против ветра.
Капитан Тевик оснастил свою шлюпку бермудским парусом. Оба они позаботились о достаточных запасах рыболовных снастей, карт, охотничьих ружей и брезента для укрытия в случае плохой погоды. Получилось, однако, так, что все эти приготовления оказались напрасными: в этих двух прекрасно оборудованных и оснащенных шлюпках им пришлось побыть в общей сложности не более пяти минут.
Их подобрал траулер «Лорд Остин», который, увидев, что судно горит, возвратился, чтобы оказать помощь пострадавшим. Командир конвоя Даудинг послал в эфир много радиограмм с просьбой выслать истребительное прикрытие, сначала кодированных, а затем, отчаявшись, открытым текстом, но его просьба не была удовлетворена.
Теперь, когда горящий «Эль Капитан» остался позади, конвой, как таковой, снова перестал существовать; осталось только восемь эскортных и вспомогательных кораблей. «Эль Капитан» доставлял четыре бомбардировщика «бостон» и восемь танков «валентайн» в качестве палубного груза, а также 7500 тонн машинного оборудования, кожи, жиров и других генеральных грузов в трюмах.
Капитан Тевик очень сокрушался в связи с потерей своего прекрасного старика — «Эль Капитана». «Мне кажется, это вы, — вспоминал он через несколько лет в своем письме к первому помощнику военных лет, — схватили старпома „Лорда Остина“ и умоляли его налить стакан рома для старины капитана, потому что он „здорово загрустил“. Да, я сидел тогда на койке и пытался сам себя успокоить… а в иллюминатор, несмотря на ночь, светило яркое солнце… Вы, помнится, заснули на диване, а бедный маленький „Лорд Остин“ продолжал настойчиво топать к входу в Белое море. Немецкие летчики, кажется, тогда улетели домой, выпить по стакану пива… а мой прекрасный „Эль Капитан“ совершал свой последний рейс — на дно Баренцева моря…».
Бой кончился. Флаг «Q» на эскортных кораблях спустили. Прозвучала долгожданная команда: «От боевых постов отойти!» Люди с жадностью пили горячий чай, а артиллеристы уже торопились проверить заведования, перезарядить магазины, собрать и подсчитать стреляные гильзы. Теперь, когда не стало двух последних тихоходных судов, эскортные корабли могли увеличить скорость хода до одиннадцати узлов, что они и сдедали, взяв курс на Иоканку — небольшой русский порт у входа в Белое море.
Когда спасательное судно «Замалек» догнало увеличивший скорость хода конвой, капитан Моррис увидел, что корабль ПВО «Позарика» неожиданно отвернул с курса и стал приближаться к борту «Замалека». В какой-то момент Моррису пришла в голову мысль дать «Позарике» такой же семафор, какой недавно был получен с нее, — быть осторожней и не мешать отбивать атаки, но потом он вдруг заметил, что экипаж корабля ПВО собирается на верхней палубе и строится на борту около мостика лицом к борту «Замалека», словно для встречи какого-нибудь высокопоставленного адмирала. Мало этого, когда, покачиваясь на небольшой волне, корабли сблизились, моряки на борту «Позарики» сняли свои головные уборы и, подбрасывая их вверх, начали восторженно выкрикивать слова приветствия мужественному экипажу маленького спасательного судна. Все это произошло так неожиданно, что у расчувствовавшегося капитана Морриса на глазах появились слезы, а в горле встал ком.
Капитан Моррис приказал дать флажный сигнал «ясно вижу», а затем экипаж «Замалека» трижды прокричал хором слова благодарности в адрес «Позарики» за отличную противовоздушную защиту. «Увидимся в Архангельске!»— крикнул в мегафон Моррис своему коллеге на мостике «Позарики», и оба корабля заняли свои места в походном порядке.
Экипажи «Оушн Фридома» и «Самуэля Чейза», как и экипажи охранявших их двух тральщиков и двух противолодочных траулеров, наблюдали издалека последние стадии воздушных атак на шедший впереди них конвой с «Замалеком». В 02.56 они видели, как в ясном небе впереди них появилось множество белых облачков от разрывов зенитных снарядов и несколько самолетов, круживших над невидимыми за горизонтом целями. Они видели, как самолеты атаковали «Эль Капитана», а через несколько часов после этого услышали и увидели сильнейший взрыв, после которого «Эль Капитан» пошел на дно. В 09.00 с тральщика «Бритомарт» увидели немецкую подводную лодку, которая, видимо никого, и ничего не опасаясь, шла в надводном положении параллельным курсом на расстоянии каких-нибудь четырех миль с правой раковины. Лодка маячила в этой части горизонта около часа. Потом исчезла. Очевидно, это была подводная лодка «U-255» капитан-лейтенанта Рича. До того как его обнаружили, он следовал за этой группой кораблей и судов в течение двух часов и уже донес о ней в Нарвик. Через час после этого первого донесения Рича, об обнаружении двух судов в сопровождении четырех эскортных кораблей, идущих в юго-западном направлении, к входу в Белое, море, донес и капитан-лейтенант Байлфелд («U-703»). Поэтому штаб Шмундта не сомневался теперь, что в море находится еще одна группа судов. Когда Шмундт пришел в свой кабинет утром 10 июля, на его столе лежали еще два донесения: «U-376» добила «Хузиера» с грузом танков, a «U-251» (капитан-лейтенант Тимм) торпедировала второе судно — это и был тот взрыв, который видели и слышали на кораблях и судах, шедших позади.
