– Садись, Хью, – проговорил Ангус Фрезер без малейшего намека на благоговение, охватившее экономку. – Сейчас миссис Уолтерc принесет нам чего-нибудь горячительного, чтобы согреться. Если я правильно понимаю, ты приехал за Иден? Боюсь, ты разминулся с ней. Она уехала минут десять назад.
– Она направилась в Эрран-Мхор? – спросил Хью нахмурясь.
– Не знаю, она ничего не сказала да и была здесь недолго. – Выцветшие голубые глаза, удивительно похожие на глаза внучки, внимательно смотрели на него. – Поссорились?
Вопрос был непростительно дерзкий, но задал его Ангус Фрезер, и Хью честно посмотрел на него с грустной улыбкой:
– Да, что-то в этом роде.
– Не удивляюсь, – сказал Ангус. – Если тебе нужна была послушная, смирная жена, женился бы на индианке. Часто слышал от Хэмиша, как они послушны и преданы мужьям.
– Наверное, я еще не раз пожалею, что не сделал этого, – согласился Хью, все так же грустно улыбаясь.
Старик пожал плечами, закрывая тему. Про себя он был доволен, что его своевольная внучка вышла замуж за человека, которому по силам приручить ее. Он со вздохом откинулся в кресле, глотнул виски, которое подала миссис Уолтерс, и ничего больше не сказал. В комнате воцарилось дружеское молчание. Хью, который, несмотря на долгие годы, проведенные в Индии, не потерял вкуса к хорошему шотландскому виски, с удовольствием потягивал содержимое стакана, оглядывая комнату. Он редко бывал в этом кабинете, ему было приятно увидеть, что здесь мало что изменилось. Та же старая мебель эпохи английского короля Якова I, толстенные ковры, картины в темных дубовых рамах висели на тех же местах, и даже Ангус Фрезер, хотя и постаревший и болезненно хрупкий, казался неотъемлемой частью воспоминаний Хью о прошлых визитах.
И все же что-то изменилось... Хью подумал минутку и наконец понял, что две картины Уилкинза, которые висели напротив камина, исчезли, их сменили другие, менее известного художника. Он заметил об этом вслух.
– Джанет сняла их, пока я болел, – объяснил Ангус. – Говорит, никогда не любила их. Считает, они плохо вписываются в обстановку, а ведь они – самые ценные из моих картин. Наверное, отнесла их на чердак, я не спрашивал. Хочешь еще виски?
– Спасибо, нет, – ответил Хью, поднимаясь. – Хочу вернуться домой засветло. Передайте мой привет миссис Джанет.
– Обязательно, – пообещал Ангус. – Она расстроится, что разминулась с тобой. И Анна тоже. Она – особенно! Уехали куда-то с утра, а Изабел... – Он нахмурился, пытаясь вспомнить. – Не помню, Изабел уехала с ними или нет. Такая тихая, знаешь, иногда я о ней вообще забываю.
Хью поднял воротник и вышел в холодный двор. Внезапно он услышал звук легких бегущих шагов за спиной и вовремя увернулся – из-за угла появилась закутанная фигура с корзиной только что собранных яиц, меховой капюшон скрывал лицо.
– Добрый день, мисс Гамильтон, – вежливо поздоровался Хью. Изабел от неожиданности шагнула назад.
– О! – вырвалось у нее, она залилась румянцем. – Ваше сиятельство, я не видела вас! Извините, пожалуйста... – Опустив голову, она прошла мимо него и исчезла в доме.
Это было больше похоже на отчаяние, чем на грубость. Хью постоял, задумчиво глядя ей вслед. Он не понимал, почему Изабел, такая прелестно застенчивая и милая на балу и потом на свадьбе, вдруг так расстроилась при виде его. Не Иден ли поделилась со своей впечатлительной кузиной невероятными россказнями о своем мерзавце-муже? Если он прав, радоваться нечему. Хью взобрался на лошадь и отъехал в таком же настроении, что и приехал.
– Черт бы побрал этих гамильтоновских женщин! – проворчал он себе под нос.
К тому времени когда он подъехал к хвойному лесу, разделяющему Тор-Элш и его собственные земли, гнев его несколько поутих и сменился неведомым ранее чувством полнейшей беспомощности. Он сознался себе, что держался утром с Иден как невоспитанный мужлан, еще хуже – как самый настоящий сноб, отвратительный напыщенный патриций с высокомерием, которое сам так не любил и открыто порицал в других людях своего круга. Конечно, он не возражает, пусть Иден помогает Маккензи с овцами. В целом его порадовало, что ей совсем не хочется становиться праздной светской львицей, бледной, безжизненной аристократкой, по определению самой Иден.
Хью не сдержал улыбки, он с ходу мог назвать не менее дюжины таких женщин, и, хотя некоторые из них были бесспорно очаровательны, они все же мгновенно утомляли его. По правде говоря, он предпочитал непредсказуемое поведение своей своенравной жены. Почему же тогда он прямо не сказал ей об этом? Почему разгневался из-за того, что на самом деле не имеет никакого значения?
– Ради Бога, – произнес он вслух, обращаясь к быстро темнеющему небу и к высящимся впереди горам, – может быть, она права, я действительно грубый, неотесанный мужик?
Эта мысль развеселила его. Подъехав к дому, он передал взмыленную лошадь конюху. Справившись у экономки, выяснил, что ее сиятельство вернулась домой полчаса назад и попросила, чтобы ужин подали ей в комнату. Хью понял, что Иден не хочет ужинать вместе.
Когда он поднимался к ней в покои, выражение лица у него было далеко не из приятных.
«Придется извиниться, конечно», – подумал он без всякого энтузиазма. Он не мог предвидеть, как отнесется Иден к такому неожиданному проявлению чувств с его стороны, но все же достаточно хорошо знал свою жену, чтобы понять, что она совершенно незлопамятна, и, если он честно признается, что не прав, она не посмотрит на него с презрением. Во всяком случае, он надеялся на это.
Портьеры на окнах были задернуты, и только лампа на столе слабо освещала комнату. Иден не любила полумрака, но сейчас Хью не стал задумываться над этим, потому что, как только вошел в комнату, его охватил совершенно неожиданный запах экзотических благовоний. Запах был хорошо знаком ему – он был такой же неотъемлемой частью Востока, как своеобразные звуки и краски Индии. Почувствовав этот запах и охваченный воспоминаниями, он остановился на пороге.
– Сандаловое дерево? – вслух произнес Хью. – Иден, какого черта...
Сзади послышалось шуршание шелка и легкое движение. Хью резко обернулся и замер, услышав нежный шепот на хиндустани:
– Саиб, к чему задавать лишние вопросы? Разве недостаточно, что мы здесь одни?
В тусклом свете лампы Хью разглядел перед собой девушку-индианку в сари из легчайшего шелка цвета розовых лепестков. Легкое покрывало с золотой каймой скрывало все ее лицо, кроме глаз, пронзительных синих глаз, которые в полумраке казались еще синее. Они дразнили и манили, заставляли забыть о мгновенном замешательстве, которое охватило графа при виде ее.
