Итальянцы отчаянно желали капитулировать. Однако они хотели сделать это, только получив заверение, что одновременно с капитуляцией в Италии будет высажена мощная группировка сил союзников, которая обеспечит полную защиту как самого итальянского правительства, так и итальянских городов от немецких войск. Следовательно, они пытались выяснить все детали наших планов. Но мы не стали раскрывать их перед ними, поскольку нельзя было исключить возможность предательства. Кроме того, вторжение в Италию теми силами, какие сами итальянцы считали необходимыми, полностью исключалось по той простой причине, что у нас не было ни войск в этом районе, ни судов для их транспортировки. Итальянские военные руководители не могли представить себе, как союзники предпримут такую операцию силами менее пятнадцати дивизий в войсках первого эшелона десанта. Мы планировали использовать только три дивизии с некоторыми частями усиления помимо тех двух дивизий, которые должны были быть переброшены через Мессинский пролив.
Эти переговоры все еще продолжались, когда в соответствии с планом генерал Монтгомери за одну ночь перебросил через Мессинский пролив две дивизии, не встречая сопротивления, и вторжение союзников на Европейский континент стало свершившимся фактом. Это произошло 3 сентября, на десять дней позже, чем я надеялся осуществить его. Подготовка к десантной операции требует много времени, но если бы мы сумели выиграть в данном случае несколько дней, то потом оказалось бы значительно проще решить проблему Салерно. Тем не менее время было выбрано достаточно правильно, чтобы мы имели возможность использовать позднее для высадки главных сил некоторые из десантно-высадочных средств, перебросивших дивизии Монтгомери через Мессинский пролив. Он сразу начал наступление вверх по Апеннинскому полуострову, а противник вел пассивные сдерживающие бои, с тревогой ожидая нашего крупного наступления.
На некоторое время после падения Муссолини мы несколько ослабили интенсивность воздушных налетов на Италию. Мы публично заявили об этом как о возможности для нового правительства избежать дальнейших разрушений в стране, приняв без промедления наши требования о безоговорочной капитуляции всех итальянских вооруженных сил. Это вызвало резкий протест в Лондоне. Нам вновь напомнили, что командующий войсками на фронте находится под контролем правительства и общественного мнения своей страны. Фактически задержка с бомбардировками была вызвана необходимостью перебазирования авиационных частей и подтягивания к новым базам материально-технических резервов; мы пытались сделать добро по необходимости. Как только командование войск вновь получило возможность с максимальной эффективностью использовать авиацию, оно сразу возобновило воздушные операции.
При определении тактических планов возник вопрос, мнения по которому резко разошлись. Одна группа считала, что наиболее безопасным, хотя и менее решающим путем наступления в Италии было продвижение в глубь Апеннинского полуострова, после того как Монтгомери овладеет плацдармом. Этот вариант был надежен, но не обещал никаких серьезных результатов. В самом деле, убедившись, что наше наступление последует в этом направлении, противник мог легко заблокировать наши войска на ряде горных рубежей и лишить нас возможности осуществлять маневр силами.
Все говорило о том, что вторжение следует предпринять на более широком фронте. После рассмотрения каждого участка побережья от Рима до самой оконечности полуострова выбор пал на Салернский залив. Крупнейшим недостатком этого плана являлось то, что его логика была очевидна как нам, так и противнику. Основную часть нашей истребительной авиации все еще составляли самолеты с небольшим радиусом действия, и Салернский залив был крайним пределом их эффективной поддержки высадки десантов. Кроме того, между Салернским заливом и "носком итальянского сапога" не было ни одного другого более или менее удобного участка побережья для десантирования, так что мы решились на операцию, не питая никаких иллюзий относительно ее неожиданности для противника.
Между тем переговоры о капитуляции Италии тянулись мучительно медленно. Они были очень сложными и касались все еще сильного итальянского флота, остатков итальянских военно-воздушных сил и итальянских сухопутных сил на всем полуострове и на Балканах. Но прежде всего эти переговоры касались возможности осуществить капитуляцию, поскольку немцы фактически господствовали во всей стране. Наконец мы пришли к соглашению, что капитуляция вступит в силу вечером 8 сентября и что Бадольо и я одновременно сделаем заявления о капитуляции. Я выбрал эту дату, так как в полночь должна была начаться высадка десанта в Салернском заливе. Все эти долгие и подчас раздражавшие переговоры вел с нашей стороны мой начальник штаба.
Все шло в соответствии с планом, и вдруг в полдень 8 сентября я получил сообщение через тайные каналы, что Бадольо пересмотрел свое решение на том основании, что мы проявляли излишнюю поспешность и что результатом будет установление полного господства немцев в Италии и кровавая расправа над теми, кто был причастен к переговорам о капитуляции. Дело зашло слишком далеко, чтобы дальше тянуть время. Я телеграммой категорически ответил, что независимо от его действий я заявлю о капитуляции в 6.30, как мы договорились ранее, и если я сделаю это без одновременного заявления с его стороны, то у Италии не останется друзей в этой войне. Я находился на своем передовом командном пункте возле Карфагена, когда донесение Бадольо пришло в мой штаб в Алжире. Мои офицеры, совершенно сбитые с толку, обратились по радио за указаниями в Объединенный англо-американский штаб, одновременно направив оригинал донесения мне. Решив действовать по своему усмотрению, я приказал отменить радиограмму, направленную в Объединенный англо-американский штаб, или, если это уже невозможно будет сделать, объяснить ему, что я уже сам отрегулировал этот вопрос. Вечером в 6.30 я объявил по радио о капитуляции Италии. Бадольо, полный страха и нерешительности, спустя полтора часа наконец решил, что ему нужно последовать моему примеру.
Это никоим образом не означало изменения наших планов вторжения. В течение нескольких дней, как мы знали, итальянский гарнизон на побережье Салернского залива заменялся лучшими немецкими войсками, и наша разведка предсказывала тяжелые бои на плацдарме, кульминацией которых станут сильные контратаки где-то между четвертым и шестым днем после высадки на берег.
Четырьмя дивизиями в дополнение к тем двум, которые уже были на итальянском берегу, но далеко на юго-востоке, мы начинали вторжение в страну, где, по нашим подсчетам, находилось восемнадцать немецких дивизий. Хотя войска, следующие за дивизиями первого броска десанта, удваивали первоначальную численность наших сил, в некоторых отношениях операция выглядела безрассудно-смелым предприятием; однако решение начать операцию было принято в силу нашей веры в возможность авиации обеспечить мощное воздушное прикрытие в период наращивания сил на плацдарме, в силу нашей веры в мощь военно-морского флота оказывать огнем корабельной артиллерии непосредственную поддержку высаживающимся войскам, пока те не будут в состоянии сами постоять за себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
