который повторял соответствующие аргументы предыдущего акта. Новый документ подчеркивал, что рекреационное потребление опиума и морфина приводило к вредоносной «зависимости», которая превращала рядовых граждан в преступников, уничтожала индивидуальность отдельных людей, разрушала целые семьи и подрывала государство в целом [Kakegawa 1942c: 72]. Провозглашалось, что Маньчжоу-го удалось установить мир, который содействовал претворению в жизнь указанных законов на пути к искоренению рекреационного потребления наркотиков и зависимости. Чиновникам, которые продолжали курить опиум, настоятельно рекомендовалось немедленно отказаться от данной привычки, с тем чтобы они могли выступать нравственным примером для народных масс. Как закон «Об опиуме», так и закон «О Совете по общим вопросам Маньчжоу-го» содержат аргументы, которые мы уже встречали в двух представленных выше исторических нарративах. Людей, регулярно потребляющих опиум, обвиняют в «безволии» и пребывании в состоянии «добровольной хронической интоксикации» [Kakegawa 1942g: 6]. Опиоманам была уготована только одна судьба: «быстро обеднеть, рано умереть» [Ibid.: 7].
Илл. 37. «Правительство Маньчжоу-го». Источник: [Kakegawa 1942g: 7]. Первоначальный производитель: Опиумная монополия Маньчжоу-го, компания прекратила свое существование
В главе 6 – «Ошибочный обычай» – раскрывается, как опиум отравлял и лишал сил население Маньчжоу-го. Автор эссе настаивает, что, вопреки распространенной точке зрения, зависимость от опиатов не была в первую очередь связана с наличием у наркоманов каких-либо недугов. Указывается, что возраст большинства наркозависимых составлял от 30 до 50 лет, когда человек должен находиться на пике своей физической формы [Kakegawa 1942m: 46]. Как же получалось, что зависимость возникала именно в тот период его жизни, когда он должен ощущать особый прилив сил? Автор также замечает, что лишь примерно 20 % опиоманов были женщинами. Возникает вопрос о гендерном неравенстве. Если бы опиумная зависимость на самом деле связана была с болезнями, то разве она не была бы распространена в равной мере как среди женщин, так и среди мужчин? На основании всего вышеуказанного отвергается мнение, что пристрастие к наркотикам было медицинской проблемой. Автор видит эту проблему проявлением социальных традиций, сложившихся вокруг потребления опиума. Наркотик традиционно использовали для лечения боли в животе, кашля, затруднений дыхания, а также диареи и бессонницы. Разумеется, люди могли верить в целебную силу опиума, который на самом деле лишь притуплял боль, но не избавлял от заболевания. Дурман проходил, а первоначальное болезненное состояние сохранялось, от чего у пациента могло возникать ошибочное ощущение, что недуг нужно было преодолевать большим количеством опиума. С течением времени в организме человека накапливались токсины, а его тело привыкало к наркотику. Казалось, что преодолеть боль и исцелиться можно было лишь увеличением дозы [Ibid.: 47]. Постоянное употребление приводило к зависимости. Автор эссе подчеркивает, что Маньчжоу-го должна стремиться к единению с Японией и спасению народов Восточной Азии посредством искоренения подобных «ошибочных обычаев», которые приводили к бессмысленному отравлению ничего не подозревающих рядовых граждан, считавших нелекарственное вещество некоей панацеей, хотя в действительности оно было всего лишь не слишком эффективным обезболивающим.
В главе 11 представлено, возможно, наиболее удручающее из всех произведений, которое назвается «Надписи на древних стелах». Рассказ посвящен печальной судьбе потомков цинского генерала Мутушань (г. с. 1886 г.). Желая увековечить заслуги военачальника в течение десятков лет верной службы на благо императорской династии, в том числе его выдающуюся роль в Китайско-французской войне 1884–1885 гг., правитель Айсиньгьоро Цзайтянь (1871–1908 гг.) приказал высечь надписи на двух каменных стелах. Стелы были выставлены у входа в парк Лунша в родном городе генерала – Цицикаре [Kakegawa 1942b: 92]. Резким противопоставлением военачальнику выступает его сын, который посвятил всю свою жизнь курению опиума. Рассказчик полагает, что это стало возможно, потому что в деле противостояния распространению наркотика династия Цин ограничивалась «пустыми угрозами и демонстрацией силы» [Ibid.: 94]. Зависимость сына затронула и других членов семьи: его жена и наложница также пристрастились к опиуму. Автор рассказа осуждает «так называемую китайскую семейственность» – склонность кровных и названных родственников искать поддержки у более успешных и следовать примеру, подаваемому старшими членами семьи [Ibid.]. Сын Мутушаня продолжал курить опиум, все больше отдавая себя наркотику и игнорируя нарастающие в семье проблемы. Он не выпускал из рук опиумную трубку, даже когда его супруга и наложница скандалили между собой. Наркозависимость и нехватка средств приводят к окончательному развалу семьи: сын Мутушаня продает все, что было у него в доме, потом сам дом и, наконец, как жену, так и наложницу. Когда у него не остаётся ничего другого, он преступает заветы сыновьей почтительности и продает землю, на которой стоит гробница его отца. Когда сын Мутушаня попытался продать и каменные скрижали с памятными надписями от императора, вмешались местные власти и выкупили памятники. В заключение автор замечает, что общаться с наркоманами – «как пускать восточный ветер в уши лошади», которая все равно не в состоянии расслышать или понять сказанное [Ibid.: 95]. Расказчик уверен в том, что зависимость от опиума полностью пожирает своих жертв и что для тех многих, следующих за сыном Мутушаня, нет никакой возможности спастись от потери крова и растерзания дикими псами. Это единственный сюжет в сборнике, в котором отсутствует надежда на спасение хотя бы некоторых наркоманов.
Тяжелые последствия наркозависимости представлены и в главе 7: «Бессовестность наркоманов, пьющих анестетики». Вымышленный сюжет посвящен человеку, который излечивается от героиновой зависимости. Лю Эньхуэй – наследник богатой семьи, которая преуспела как в кругах чиновников и предпринимателей, так и среди деятелей искусства. По окончании школы Эньхуэй поступает на службу к собственному отцу и помогает ему управлять делами другой обеспеченной семьи. На следующий день после кончины отца, желая избавиться от острой боли в желудке, Эньхуэй принимает героин. Молодой человек ошибочно полагал, что этот препарат можно использовать как «чудодейственное лекарство». В действительности же наркотик лишь временно смягчал неприятные ощущения. Не знающий о побочных эффектах героина Эньхуэй делает себе инъекции все чаще [Kakegawa 1942h: 51]. Поскольку глава семьи умер, молодому человеку никто не противостоит. Пытаясь утолить свою ненасытную жажду к героину, герой пускает по ветру средства обеих семей. Физический ущерб, который наносит себе Эньхуэй, рассказчик называет «пустяком» по сравнению с разрушительным действием зависимости на его совесть. Здесь возникает ассоциация с китайским крылатым выражением, которое обычно связывали с женским целомудрием: «Умереть с голоду – ничто по сравнению с утратой непорочности» [Ibid.]. Превратившийся в законченного наркомана Эньхуэй, пристыженный и обездоленный, в конце концов поступает на лечение в Институт здоровой жизни. Сотрудники центра поражены тем, как сильно преобразили молодого человека бесконечные инъекции героина с использованием ржавых игл и грязной воды. Ноги, плечи, грудь и живот Эньхуэя покрыты глубокими шрамами.
