Эта требуемая энергия, однако, как помощь для слаборазвитой страны, -- она никогда не придет. Что-то в общем устройстве наших общественных структур препятствует ее освобождению и тому, чтобы женщины могли сновидеть.
Если бы эта энергия освободилась, говорили мне женщины-маги, было бы очень легко опрокинуть цивилизованный порядок вещей. Но самая большая трагедия женщин в том, что их социальное сознание полностью доминирует над индивидуальным. Женщины боятся быть разными и не хотят отойти слишком далеко от комфорта известного. Социальное давление не позволяет им отклоняться и оказывается всепоглощающим, и вместо того, чтобы измениться, они молча соглашаются с тем, что предписано: женщина существует, чтобы служить мужчине. Поэтому они никогда не видят магических снов, хотя имеют естественную предрасположенность к этому.
Жизнь женщины в обществе, ее социальное положение лишило ее всяких шансов. Даже если женщина имеет отношение к религии или науке, это все равно не лишает ее того же отпечатка: ее основная функция -- деторождение; и даже если она достигла высокой степени в области политического, социального или экономического равенства с мужчиной, это в конечном счете не имеет значения.
Женщины говорили мне все это каждую ночь. Чем больше я вспоминала и понимала их слова, тем сильнее становилась печаль. Мое горе было теперь не просто моим личным, но и нашим общим, сумасшедшая гонка жизни в обществе заманила всех нас в ловушку социального порядка, -- так мы оказались прикованы к нашей собственной ограниченности. Даже если мы когда-нибудь получаем свободу, то это только временное короткое прозрение между погружениями -- по собственному желанию или насильно -- обратно во тьму.
-- Прекрати заниматься этой сентиментальной чепухой, -услышала я. Это был мужской голос. Я оглянулась и увидела, как смотритель, наклонившись, всматривается в меня.
-- Как ты сюда забрался? -- я растерялась и была слегка взволнована. -- Ты что, шел за нами? -- Это был не просто вопрос, это было обвинение.
-- Да, я всегда по возможности следую за тобой, -- он хитро посмотрел на меня.
Я заглядывала ему в лицо, не веря, потому что знала, что он любит подшучивать надо мной. Меня не раздражал и не пугал мерцающий свет его глаз.
-- А где Эсперанса? -- спросила я. Ее нигде не было видно. -- Где она... -- нервно заикалась я, не в состоянии выговорить слова.
-- Она вокруг, -- сказал он, улыбаясь. -- Не бойся. Я тоже твой учитель. И ты в надежных руках.
Я нерешительно дала ему руку. Не прилагая никаких усилий, он вытащил меня на плоский валун, огромный с виду, овальной формы, обточенный водой. Наверное, он долгое время пролежал в ручье, звук которого доносился откуда-то из темноты.
-- А сейчас снимай одежду, -- сказал он. -- Самое время для твоего космического купания!
-- Что снимать? -- Конечно же, он шутил, и я засмеялась.
Но он говорил серьезно. Он слегка ударил меня рукой, точно так, как это делала Эсперанса, и снова предложил мне раздеться. Прежде чем я поняла, что он делает, он уже развязал шнурки на моих кроссовках. -- У нас не так много времени, -- предупредил он, потом настоял, чтобы я продолжала раздеваться. Взгляд, которым он рассматривал меня, был холодным и клинически безличным. Если бы я могла стать жабой, как говорила Эсперанса, и ускакать от него.
Дурацкая идея, что мне надо идти в темную, холодную воду, без сомнения, переполненную всякими отвратительными тварями, ужаснула меня. Желая положить конец этой нелепой ситуации, я спрыгнула с камня и вошла по щиколотку в воду. -- Я ничего не чувствую! -- завопила я, в ужасе вылетая обратно. -- Что происходит? Это же не вода!
-- Не будь ребенком, -- прикрикнул на меня смотритель. -Конечно, это вода. Но ты не чувствуешь ее. Вот и все.
Я хотела было выругаться, но вовремя взяла себя в руки. Страх прошел.
-- Почему я не чувствую воду? -- спросила я, упорно пытаясь выиграть время, хотя и знала, что это бесполезное занятие. Но я не сомневалась, что сразу же скончаюсь в воде, буду чувствовать ее или нет. Однако у меня не возникло желания быть безрассудной.
-- Это безводная вода, что-то вроде очищающего раствора? -- спросила я.
После долгой паузы, перебрав все угрожающие возможности, он сказал, что я могу называть ее очищающей жидкостью. -Однако я должен предупредить тебя, что это не ритуальный способ очищения, -- подчеркнул он. -- Очищение должно прийти изнутри. Это частная и одинокая битва.
-- Тогда почему ты хочешь, чтобы я вошла в эту воду? Она кажется слизистой, даже если я не чувствую ее, -- сказала я со всей силой, которую могла вложить в голос.
Его губы дернулись, как будто он собирался рассмеяться, но, по-видимому вынужденный уступить, он снова сделал серьезное лицо и сказал: -- Я собираюсь прыгнуть в воду вместе с тобой. -- И без всяких дальнейших колебаний он полностью разделся.
Он стоял передо мной в каких-нибудь пяти футах, совершенно голый. В этом странном свете -- казалось был и не день, и не ночь -- я могла видеть с совершенной ясностью каждый дюйм его тела. Он не делал робких попыток прикрыть свою наготу. Напротив, он, казалось, более чем гордился своими мужскими достоинствами и демонстрировал их передо мной с вызывающим нахальством.
-- Поспеши и снимай свою одежду, -- подгонял он меня. -- У нас не так много времени.
-- Я не собираюсь раздеваться. Это безумие! -протестовала я.
-- Но ты это сделаешь. Это решение ты примешь всем своим существом. -- Он говорил без горячности, без злости, со спокойной настойчивостью. -- Сегодня в этом странном мире ты узнаешь, что существует только один способ вести себя: поведение мага. -- Он смотрел на меня с любопытной смесью сострадания и радости.
С ухмылкой, которая, по-видимому, означала, что он убеждал меня бесполезно, смотритель сказал, что прыжок в бассейн будет встряской для меня. Он что-то изменит внутри меня. -- Эта перемена поможет тебе в будущем понять, кто мы и что мы делаем.
Мимолетная улыбка просияла у него на лице, когда он поспешил заметить, что прыжок в воду не даст мне дополнительной энергии для сновидения. Он предупредил меня, что процесс сохранения и накопления энергии займет очень много времени и что я могу вообще никогда не добиться успеха. -- В мире магов нет никаких гарантий, -- сказал он. Потом продолжил, что прыжок в бассейн может увести мое внимание прочь от повседневных забот, -- забот, которые постоянно преследуют женщину моего возраста и моего времени.
-- Это священный бассейн? -- спросила я.
Его брови взметнулись в явном удивлении. -- Это магический бассейн, -- объяснил он, твердо взглянув на меня. Он, должно быть, заметил, что я уже приняла решение и расстегнул ремешок часов у меня на руке. -- Этот бассейн ни божественный, ни дьявольский. -- Он пожал своими худыми плечами и надел мои часы себе на руку. -- А сейчас посмотри на свои часы, -- приказал он. -- Они у тебя уже много лет. Ощути их на моей руке. -- Он хихикнул, как будто собирался что-то сказать, но передумал. -Ну ладно, давай снимай одежду.
-- Может быть, я войду в воду в одежде, -- пробормотала я. Хотя я не стыдилась, но как-то не могла согласиться с мыслью стоять перед ним голой.
Он заметил, что мне понадобится сухая одежда, когда я выйду из воды. -- Я не хочу, чтобы ты схватила воспаление легких. -- Озорная улыбка промелькнула в его глазах. -- Это самая настоящая вода, хотя ты ее и не чувствуешь, -- сказал он.
Неохотно я сняла джинсы и футболку.
-- И трусы тоже, -- сказал он.
Я шла вокруг поросшего травой края бассейна, проверяя, нужно ли мне сразу прыгнуть в воду, или я могу заходить в нее постепенно, сначала черпая руками и поливая себе ноги, руки, живот и наконец голову, как это делала одна старая женщина в Венесуэле, прежде чем войти в море.
-- Я войду здесь! -- закричала я, но вместо того, чтобы нырнуть, я обернулась посмотреть на смотрителя.
Меня испугала его неподвижность. Казалось, он превратился в камень, с таким оцепеневшим и напряженным выражением он сидел на валуне. Только в глазах и оставалась жизнь; они сияли совершенно неотразимо, как будто бы источник света находился внутри, за глазами. Меня скорее поразило, чем опечалило, когда я увидела слезы, стекающие по его щекам. Не зная почему, я тоже начала тихо плакать. Слезы у смотрителя катились вниз и, как я догадалась, падали на мои часы на его руке. Я ощутила жуткое давление его убежденности, внезапно страх и нерешительность покинули меня. Я бросилась в бассейн.
Вода оказалась не противной, но нежной как шелк и зеленой. Мне совсем не было холодно. Как и утверждал смотритель, я не чувствовала воду. Фактически я ничего не чувствовала; было так, как будто я, освобожденная от телесной оболочки, осознавала себя плавающей в центре бассейна с водой, в которой я ощущала жидкость, но не влажность. Я обратила внимание на свет, льющийся из глубины. Я подпрыгнула, как рыба, и, получив толчок, нырнула к источнику света.
