- Зайдемте-ка к Ванникову,- предложил Ефимов.
Зашли.
- Назначение Грабина на Ново-Краматорский завод не согласовано с наркомом обороны,- сказал Ванникову комкор.- Если Грабин не нужен вам в Приволжье, мы возьмем его к себе.
Ванников начал говорить что-то довольно невнятное. Стало ясно: все это затеяно без всякого участия Орджоникидзе, за его спиной. По-видимому, Ванников и Раскин решили избавить директора завода от строптивого начальника КБ
- Нужен вам Грабин в Приволжье или нет? - еще раз спросил Ефимов.
- Нужен, нужен,- ответил Ванников.
- Поезжайте на свой завод и никуда больше,- твердо сказал мне комкор.
Я показал ему предписание Раскина.
- Можете эту бумагу уничтожить.
На другой день не успел я войти к себе в кабинет, как меня пригласил Мирзаханов. Неприятно было встречаться с ним после всего происшедшего, но дело есть дело.
Встретил меня директор иначе, чем всегда. Встал, вышел из-за стола и пошел мне навстречу. Пожал руку
- Мне звонили из Москвы, сказали, что вас оставили работать на нашем заводе. Это хорошо, это очень хорошо Без вас трудно было бы осваивать новую пушку Теперь опять будем вместе дружно трудиться над Ф-22.
- Да, будем работать,- сказал я. И добавил: - Поскольку вам уже все известно, разрешите не утруждать вас своим докладом о поездке.
- Да, да, не беспокойтесь, Василий Гаврилович. Мне Ванников по телефону все рассказал
- Вот и хорошо...
Уходя, я невольно вспомнил одну из наших с ним стычек Как-то раз Мирзаханов вызвал меня и говорит:
- Вы занимаетесь модернизацией пушки Ф-22 и, кажется, намереваетесь клепаный станок заменить литым9
- Да, мы уже разработали конструкцию литого станка и согласовали с литейщиками. Гавриил Иосифович Коптев берется отлить станок и отольет, конечно.
- А вы знаете, что литая конструкция вредна для производства? - медленно, с расстановкой спросил Мирзаханов и, наклонив голову, многозначительно посмотрел на меня.
В ту пору подобные слова звучали как очень тяжкое обвинение.
- Моя оценка литья другая,- ответил я как можно спокойнее.- Литая конструкция не только не вредна, но имеет огромные преимущества по сравнению со штампо-клепаной.
- Но мы не имеем стального фасонного литья, и у нас нет специалистов по такому литью. Ваши новации приведут к тому, что завод совершенно прекратит выпуск пушек.
И опять - затвердевшее лицо, тяжелый, испытующий взгляд.
- Освоив литье, завод получит большую выгоду и по расходу металла, и по механической обработке, и по сборке. А качество пушек повысится. К тому же очень сократится весь производственный цикл. Я прошу вас помочь КБ внедрить литье в производство как можно быстрее.
- Нет, в этом помощником вам я не буду.
- Очень жаль,- сказал я,- а товарищ Радкевич видел в литье прогресс, дал согласие на его внедрение и очень много помогал в освоении стального фасонного литья. Мы теперь от этого не отступимся. В опытных образцах пушек Ф-22 полуторной и второй очереди многие детали уже изготовлены именно таким способом.
Такие отношения с директором не способствовали улучшению моего самочувствия. В первых числах января 1937 года врачи положили меня в больницу. Не хотел я ложиться, но пришлось. Больница почти совсем оторвала меня от заводской жизни. Правда, товарищи навещали меня в установленные дни, рассказывали о работе КБ, о цеховых делах. Многое мне не нравилось, к тому же я чувствовал, что рассказывают мне не все, недоговаривают... Ну, а если бы договаривали? Все равно я ничего не мог сделать. Это сильно меня расстраивало.
Прошел январь. Здоровье мое не улучшилось, я нервничал и готов был бежать из больницы. Как-то в воскресенье - а это был день посещения, у меня как раз сидела жена - заглянула в палату санитарка;
- Больной Грабин, вас там вызывает какой-то человек. Я сказала, что вы ходячий.
Пришлось подняться и выйти.
Ожидал меня секретарь райкома партии. Он извинился, что побеспокоил, и сказал, что моим здоровьем интересуется секретарь обкома; очень сожалеет, что не может прийти сам. Я удивился: почему вдруг секретарь обкома заинтересовался моим здоровьем? Оказалось, на одном из совещаний в ЦК Сталин спросил секретаря обкома о состоянии моего здоровья, но тот был не в курсе дела и толком не смог ответить. Меня это даже рассмешило: Сталин знает, что я болею, и справляется обо мне; секретарь обкома попал в неловкое положение и спешит исправить свою "недоработку", но как? Секретарь райкома, получивший указание, беседует со мной в коридоре, что называется накоротке, о том о сем и явно чувствует себя неловко. Я и сам на его месте, наверное, чувствовал бы себя не лучше. Это ведь не так просто - проявлять чуткость за кого-то, по заданию.
2
Завод работал по-прежнему безуспешно. В больнице я узнал, что у нас опять новый директор - Дунаев. В один из воскресных дней он вместе с моим заместителем пришел ко мне. Это был человек небольшого роста, упитанный, с усталым взглядом светлых, слегка заплывших глаз. Говорил он тихо, грудным голосом.
Сам факт прихода его в больницу, проявленное им внимание произвели на меня хорошее впечатление, но ненадолго. Дунаев поинтересовался состоянием моего здоровья, а потом изложил свои взгляды на работу КБ: оно должно прекратить всякие опытно-конструкторские и исследовательские работы и заняться исключительно обслуживанием валового производства. Меня его высказывания вывели из равновесия. Новый директор не хотел загружать ни себя, ни завод ничем новым, хотя бы и нужным армии. Конечно, такая жизнь легче.
Я попытался убедить Дунаева, что его точка зрения ошибочна: КБ должно заниматься и валовым производством и создавать новое. Однако директор стоял на своем. Он несколько раз повторил:
- Вот освоим Ф-22 в валовом производстве, и жизнь на заводе пойдет гораздо лучше, спокойнее.
Как я ни пытался узнать, каковы его планы освоения в производстве пушки Ф-22, он всякий раз уклонялся от прямого, ответа, хотя это был поистине животрепещущий вопрос.
Мой заместитель участия в разговоре не принимал, и я не знал, как он расценивает взгляды директора. Поэтому, когда Дунаев стал прощаться, я попросил заместителя задержаться.
Оказалось, он солидарен с новым директором! Все мои попытки убедить его в ошибочности этой позиции не привели ни к чему. Тяжело было сознавать, что он не воспринял наших принципов работы. Как это я прежде не замечал за ним этого? Конструктор - и вдруг не любит нового! Посетители ушли, а я остался один на один с ворохом мыслей, причинявших мне самые настоящие страдания. Чем дольше обдумывал я разговор с новым директором, тем больше приходил к выводу, что он любыми путями постарается заглушить творческую работу КБ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
