разговаривать. Наконец над ним сжалился Фернандо Мухика из «Эль Мундо»[186], который напоил его и проговорил с ним всю ночь. Свой акт милосердия он объяснил так:
– Быть неизвестным фотографом, которого ранили сразу же по прилете в Сараево, – это ужасно. Но еще ужаснее быть неизвестным другом этого неизвестного фотографа.
Барлес всегда улыбался, вспоминая Фернандо Мухику, с которым познакомился лет двадцать назад в марокканском Эль-Аюне. Фернандо был высоким, светловолосым баском с добрым сердцем и хорошим чувством юмора. Когда он только прилетел в Сараево, они вместе ехали на машине по ночному городу, а с неба сыпались бомбы. И тут одна из них упала прямо перед ними на грузовик, и тот загорелся. Когда они проезжали мимо объятой пламенем машины, Фернандо, в глазах которого отражался огонь, спросил:
– Это же не по-настоящему, правда? Вы ж всё это подстроили, чтобы напугать меня?
Барлес задержался в овраге. Мертвец, похожий на Секс-символа, лежал на том же месте, только мух на нем теперь, пожалуй, стало больше. «На самом деле, – подумал Барлес, – мертвецы ужасно похожи друг на друга». Когда он перебирал в памяти покойников, ему странным образом казалось, что это один и тот же человек, только в разных местах и в разных позах. Иногда их образы наслаивались друг на друга и становилось почти невозможно определить, где и когда он их видел. Одних он знал по имени, других – нет: Кибреаб, Белали, Альберто, Ясир. Эритрейцы, погибшие на горе под Тэсэнэем; парень из Эстели[187], Жорж Карам в Ашрафии[188], иранцы на реке Карун, Педро Аристеги в Хадате[189], сандинистка Мария Асунсьон в Пасо-де-ла-Егуа, Ясмина в сараевском морге[190], обуглившиеся тела солдат Национальной гвардии с часами «Ролекс» на запястье на дороге в Басру. Барлес вспомнил, как однажды заглянул в подбитый танк в Нджамене и увидел там ливийского солдата, совсем молодого: тот казался спящим, а под ним была целая лужа крови, литры крови… Барлес подумал, что никогда не видел столь алой крови и в таком количестве; он открыл все люки в танке, чтобы было достаточно света, и сфотографировал убитого. В тот же день ему удалось сделать еще один снимок, который потом был опубликован на первой странице «Пуэбло»: два партизана рядом с мертвым противником, словно охотники с трофеем; один показывал знак «победа», растопырив пальцы, второй поставил ногу на голову убитого. А может быть, эта фотография была сделана не в тот же день; и даже не на той же войне. Возможно, и мертвый был не из Чада, а из Эфиопии. А то, что Барлес видел якобы в Нджамене, на самом деле произошло в эритрейском Тэсэнэе, где 4 апреля семьдесят седьмого года Барлес провел полчаса на склоне горы, фотографируя мертвых, пока у него не кончилась пленка. Кроме мертвых, никого рядом не было. И когда Барлес оторвал глаз от видоискателя фотоаппарата, ему вдруг стало так страшно, что он побежал прочь со всех ног, словно боялся, что уже никогда не вернется в мир живых.
Так или иначе, Барлес был счастлив, что уже десять лет работает на телевидении, а его старые фотоаппараты пылятся в дальнем ящике шкафа. Пусть о картинке позаботятся другие.
Он все еще смотрел на труп. Карманы у хорватского солдата были вывернуты наизнанку: наверное, товарищи, прежде чем уйти, обыскали его, надеясь найти что-нибудь полезное – патроны, деньги или сигареты. Барлес двинул ногой, пытаясь отогнать мух с лица мертвого, но без толку: мухи тут же вернулись. И журналист на миг представил себе, что где-нибудь кто-то ждет этого парня. Возможно, какая-то женщина. Погибший был молод, и это могла быть его мать или невеста. В любом случае этот кто-то ждал письма или хоть каких-то вестей, и, наверное, не отходил от радиоприемника – «В Центральной Боснии ведутся ожесточенные бои», – и не знал, что тот, кто всецело занимал все его мысли, был теперь лишь куском мертвой плоти, гниющей под солнцем где-то на дороге между Биело-Полем и Черно-Полем. В конечном счете каждый убитый – не что иное, как неотвратимая боль того, кто ждет и знать не знает, что любимого уже нет в живых.
Барлес отвернулся от двойника Секс-символа, подхватил рюкзак, защитный шлем и пошел к Маркесу. В любом случае мертвецы – будь они белые, черные или желтые, и не важно, к какому лагерю они принадлежали, – все они на всех полях сражений в его памяти были на одно лицо. И не только в его памяти. Один раз он даже решил проверить: делая подборку материала для программы «События недели» о происходящем в Анголе, где убитые были чернокожими, он вмонтировал архивные кадры, снятые двумя годами ранее в Сальвадоре, где убитые были белыми. Антолин, видеомонтажер, просмотрев материал, встревожился: «Как бы нам с этим не вляпаться». Но никто не заметил подлога.
III. «Шампанское, девочки, счет, нет проблем»
От взрыва деревья на другом берегу содрогнулись, и уже вроде бы затихавшая перестрелка среди горящих домов возобновилась с новой силой. После детонации первого снаряда последовали другие взрывы, и Барлес по звуку определил, что стреляли из стомиллиметрового орудия одного из тех старых танков Т-54, что достались мусульманам во время наступления. Наверное, сейчас на другом берегу черепицы крыш взлетают на воздух, и с минуты на минуту последние хорватские защитники Биело-Поля должны оставить свои позиции. «Если уже и туда дошли танки, – подумал Барлес, – значит кольцо окружения скоро сомкнется вокруг Биело-Поля. Скоро танки появятся из-за поворота, и мост будет виден им как на ладони». Поэтому Барлес решил вернуться к Маркесу.
Когда он переходил дорогу, слышно было, как несколько пуль просвистело очень высоко, почти на пределе своей дальности. Шальные пули с того берега – у них не было определенной цели, и они падали на асфальт с тихим позвякиванием, как будто кто-то тряс в воздухе длинным куском проволоки. Дзинь. Дзинь. Барлес инстинктивно наклонил голову, прислушиваясь к свисту пуль, но тут же вспомнил: свистит не та пуля, что убьет тебя. Наоборот, смертельная пуля прилетает неслышно, не объявляя при этом: «А вот и я!»
«Ведь что такое на самом деле война? – рассуждал про себя Барлес, подходя к Маркесу. – Это нескончаемые килограммы, тонны металлических осколков, разлетающихся в разные стороны». Это пули, осколки, снаряды, летящие прямо или по причудливым, непредсказуемым траекториям; они отскакивают рикошетом, сталкиваются в воздухе, зигзагом рассекают пространство, пробивают кожу, вырывают куски мяса, ломают кости, разбрызгивают
