Такая картина представилась летчикам, когда они, снявшись с последнего промежуточного аэродрома, завершили свое далекое воздушное путешествие.
-- Внимание! Приближаемся к аэродрому посадки, -- послышался в наушниках шлемофонов голос подполковника Поддубного.
Он летел в паре с замполитом майором Горбуновым, возглавляя полковую колонну. Его голос, как всегда, звучал ровно, спокойно и совсем не соответствовал тому возбужденному состоянию, в котором находились летчики на последнем этапе маршрута. Ведь какой прыжок совершили они -- от дышащих зноем Каракумов до берегов студеного моря! Летели не в одиночку и не по освоенное воздушной трассе, а от одного незнакомого аэродрома к другому. Сядут, отдохнут, пока инженеры и техники осмотрят и дозаправят самолеты, и вновь подымаются в воздух.
Вместе с опытными, закаленными в боях и в полетах воздушными воинами уверенно вели свои боевые машины молодые авиаторы лейтенанты Григорий Байрачный, Петр Скиба и Геннадий Калашников. Капитан Телюков даже не ожидал, что его гвардейцы, как в шутку называл он своих подчиненных, с честью выдержат столь серьезное испытание. Думал, наберется с ними беды во время перебазирования полка. А получилось иное. Не плетутся ребята в строю -орлами летят! Орлами, да продлит аллах их дни!
В успехах подчиненных он видел свой командирский успех и мысленно обращался к самому себе: "А ты, Филипп Кондратьевич, не только сам умеешь летать, но и других можешь учить! Быть тебе в ближайшее время командиром эскадры". (Телюков считал, что слово "эскадра" звучит гораздо солиднее, чем слово "эскадрилья", поэтому часто употреблял этот морской термин, особенно тогда, когда дело касалось собственной персоны).
Если же кто-нибудь из лейтенантов, случалось, зазевается, нарушит заданные интервалы и дистанции и получит замечание командира эскадрильи, Телюков отчитывал виновного на земле. Насупит свои рыжеватые брови и, подражая бывшему командиру полка, полковнику Сливе, распекает недовольным тоном:
-- Что ж это вы, лейтенант, петляете в воздухе, как подстреленная ворона? Запамятовали, выходит, правило: строй, батенька, святое место летчика?
Если это касалось Петра Скибы, то командир звена добавлял с подковыркой, задевая самолюбие подчиненного:
-- А еще старший летчик, ведущий пары! Да вам бы мешок на плечи и слепых водить, а не боевую пару истребителей!
Добродушный безропотный здоровяк Скиба послушно вытягивался перед командиром, заливался румянцем от стыда и позора.
-- Простите, товарищ капитан. Учту ваши замечания. Больше со мной такого не повторится, -- говорил летчик, не замечая того, что командир звена нисколько не сердится.
Что касается Байрачного, то этот хитрец насквозь видел своего командира и безошибочно определял, когда тот в самом деле был недоволен и сердит, а когда только напускал на себя личину недовольства. И если Байрачный замечал, что брови командира ползут к переносице, чтобы сильнее воздействовать на подчиненного, то позволял себе мягкие, осторожные возражения:
-- Ну, зазевался маленько, товарищ капитан, ну, отклонился в сторону. Сознаю: плохо сделал. Но лошадь о четырех ногах и то спотыкается. А у самолета две ноги, да и те убраны... А вы, вероятно, заметили, товарищ капитан, если, конечно, сами не дремали в кабине...
-- Дремал в кабине? Да как вы смеете так разговаривать со мной!
-- Простите, товарищ капитан, я хотел сказать: вы, вероятно, заметили, как быстро и точно выполнил я требование командира эскадрильи. Чуток газку, чуток ручки -- и уже на своем месте. Поступал именно так, как вы меня учили...
Байрачный моргал зеленоватыми, красивыми, как у девушки, глазами, улыбался и в то же время внимательно наблюдал, как реагирует на его шутки командир, не начинает ли тот в самом деле распаляться? При благоприятных условиях он продолжал свои разглагольствования, а при неблагоприятных -замолкал.
Случалось, что и Телюков не прочь был пошутить и, когда Байрачный не в меру начинал расписывать свои пилотажные способности, спрашивал:
-- Может, прикажете, лейтенант, благодарность вам объявить?
-- А почему бы и нет? Ведь это и уставом предусмотрено. Если подчиненный проявляет усердие...
-- Да будет вам, Байрачный, ведь я серьезно требую от вас пристального внимания и четкости в полете. Лошадь споткнется -- поднимется, а летчик -головой в землю! Это понимать надо.
Третий летчик молодежного звена -- лейтенант Калашников -- по своему характеру стоял ближе к Скибе, чем к Байрачному. Молча выслушивал он замечания старших, краснел, когда его укоряли за допущенную в полете ошибку. Но иногда в разговоре с товарищами становился на дыбы и решительно протестовал против явных, как он считал, передержек и соленых шуток друзей, чего почти никогда не замечалось за Скибой, который обладал нравом мягким и покладистым.
У Калашникова характер только-только складывался. Отсюда и эта несколько неожиданная резкость, и желание настоять на своем. Часто вместо того, чтобы после какой-нибудь ошибки в технике пилотирования сесть в кабину тренажера, он брал свой мольберт, краски и уходил писать с натуры. За мольбертом отводил душу.
Поддаваясь минутному разочарованию, Калашников иной раз начинал роптать на свою судьбу, завидовал тем летчикам, которые служили под Москвой или под Киевом, а не "прозябали, -- по его выражению, -- у черта на куличках". Это разочарование больше всего злило Телюкова, и он начинал сомневаться: получится ли из Калашникова настоящий летчик-истребитель?
Впрочем, по летной подготовке пока что лейтенанты находились на одном уровне. Они уже летали ночью в простых метеоусловиях и днем в сложных, то есть в облаках. И если в свое время Телюков высказывался за назначение ведущим второй пары звена лейтенанта Скибы, то это, во-первых, потому, что Скиба слыл наиболее серьезным среди своих однокашников и обладал безупречной дисциплинированностью, а во-вторых, Телюков, чувствуя личную симпатию к Байрачному, не хотел, чтобы эта симпатия играла какую-то роль при решении сугубо служебных вопросов. К тому же Байрачного минувшей осенью избрали секретарем комитета комсомола. Теперь он вожак молодежи полка, и если возьмет себя в руки, станет более серьезным, то пойдет, как говорится, по партийной линии, пожалуй, еще и замполитом будет.
Таким образом, вторую пару звена вел лейтенант Скиба, имея у себя ведомым лейтенанта Калашникова, а Байрачный летал в паре с Телюковым.
Внизу проплывали мысы и заливы. Общий вид береговой черты напоминал летчикам гигантскую пилу, которая врезалась в ледяные торосы и остановилась. Горная цепь все ближе и ближе подступала к морю, как бы отталкивая его. На горных шпилях отчетливо проступала темно-зеленая щетина хвойного леса. Местами в долинах виднелись заваленные снегами таежные села, над которыми вздымались в небо причудливо извивающиеся столбы дыма.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
