2) то, что эти компоненты синтагматически связаны – как бы ни квалифицировать способ связи между ними: как согласование (в традиционном или новейшем понимании этого явления [Степанов 1973: 4, 66]), как координацию, корреляцию, параллелизм или как-нибудь иначе (см.: [Копелиович 1998]);
3) то, что каждый из компонентов может эллиптироваться. При этом эллипсис отчества ситуативно ограничен и всегда конситуативен (обычное именование лица одним личным именем не является эллиптированной реализацией рассматриваемой модели), тогда как эллипсис имени может быть, по-видимому, и языковым.
Эллипсис этих компонентов может иметь специальный лексический показатель. В этой роли выступает частица просто, получающая местоименную функцию на синтаксическом уровне и используемая как знак эллиптированного компонента (см. об этом в работе [Пеньковский 1986а: 17–18]). Ср.: «– Как вас по отчеству-то, Агата? – Да никак… Просто Агата» (А. Иванов. Вечный зов); «– Добрый день, Анна Дмитриевна. – Здравствуйте, здравствуйте. Только уж зовите меня просто Митриевна» (из записей устной речи). Ср. также: «…с переходом в неофициальную сферу имя часто подвергается диминутивной деривации и эллипсису. Например: …Ирина Васильевна – Ирина или просто Васильевна» [Суперанская 1973: 163–164]. Ср. также (с одновременной трансформацией отчества в личное имя): «Имя-отчество ее Анна Фридриховна – она полунемка, полуполька из Остзейского края, но близкие знакомые называют ее просто Фридрихом, и это больше идет к ее решительному характеру» (А. И. Куприн. Река жизни, 1906).
1.2. С составными словами их сближает:
1) то, что, характеризуясь раздельностью и склоняемостью обоих компонентов, они обнаруживают в разговорной речи тенденцию к слиянию этих компонентов в единое целое с утратой склонения первой части (ср.: Иван Петрович – Иван-Петровича, Иван-Петровичу, Иван-Петровичем и т. п.);[125]
2) то, что образующееся в результате такого слияния единство получает возможность выступать в качестве производящей основы притяжательных прилагательных (ср.: Иван Петрович – Иван-Петровича – Иван-Петровичев, – а, -о, – ы и т. п.).
1.3. К двум только что охарактеризованным рядам общностей следует прибавить еще то, что объединяет все три типа образований, а вместе с ними и сложные слова, – возможность создания на их базе разного рода аббревиатур (Николай Николаевич – Ник-Ник или Эн-Эн и т. п.).[126]
Едва ли справедливо связывать образование аббревиатурных антропонимов только с практикой конструирования псевдонимов и, поскольку выступления в печати под псевдонимом стали редкостью, утверждать, что такие аббревиатуры сейчас почти не возникают [РЯСО 1968: 67]. Аббревиатуры-антропонимы широко используются в устном общении целого ряда коллективов – школьных, студенческих, дружеских, научных, профессиональных и др. с середины прошлого века и до наших дней. Ср. принятое в дружеском кругу А. И. Герцена его шутливо-прозвищное имя Аи (Я. Я. Эйдельман. Век нынешний и век минувший//Прометей. Вып. 1. М., 1966. С. 181). То же позднее и в наше время: «…На сцене сейчас черт знает что. Одна надежда, что Ка-Эс <Станиславский> поднимется в мае, глянет на сцену…» (М. А. Булгаков – П. С. Попову, 7 мая 1932 // Ежегодник Пушкинского дома на 1976 год. Л., 1978. С. 70); «Одному таланту достаточно писчей бумаги, другому – своей лаборатории, Николаю Владимировичу, Энвэ, как мы его звали, нужны были всегда и всюду слушатели» (Д. Гранин. Зубр); «Между собой сотрудники именуют его <академика С. П. Королева> “СЛ” – тут слышится отзвук и лаконичной четкости даваемых указаний и строгость характера» (Техника молодежи. 1974. № 4. С. 11); «…все зависит, конечно, от того, как посмотрит Атэ. “Атэ” – таково было внутрижурнальное, кодовое имя Твардовского, произносимое, конечно же, за глаза, с школьным благоговением и трепетом, и люди, позволявшие себе всуе, за столиками ЦДЛ, произносить это имя, как бы причисляли себя – уже одним этим знанием кода – к сонму близких и посвященных…» (Ю. Трифонов. Вспоминая Твардовского // Огонек, 1986. № 44. С. 21).[127] Ср. также отражения именований этого типа в языке художественной литературы: «– А что думает Эн Фэ? – мгновенно справился Таманцев. Это был его обычный вопрос. Он почти всегда интересовался: “А что сказал Эн Фэ?… Что думает Эн Фэ?… А с Эн Фэ вы это прокачали?…”» (В. Богомолов. В августе 44, 1); «…А учитель такой симпатичный оказался, Федор Федорович. Мы его зовем сокращенно Эфэф…» (В. Железников. Каждый мечтает о собаке, 1); «…все шло вроде бы своим чередом, тем более, что ПэПэ – как звали сотрудники Петра Петровича Кирьянова – хозяйничать ей не позволял и все решал сам» (А. Лиханов. Паводок); «– Всю летучку его долбают. Хоть бы ты сказал два слова в его защиту… – Я скажу. За что долбают-то? – Ну, ты же знаешь: Эрэр его не переваривает…» (Ю. Трифонов. Бесконечные игры, 5; «Эрэр» – Роман Романович).
[Показательны в этом отношении явления антропонимического раскрытия аббревиатур-апеллятивов. Таково, например, широко распространенное в первые годы Отечественной войны именование бронепоездов («бэ-пэ») именем «Борис Петрович» (см.: Я. Шведов. Из дневника батальонного комиссара // Молодая гвардия. 1974. № 4. С. 68). Ср. также: «Тут путь “эмки” преградил ихтиозавр ТБ-3, известный в авиационном обиходе и под женским именем “Татьяны Борисовны”. Гремя четырьмя моторами, “Татьяна Борисовна” разворачивалась на старт…» (А. Афиногенов. А внизу была земля, II, 2 // Октябрь. 1975. № 5. С. 61) и др. под.[128]
1.4. Наличие у рассматриваемых словосочетаний признаков составного или даже сложного слова объясняется спецификой их семантики и структуры. Обладая целостностью номинации и обнаруживая тенденцию к целостности семантики, эти словосочетания фразеологичны по своей структуре. В этом отношении они сближаются с фразеологизированными конструкциями и, как и эти последние, строятся по определенной и строгой фразеосхеме.
Этим обусловлено то, что, при широких возможностях лексического наполнения и фонетического варьирования компонентов, в современном языке совершенно невозможны ни их перестановка (ср. Иван Петрович, но не Петрович Иван),[129] ни разделение вставными единицами.[130] Даже подстановка вместо нормативных полных форм входящих сюда личных имен – их производных с раз-личными эмоционально-оценочными суффиксами и вообще всех так называемых полуимен (ср. былинные Илеюшка Иванович, Добрынюшка Никитич и т. п., народно-песенные типа Клавденька Гордеевна и под., диалектные, например, пермские типа Дуня Николаевна и т. п.) противоречит сложившейся антропонимической норме.
Ср. снятие этого ограничения – с сознательным нарушением фактической антропонимической нормы – в специально детских именованиях при шутливом обращении взрослых к ребенку как к взрослому или – вследствие незнания нормы – в детских «взрослых» самопредставлениях типа Оля Петровна и т. п. (отражение этого см., например, в рассказе В. Белова «Вова-сатюк») и в некоторых других случаях. Ср. шутливую надпись М. А. Булгакова на подаренном Елене Сергеевне Шиловской (его будущей жене) машинописном экземпляре инсценировки «Мертвых душ» (28 ноября 1930 г.): «Знатоку Гоголя Лене Сергеевне….» (Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома. Л., 1978. С. 67). Ср. также именование Даша Викторовна, которым велела называть себя учительница-татарка, героиня рассказа Ю. Дружникова «Уроки молчания», потому что «паспортное имя у нее трудно выговаривается и не нравится ей» (Юность. 1974. № 5).
Противоречат строгой норме и известные некоторым стилям непринужденного общения ласкательные с оттенком фамильярности образования типа Иванушка Петрович, Танечка Николаевна и т. п. Показателен случай с сознательным противопоставлением двух типов форм: «Скажи не Катеньке Николаевне, а Катерине Николаевне, что брат ее будет разве через месяц…» (П. А. Вяземский – В. Ф. Вяземской, 13 января 1832 г. // Звенья. Т. IX. М., 1951. С. 252). Ср. еще: «Наталочке Александровне» – в дарственной надписи В. В. Маяковского Н. А. Брюханенко (1927) на титульном листе 5-го тома собрания его сочинений (Литературное наследство. Т. 65. М., 1958. С. 196). То же в отражениях: «…Относительно всех пятерых девиц он <Квашнин> сразу стал на бесцеремонную ногу холостого и веселого дядюшки. Через три дня он уже называл их уменьшительными именами с прибавлением отчества – Шура Григорьевна, Ниночка Григорьевна…» (А. И. Куприн. Молох); «– Подождите минутку, Егорушка Иванович, – сказала она…» (С. Дангулов. Кузнецкий мост); «– Только информация у тебя, Ганночка Денисовна, односторонняя…» (Д. Гранин. Дождь в чужом городе) и т. п. То же самое следует сказать и о «суффиксально-согласованных» формах, которые (в связи с невозможностью уменьшительно-ласкательных образований от мужских патронимических имен) представлены только женскими именованиями типа Танечка Петровночка, Танюшка Петровнушка, Оленька Петровненька и под.
