Они пересекли мост над замерзшим каналом. Пахло снегом и ничем больше. Дурацкая оплошность будет стоить им жизни.
Земная площадь была больше филлорийской, но пребывала в таком же виде. Звезды смотрели сквозь выбитые окна одного из домов, где сохранился только фасад — все остальное рухнуло.
Фонтан, естественно, тоже замерз, большой бронзовый лотос треснул под давлением льда. Поппи поскользнулась и чуть не упала.
— Все то же самое, — сказала она. — Если выбраться нельзя, надо поискать укрытие и что-нибудь на растопку.
Ее стойкость послужила примером Квентину.
— Двери в домах выглядят как деревянные, а внутри как будто должны быть книги.
Одна из дверей, покосившийся готический монстр, еле держалась на петлях. Квентин отломил от нее щепку — да, вроде бы обыкновенное дерево, но магия в Нигделандии действует с взрывной силой. Пенни наказывал ни в коем случае ею не пользоваться.
— С какого расстояния можно разжечь огонь? — спросил он. — Лучше нам быть подальше, когда он загорится. — Застывшие губы плохо повиновались — холод делал свое дело быстрее, чем он ожидал. Долго им с Поппи не протянуть. Если они не воспользуются чарами в ближайшие пятнадцать минут — все, кранты.
— Сейчас посмотрим, — сказала Поппи, пятясь от двери. Это всего лишь остановка на пути к неизбежному, думал Квентин. Когда — если — они разведут костер, им понадобится пристанище, потом еда, а есть тут уж точно нечего. Для питья можно снег растопить, но сыт им не будешь. Разве что жевать кожаные книжные переплеты… или долбить лед и смотреть, нет ли в каналах рыбы. Даже если удастся как-то выжить (что вряд ли), разрушившая Нигделандию сила доберется когда-нибудь и до них.
— Все! — крикнула Поппи. — Иди сюда!
Квентин потрогал предполагаемое дерево. Если у них не выйдет зажечь костер за пятнадцать минут, то волшебную пуговицу они и за пятнадцать лет сделать не смогут.
В глубине дома виднелся голубой свет — звездный? Нет… он мигал!
— Погоди, — сказал он.
— Квентин! — вскричала Поппи, зажав руки под мышками. — Время идет!
— Я, кажется, что-то вижу.
Ни в перекошенную дверь, ни в окна он больше ничего не смог разглядеть. Может, с другой стороны? Позвав Поппи, он припустил через арку на соседнюю площадь.
Дом представлял собой дворец в итальянском стиле с расположенными через равные промежутки окнами. Голубой огонек, возможно, не сулил ничего хорошего, но какая разница, раз все равно помирать. Падет ли Квентин достаточно низко, чтобы перед смертью молить Эмбера о спасении? Может, и да.
С этой стороны дверей не было, но фасад на уровне второго этажа обвалился. Делать нечего, надо лезть. Ледяной ветер набирал силу. Что же здесь все-таки такое стряслось? Раньше этот мир как под стеклом сохранялся — кто позволил стихиям ворваться в него?
Квентин разбежался и запрыгнул на карниз первого этажа, благодаря Бога (Эмбера?) за барочные излишества нигделандской архитектуры. Он ободрал пальцы о камень, но ничего не почувствовал.
— Стань сюда, — попросил он Поппи. Опершись ногой на ее плечо, он перелез на выступ повыше, ухватился за лепнину под окном и подтянулся к пролому, сгибая пальцы одной силой воли.
Его взгляд упал на бледное лицо Поппи, с надеждой запрокинутое к нему. Он зацепился локтем, потом коленом и в первый раз посмотрел на Нигделандию изнутри.
Это очень напоминало фотографии разбомбленного Лондона. Крышу сорвало, почти весь второй этаж рухнул. Ветер носил по уцелевшим полам обрывки бумаги. Книги, большие и маленькие, громоздились повсюду — одни целые, другие растерзанные.
Среди аккуратных стопок, сложенных в дальнем конце помещения, стоял кто-то. Нет, не стоял — парил в футе над полом с раскинутыми руками.
Голубой свет шел от начертанных под ним рун. Либо этот деятель такой же беженец, как они, либо автор всех этих бедствий. Деваться некуда, придется рискнуть.
— Тут кто-то есть, — сообщил он Поппи и крикнул: — Эй!
Неизвестный не смотрел на него.
— Хей-хо! — Может, он филлориец?
— Квентин, — отозвалась Поппи.
— Погоди. Эй! Привет!
— Квентин, двери открываются.
Он глянул вниз — они и впрямь открывались.
— Ладно, сейчас спущусь.
Спускаться было не легче, чем лезть наверх: пальцы окончательно потеряли чувствительность. Он взял холодную руку Попии в свою. Похоже, у них остался всего один шанс.
— Идем? — Это прозвучало еще неувереннее, чем ему бы хотелось.
ГЛАВА 22
Они пробирались через щебенку, стараясь по возможности не наступать на страницы — Квентин чуть лодыжку не подвернул.
Казалось, что в висячем положении неизвестного поддерживает как раз свет, исходящий от рун. Они уже ясно видели, что ноги у него босые, волосы светлые, а голова круглая — настоящий воздушный шарик. Рядом с ним плавало около десятка книг, все раскрытые, и несколько отдельных листов — он, видимо, читал все это одновременно.
На вошедших он даже и не смотрел. Концы его длинных рукавов как-то странно свисали, и вскоре стало видно, что у него нет кистей рук.
Квентин не сразу узнал Пенни без ирокеза, с отросшими волосами — он предполагал, конечно, что их естественный цвет не ядовито-зеленый, но не знал, какой именно. К тому же Пенни, повернувшийся теперь к ним лицом, здорово похудел — раньше у него никаких скул не просматривалось.
Квентин остановился у светящихся голубых знаков. Холод уже дошел до нутра, и он не мог сдержать дрожи.
— Пенни, ты? — не очень находчиво спросил он.
Пенни смотрел на него, не проявляя эмоций.
— Рад видеть, что ты в порядке. Это Поппи, мы с ней друзья.
— Здравствуй, Квентин.
— Что ты поделывал все это время? И что тут случилось?
— Я вступил в Орден. — Пенни холода, похоже, совсем не чувствовал.
— Что за орден такой?
— Мы отвечаем за Нигделандию. Это не естественное явление, а рукотворное. Артефакт. Ее давным-давно построили чародеи, понимавшие магию гораздо глубже, чем ты.
«Ты», заметим себе. Не «мы». Добрый старина Пенни. Квентин так и не смирился с тем, что он потерял руки, но если кто и родился парящим в воздухе безруким монахом, так это Пенни. Они с Поппи замерзнут насмерть, пока он тут будет выпендриваться.
— С тех пор такие, как я, мужчины и женщины наблюдают за ней. Мы занимаемся ремонтом и защитными мероприятиями.
— Пенни, извини, но мы до костей промерзли. Можешь с этим что-нибудь сделать?
— Конечно.
Квентин думал, что без рук Пенни не сможет быть магом. Видно, судьба предназначила ему вечно недооценивать этого парня: Пенни свел культи перед собой и начал петь на незнакомом Квентину языке. Тело его под мантией напрягалось, но что именно он делает, Квентин не понимал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
