- Не месть. - тихо ответил Колпу, доковылявшему к своей башне, задумчивый Гартвиг, мерно покачиваясь в истёртом до прогалины седле. - Долг.
Темнело. Загремели ритмы часовых барабанов, возвещая ночь, сбруи как кнуты ударили в костлявые бока, лощёные промытым аловтве, приятная прохлада разлилась по их телам и, подогнав фырчащих кеюмов, тройка всадников поспешила к поднимавшемуся мосту нижнего города.
***
Хоть даже малый сон вселяет трепет в душу, открытую невиданным мирам, боль сознавать чужих сердец, про Лима помня, ему не ново - подавлен Жар познанием моим о господах и крепости их глиняного слова:
- Возненавидеть нам свою судьбу и всё у нас забравших, как Гартвиг некогда возненавидел спесь жестокости хребтов Раппара?
- Легко огню предаться, да, но до поры сдержи раздувшиеся искорки пожара. Не только ненависть и поиски её сулят тебе ответы на вопрос, не ярость праведным заветом пляшет, одёргивая пологом завесу, чтоб откровения узреть.
- Случиться что с сестрой - мне лучше умереть. - не видела ещё я Жара столь разбитым. - Как мне её отбить?
Оставила бы зал я сей омытым... Омытым кровью подлецов, коль в силах стало бы моих подобное проделать. К несчастью песнь не обмануть, её узор, как и узоры клиссовых витков, не переделать.
- Что сделать мне, о Эйр? - взывает. - О чём ты принялась молчать?
- Прости меня, мой милый Жар, я в страшном гневе на господ и от того хочу кричать. - надломленный, отныне не желает мерно на коленях восстоять. - Тебе нужда дослушать песнь, а мне восполнить полноту и живость сонма воссоздать. - испуган промедленьем. Не понимает он, что кроется за этим, зачем нужда закончить песнь, что я хочу сказать. - Поверь, мне вскоре предстоит тебе немыслимые вещи показать...
- Такие, что изменят всё? - слышна несмелая надежда. Сестре побег скорей искать или узнать миров секрет? Он был зажат на этом фронте.
- И, прежде прочего, тебя.
Заря встаёт на горизонте. Луч бьёт в песчинок улья-города, которые нежнее поцелуя в ночи мрак, но новый день настал, зовёт, и получает сдачу тьма в сто крат светлее тысяч солнц, а рядом и одна из лун, которая никак от неба не уйдёт. Бардак. Обводит светом-ореолом витражи и красками питает их изображения, рассеивает тьму. Как жаль, что миру нашему, чтоб вспыхнуть вновь, положен час себя же заточить в тюрьму.
- Я уничтожу стражу, пока никто того не ожидает. - решительности полный заявляет. - За ту, которую люблю. Всех, прям сейчас, возьму и истреблю!
- Не надо, нет, не рви оковы! Не сможешь. - молю в последних силах, силясь приподняться. - Ужасны у господ деяния, о да, но настоящий враг не за твоей спиной. Не стоит отстраняться. Послушай...
- Не за моей спиной?! - гнев справедлив, иных виновников не называла я. - У них сестра! - сжимает кулаки и цепь, запутанная в них, трещит. - Пожар в моих глазах горит, ты видишь?!
- Дослушай. - вижу. Могучей крови сила. - Песнь тебе правду возвестит о нас и скажет почему ты здесь. Она тебя освободит и путь укажет ко спасенью.
- Спасенью подлецов? - готов предать он всё забвенью. - Веленьем звёзд, направь меня во след Нугхири, как гончих по следам пускают. Скажи владыкам, что без сестры не сложатся узоры дымчатого клисса. - просит. - Свободен стану - ей придёт свобода. Обманом на обман бесчестным! - с сестрой разлуки не выносит. - Что нам их мир? Зачем спасать и возрождать то, что давно мертво? Мудрейшему отцу, коль жив он, не нужно планам мерзким потакать, не нужно знать.
- То не тебе решать. - устало у узоров я справляюсь. - В конце ответ на всё. - пред ним ручаюсь. - До той поры отринь гнёт бесполезных помыслов о мести.
Колеблется, но тёплые воспоминания сложив, склоняет предо мной главу из уваженья к чести:
-Тогда скорей, продолжи свой рассказ, всезнающая Эйр, воспой. - встаёт он после, стискивая цепи, а лица из толпы искажены непонимания испугом. Не слаб, но грозен вид его. - Надеюсь подлинное знание, о коем постоянно ты твердишь, подарит мне и миру нашему, будь проклятый он десять раз, завещанный покой. Но если прахом изойдёт родник и песнь не даст ответа, то знай, - охрану тронул его перст на расстоянии. - к сестре пути не оградят мне скорые в расправах миражи. Коль плохо обернётся для меня - пусть вместе с ними я в бою и сгину, но иначе, без надежды, планеты этой - машет к небу. - не покину.
Лучи проникли в свод - мозаикой пылают витражи. Сияния алмазного песка так много, что очи застилает вместо света мрак, пятнающий ума творения седой золой.
- Идём же, милый Жар. - тишайшим голоском зову, распахивая сновидения врата. - Идём со мной...
***
Топь немного их задержала. Тропы, освещаемые нависшей луной, стоптались десятками ног, верных Свистящей башне, чьи хозяева недавно патрулировали границу, но из-за накренившихся грязевых полипов, образовавшихся в наиболее быстро густеющих участках болот, приходилось вытягиваться в линию и придерживать брыкавшихся кеюмов, порывавшихся подняться дыбом на особенно узких перешейках.
Ловчие непривычно медленно, почти вальяжно двигались вдоль пузырившихся луж, прикрытых короткой травой, слившейся с окружением в родственной ему какофонии цветов. Светловолосый, сидящий справа, был так худощав, что его с лихвой можно было принять за сбежавшую из-под родительской опеки девчонку. Тёмный, при ножах и копье на тяжёлом древке, сидящий левее побратима, наоборот вышел широкоплечим и вполне соответствовал своему реальному возрасту.
Гартвиг одёрнул полог плаща, положил руку на клинок, перетянутый жилами бакчиба, и, для удобства, закинул правую ногу на стреху седла, отдав всё нутро мыслям, а взор горизонту.
- Вспомни Утглар, как на посвящении в ловчие краснела та девица с Звенящей башни. Никогда не забуду это гоготание в тот момент, когда ты выронил врученный пояс! - кеюмы приглушённо шаркали по земле тройными сочленениями костей у вогнутых подошв.
- У них в звенящей башне, - молвил напряжённый Утглар, отмахиваясь от поднадоевших жёлто-коричневых паров. - все кузнецы да с каким-нибудь прибабахом, а уж девушки-подмастерья и подавно. Сидят себе безвылазно целыми днями в этом бараке. От башни то, после сумасбродного правления Дувитара, одно название осталось! А вот краснела та служка не от того вовсе... - жилистая рука подтянула поводья и звонко хлестнула ими у шеи равнодушно отфыркнувшегося кеюма.
- Ну только не опять, нет, избавь меня от своих наивных фантазий! - изобразил ужасные страдания Экрит. - Ловчих к Звенящей башне, помятуя о проныре Фитло, выносившего заклёпки для своего нового дома, никто из мастеров не подпустит даже поглазеть. Уж свой труд они берегут.
- Труд то берегут, а вот девиц не то чтобы. - широкая улыбка расплылась по добродушному лицу, на шесть слоёв покрытом зеленоватой сажей.
- Лэокаяс дела не исправила мой дрогой друг. Нет, нет и нет. Безнадёжно. - всадник лениво махнул рукой.
- Уж тебе ли говорить о исправности, Экрит? - рассмеялся его приятель. - Вот зачем тогда понадобилось дырявить мешок отмоченного аловтве?
- Наставник раскричался за дисциплину и сказал упражняться на всём, что в поле зрения попадёт. - прозвучал серьёзный, презентабельный ответ. - Я и упражнялся. Мешок просто оказался поблизости.
- Но не на такое же расстояние и не на такое возвышение! - свободно покачиваясь в троебортном седле развёл руками продолжавший похихикивать Утглар.
- Сто шагов для лучника вроде меня - это смехотворно.
От такого вердикта рассмеяться смогла бы и безротая жувпиффа, являвшая собой образчик безразличной покорности любым проявлениям судьбы в животном мире.
- Мешок свисал со спины доходяги Виоха! - не унимался просмешник. - Бедняга поди последующие пару ночей потратил на стирку исподнего.
- Бедный, бедный Виох... - жалостливо иронизировал лучник. - А кто его вообще просил лезть на стрельбище со своим треклятым мешком?
- Наверняка тот же коварный тип, что надоумил тебя отпустить тетиву из второй кварты, в тот самый момент, когда неподалёку от ограды проходила дочка нашего оружейника.
- Пробил мешок со ста шагов и точно в топорщившийся капюшон! Кожух был кошмарен и ей всё равно нисколько не шёл. - заявил Экрит.
- Угадай, кого больше всех старик допытывал из-за той злополучной стрелы, пока ты прятался за лавкой с настоями?
- Дружище, я всегда знал, что здоровяки вроде тебя - сплошное добро.
- Ври дальше. Великий лучник...
Гартвиг, до того молчавший, подал общий сигнал.
- Тишина!
Все трое опустили поводья и покладистые кеюмы моментально застыли подобно статуям. Пахло гнилью.
Кисть Гартвига, повёрнутая на изгиб, вытянулась вверх, давая сигнал быть настороже.
