Брандомский с сомнением покачал головой. Достойный Санлукар человек осторожный, а в крепости за ним следят сотни глаз, и сотни рук готовы настрочить донос, если их начальник совершит оплошность. Одно дело, придушить достойного жреца в темном углу, и совсем другое — открыто выступить против Меча Храма, не доказав его вины. Нет, Санлукар на это не пойдет.
— Нужно предупредить Гарольда и самим быть начеку, Брандомский мрачно кивнул:
— Я напишу письмо в Бург, как только вернется Рекин.
— Зачем же откладывать столь важное дело, — раздался вдруг спокойный голос. Тяжелая портьера отодвинулась в сторону, и перед изумленными владетелями предстал рослый молодой человек с бледным мрачным лицом и большими темными глазами. Рука Брандомского потянулась к колокольчику.
— Не надо, Бьерн, — попросил незнакомец, и рука владетеля бессильно повисла на полпути к цели.
— Какого черта... — начал было туго соображавший Грольф, но, разглядев отвисшую челюсть Брандомского, растерянно умолк.
— Почему бы и тебе, Агмундский, не написать письмо зятю Ульфу? Заодно и попрощаешься с ним.
— Меченый! — выдохнул потрясенный Грольф. — Но как ты сюда попал?
— Надеюсь, вы не забыли, кому принадлежит этот замок? Так стоит ли удивляться, когда хозяин приходит, чтобы поприветствовать гостей.
Брандомский тяжело дышал, мелкие капельки пота покрывали его лицо. Черные глаза меченого колдуна безжалостно высасывали из его тела жизнь, каплю за каплей. И не было сил сопротивляться этому, не было сил даже на крик, на последнее прости ускользающему из-под ног миру.
— Нам даже поговорить с тобой не о чем, Бьерн, — сказал Бес, и кривая усмешка заиграла на его губах.
Ярл Грольф с ужасом наблюдал, как набухает кровью лицо Брандомского. Казалось совершенно немыслимым, что их с Бьерном жизни оборвутся по воле какого-то щенка — жизни самых могущественных людей Приграничья! В это трудно было поверить, в это нельзя было верить, да это просто не могло произойти! Нет в Приграничье стен более надежных, чем стены Ожского замка, как же этот человек смог сюда проникнуть? Почему никто не задержал его? Ведь у Бьерна лучшая дружина во всем Лэнде. Это просто сон, это не может быть реальностью!
— Крол, — окликнул Бес молчаливого спутника, — займись ярлом, а то ему скучно следить за нашей с Бьерном беседой.
Неуклюжая фигура отделилась от стены и стала за спинкой кресла Агмундского. Тонкая удавка захлестнула его шею.
— Будь ты... — прохрипел ярл, и это были его последние в жизни слова.
Гарольд, король Нордлэнда и Приграничья, пребывал в прекрасном расположении духа. Пока что все на удивление спокойно складывалось в обоих его королевствах, даже буржские скептики, осуждавшие короля за авантюру с Приграничьем, примолкли по той простой причине, что ни бунтов черни, ни выступлений беспокойных приграничных владетелей против королевской власти не последовало. А все это потому, что на плечах у Гарольда голова, а не кочан капусты, как у некоторых его оппонентов. Он не стал форсировать события: объединение двух королевств должно идти постепенно, шаг за шагом, на протяжении многих лет, пока приграничные владетели не свыкнутся с мыслью, что ими правит твердая рука, способная не только одаривать землями и замками, но и больно бить в случае неповиновения. А пока в Приграничье вполне достаточно и Бьерна Брандомского, человека умного, преданного короне и лично Гарольду, знающему, когда отпустить вожжи, а когда потянуть их на себя.
Слуга, появившийся на пороге, привлек внимание короля:
— Гонец? Из замка Ож?
Сигрид обиженно надула губы. Ей не хотелось расставаться с Гарольдом в эту минуту. В конце концов, ну что там может быть такого важного в этом Приграничье? Неужели гонец не может подождать хотя бы полчаса, пока король закончит завтрак.
— Это вести от твоего отца, он обещал приехать, полюбоваться внуком.
Сигрид не выразила по этому поводу радости, зато с гордостью посмотрела на годовалого сына Рагнвальда. Она не любила разговоров о Приграничье, и даже имя отца вызывало у нее нерадостные воспоминания. Последняя ее поездка на родину была ужасной, и королеве очень хотелось забыть все, что было с ней связано. К сожалению, прошлое слишком часто напоминало о себе и отравляло их, в остальном такую счастливую, семейную жизнь.
— Ты можешь остаться с сыном, — Гарольд бросил на красавицу жену любящий взгляд. Сигрид отрицательно покачала головой и упрямо тряхнула светлыми волосами: у королевы тоже есть свои обязанности, и она не должна ими пренебрегать. К тому же было бы невежливо игнорировать посланника собственного отца. Незачем давать лишний повод к пересудам дворцовым сплетникам.
Забрызганный грязью гонец одиноко стоял у входа, глядя затравленными глазами на придворных. В руках он держал не то мешок, не то сверток, прижимая его к груди. Гарольд с неудовольствием оглядел посланца. Каким бы спешным ни было письмо, но являться в королевский замок в грязном плаще и сапогах было верхом неприличия. Однако он подавил раздражение и почти приветливо кивнул гонцу, который нетвердой походкой приблизился к королевскому креслу.
— Пьян, мерзавец, — зло прошипел Ульф Хаарский, стоявший за спиной у Гарольда.
Сигрид брезгливо поморщилась. Отец мог бы подобрать посланца поприличнее. Пора бы ему уже привыкнуть, что дочь у него королева, и подобные просчеты отражаются на ее авторитете в Бурге, где и без того считают благородных владетелей Приграничья мужланами.
Гонец молча развернул свой нелепый сверток. Гарольд отшатнулся, Сигрид закричала, Ульф Хаарский побледнел и схватился за рукоять меча. Только старый Бент Хаслумский сохранил спокойствие и почти равнодушно смотрел, как по полу катятся головы ярла Грольфа и владетеля Бьерна. Он же взял из рук полусумасшедшего гонца бумагу.
— «Королю Нордлэнда, — четко и громко прочитал Бент, — от владетеля Ожского, Нидрасского и Хаарского: улыбайся, Гарольд! »
Мертвая тишина воцарилась в зале, даже Сигрид перестала всхлипывать.
— Что за чушь! — Бледный король с ужасом смотрел в мертвые глаза Бьерна Брандомского.
— Привет от Беса, — хрипло проговорил Ульф, и кривая улыбка появилась на его подрагивающих губах.
— Этот юнец хорошей породы, — спокойно сказал Бент Хаслумский. — Берегись, государь.
Глава 9
ТЕНИ
Кюрджи беспокойно огляделся по сторонам: ночь давно уже вступила в свои права, и здесь, у подножия Чистилища, тьма казалась особенно непроглядной. В сотне метров позади горели факелы его охраны, но сюда им дороги нет. И если враждебная рука вынырнет сейчас из темноты, чтобы поразить сердце достойного жреца, ему останется только одно — принять смиренно выпавший жребий. Сердце Кюрджи билось гулко и часто где-то у самого горла, заглушая стук шагов. Еще не поздно повернуть назад и бежать из Хянджу, забиться в щель и доживать жизнь бездомным псом, отлученным от хозяйской ласки. Он провел рукой по взмокшему от пота лицу и перевел дух. Надо успокоиться. Выбор уже сделан. Его ждут почести, высокое положение, личная благодарность посвященного Геронта. Был и другой вариант развития событий, но о нем лучше не думать. Будь он проклят, этот хитрый северянин Рекин Лаудсвильский, втравивший достойного Кюрджи в столь опасное дело! Жрец тяжело вздохнул и нерешительно шагнул прямо в распахнувшийся перед ним черный провал. Двери бесшумно сомкнулись за его спиной. Теперь уже действительно все — назад Хода нет, а значит, придется пить эту чашу до конца, не зная, что она ему принесет — хмельную радость или мучительную смерть. Два служителя в желтом шагали по бокам, освещая жрецу путь едва тлеющими светильниками. Каменный пол был отполирован тысячами ног, но Кюрджи то и дело спотыкался на ровном месте и испуганно оглядывался на молчаливых спутников. Переходы, переходы, переходы — настоящий лабиринт, в котором новичок рискует заблудиться с первых шагов, если ему придет в голову шальная мысль прогуляться здесь в одиночестве, не говоря уже о сотне ловушек, в которые попадали обреченные посвященными на медленную мучительную смерть послушники. Об этом иногда говорили, но только шепотом, пугливо озираясь по сторонам. Посвященный Халукар, Чуткое ухо Храма, свое дело знал, и слишком несдержанный на язык служитель в любой момент рисковал предстать пред его грозные очи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
