мольбы Ревеллей.
– Я не могу ее бросить, – сказал я Роджеру. – От Дьюи добра не жди. Он ее в покое не оставит.
Роджер медленно вздохнул:
– Знаю.
– Как представлю, что сажусь на этот паром, всякий раз в голове возникает картинка, как он встает на колено перед ней. Прикасается к ней, целует, делает все, что захочет… А она просто фальшиво улыбается и терпит все это. – Я провел руками по лицу, словно хотел стереть эту тягостную картину. – Роджер, не могу.
Он стиснул мне плечо:
– Я все понимаю. Честное слово, поверь. Но я не позволю тебе пожертвовать жизнью ради нее. Если она хочет остаться с Дьюи, тебе надо уехать.
Но он не понимал, почему она обрекает себя на вечные страдания. Не знал про ее диковинную магию, не догадывался, что она лишает себя сна, потому что боится выронить светонить Дьюи. Не мог даже представить, в каких муках проходит каждый ее день.
Я вытер грязные ладони о штаны:
– Знаешь, у меня тоже есть гордость.
– Вот и хорошо. – Он прищурился. – Потому что Дьюи и Лакс как раз идут сюда.
Я резко обернулся. Насколько я слышал, весь день они ходили с участка на участок, сопровождаемые джаз-оркестром. Жизнерадостная мелодия разносилась над руинами Большого шатра и бередила еще не зажившие раны. Мои раны. Остальные Ревелли по очереди отлучались на избирательные участки отдать голоса за будущего мэра.
Его трудно было не заметить – Дьюи раздувал грудь, будто самодовольный боксер, и не выпускал из объятий Лакс, свой сияющий трофей.
Роджер прищурился:
– А это что еще на ней такое?
Пышное бледно-голубое платье с оборками больше подошло бы кукле.
– Кажется, Дьюи решил обновить ее гардероб.
– Она стала похожа на зефирину.
На дурацкую голубоватую зефирину. Это платье совершенно не шло ей, оно было атрибутом той роли, которую она сейчас играет и которую вознамерилась играть до конца своих дней.
Ее глаза встретились с моими и широко раскрылись. Глаза Дьюи тоже.
– Непохоже, что она рада меня видеть.
– Она же велела тебе катиться отсюда, – напомнил Роджер безо всякой необходимости. – Может, опять снимешь рубашку? Вчера, кажется, подействовало.
Дьюи прямиком двинулся к нам, наклонив голову, как бодливый бык.
Ну и ладно. Пусть налетает на меня всеми своими сто семидесятью пятью сантиметрами.
Побагровев, он схватил Лакс за руку и потащил за собой. Ее нелепое платье цеплялось за обгорелые щепки. Она торопливо сказала что-то, пытаясь остановить его, но Дьюи лез напролом.
И вдруг его гнев мигом испарился. Как рукой сняло.
Лицо Лакс исказилось от боли – магия взимала свою плату. Я сделал к ней шаг, другой, готовясь подхватить ее, чтобы не упала, но она выпрямилась и снова нацепила на лицо высокомерную маску. Взяла Дьюи под руку, прошептала что-то ему на ухо, касаясь губами его щеки. Лакс не сводила глаз с меня, хотела убедиться, что я оценил всю интимность этого поцелуя. Словно протащив мое сердце по острым обломкам Большого шатра, она заставит меня уехать. Но все же я не мог отвести взгляд. Будто завороженный смотрел, как она касается губами его губ, растягивает поцелуй, чтобы привлечь побольше внимания.
Я стиснул зубы так, что заныли челюсти.
Держа Дьюи за руку, Лакс проплыла над пожарищем туда, где Вольф и другие мужчины разбирали завалы. Она что-то рассказывала им, чуть приоткрывая прелестные губы.
Потом низко опустила голову. У ее собеседников раскрылись рты от услышанного.
Вольф резко обернулся ко мне с Роджером. Нет, только ко мне. И, набирая скорость, в сопровождении своих братьев ринулся прямиком на нас.
– Караул. – Роджер повернулся к отцу спиной. – Не к добру это.
– Интересно, что она им сказала? – Я попытался поймать взгляд Лакс, которая следовала за ними, но она не поднимала глаз.
– Хоть бы притормозил чуть-чуть. – Роджер отступил на шаг назад, чуть не споткнувшись об обломки. – Может, мы лучше…
Огромный кулак Вольфа врезался прямо мне в живот.
Из легких со свистом вышел весь воздух. Я отлетел спиной на обугленные щепки. Не мог дышать, не мог выдавить ни единого звука…
– Мы впустили тебя в свой дом! – Ботинок Вольфа ударил мне в ребра. – В свою жизнь!
Еще пинок. А я не мог даже набрать воздуха, чтобы закричать.
– В нашу семью. – Он занес ногу для нового удара…
Перед ним, выставив руки, вырос Роджер:
– Ты что творишь?
Вольф сверкнул на него глазами:
– Сынок, не поворачивайся снова спиной к своей семье. Не встревай.
– Оставь его в покое!
Вольф указал на меня. Палец дрожал от ярости.
– Это он устроил пожар!
– Что? – прохрипел я. Попытался встать, но один из дядей Роджера снова толкнул меня на землю. – Ничего подобного. Клянусь!
– Перед самым пожаром Лакс видела, как он крадучись выходил из личных комнат. Она застала его на кухне с Розой Эффижен.
О господи. Она не чуралась играть грязно.
Лакс стояла в паре метров позади них, уткнувшись головой в плечо Дьюи. Он обнимал ее, как будто утешая, а сам глядел на меня с торжествующей ухмылкой – мне хотелось ногтями содрать ее с этого самодовольного лица.
Роджер хохотнул:
– Чушь какая. Он все время был со мной.
– Тебя там не было, – возразил Вольф.
– Но Джеймисон рисковал жизнью, спасая людей! Он спас…
– Тристу и Дьюи Хроносов, – перебил один из дядей. – Немного подозрительно, если задуматься об этом.
Позади Дьюи грозно сощурился, но Лакс положила руку ему на локоть, и он промолчал.
Ее рука. На пальце – кольцо с огромным бриллиантом.
У меня снова вышибло воздух из легких.
– Он сделал предложение?
По толпе пробежал шепоток. Видно, не только для меня это стало новостью.
– Вчера вечером. – Лакс склонилась к Дьюи, молча любуясь кольцом. – Мы поженимся сегодня, как только Дьюи будет объявлен мэром.
Ей нельзя выходить за него ни вообще, ни тем более сегодня. Она же собиралась держать его под чарами и как можно дольше оттягивать помолвку. Но как только она станет его женой, пути назад не будет.
Она получила от него камень – и все равно прогоняла меня.
– Давайте просто возьмем паузу и успокоимся! – Роджер все еще загораживал меня, выставив руки перед собой, словно готовился ударить.
Я медленно поднялся на ноги.
– Ты привел к нам предателя, – прорычал Вольф.
– Джеймисон никакой не предатель. Я бы доверил ему свою жизнь.
Вперед вышла Колетт:
– Папа, я тоже за него ручаюсь.
– И я. Он хороший парень. – Милли умоляюще глядела на Лакс, но та упрямо смотрела куда угодно, только не на своих сестер. И не на меня.
«Взгляни на меня, – неслышно взмолился я. – Ну хоть разок».
Лакс неуверенно произнесла:
– Мне не хотелось этого говорить…
– Дорогая, это к лучшему. – Дьюи похлопал ее по руке. – Давай же. Пусть узнают.
– С самого прибытия на Шарман Джеймисон представлялся вымышленным именем. – Лакс протянула дяде пачку газетных вырезок. – Посмотри на фотографию. Точно такая же лежит у Джеймисона в кармане. Его настоящая фамилия – Джонс.
У меня замерло сердце, весь адреналин мигом выветрился.
– Чушь какая-то! – Роджер не взял статью, которую протягивала ему Лакс, он не допускал даже мысли, что она говорит правду. – Джеймисон, скажи им.
У меня не было сил поднять на него глаза. Сказать хоть слово.
– Его родители – Джеймс и Элизабет Джонс. – Ее глаза наконец встретились с моими, и тонкие черты исказились неподдельной болью. – Его родители убили мою маму. Наших матерей.
Колетт схватила ее за руку:
– Лакс, что за черт? Зачем ты это затеяла?
Поднялся крик, Ревелли рванулись к нам. Роджер оттеснил их.
– Она лжет!
– Спросите у него самого. – Янтарные глаза Лакс потемнели от непролитых слез. – А еще лучше позовите эдвардианца, пусть подтвердит.
Колетт и Милли повернулись ко мне. Роджер тоже. Он закатил глаза, словно никогда в жизни не слышал ничего более нелепого. Мой лучший друг. Мой брат.
У меня не было сил встретиться с ними взглядом. Я опустил голову и выдавил:
– Так и есть.
Роджер отшатнулся, и обида на его лице обожгла меня больнее, чем все удары Вольфа.
Толпа снова хлынула вперед. Меня схватили чьи-то руки, я еле вывернулся.
– Но пожар
