„Эдна…“ — мысленно произнес я. Свет озарил мою душу и пропал. Казалось, я был прощен… или это память сыграла со мной злую шутку…
За одно то, что в моей жизни была Эдна, я не могу ненавидеть Лур больше. Более того, я благодарен.
И мне кажется, Лур — один из немногих городов, которым война может пойти на пользу: как иначе можно перетряхнуть этот термитник, я даже не представляю. Но я добьюсь того, чтобы лурианскую трухлявую птицу в будущем сменил другой, более достойный символ, а фраза „Добро пожаловать в прекрасный город Лур!“ перестала быть просто фразой.
Вообще, подобный оптимизм мне не свойственен: я слишком многое повидал, чтобы безоглядно верить в светлое будущее, друг мой. Просто два события, произошедших сегодня, воодушевили меня и заставили воображение рождать красивые иллюзии, а сердце — верить добрым предчувствиям. Первое из событий — память Эдны, что коснулась меня краем крыла… Второе — гадальщики… сегодня впервые пообщался с ними.
Из Таммара я велел эвакуировать небоеспособное население, сочтя Лур более защищенным. Сегодня они прибыли… Это удивительные люди, Кан. С каким достоинством они переносят лишения! А какое спокойствие отражается в их глазах! — вот что значит „быть в мире с самим собой“, мне такого и не снилось никогда.
После разговора с несколькими пожилыми гадальщиками я был до глубины души поражен тем, чего не знал раньше о мире, о судьбе, о харуспексах… и о тебе, друг мой Кангасск… Кажется, я начинаю кое-что понимать…
Но свои догадки я изложу позже и только когда разберусь во всем окончательно. Я не возьмусь ничего утверждать заранее.
Макс М.»— Кангасск… — осторожно окликнул попутчика Немаан.
— Я думал, ты спишь, — не оборачиваясь, холодно отозвался Ученик; потрепанная книга с письмами Макса тут же перекочевала в дорожную суму.
— Ты на меня в обиде… — после долгого молчания вновь подал голос маг. — Верно?
— С чего ты взял? — Кан перевернулся на другой бок, чтобы видеть Немаана.
Тот лежал на спине поверх расстеленного на земле плаща и отрешенно глядел в чистое, отмытое вчерашним дождем небо. Тонкие стебельки луговых трав — костра, овсюжки и лисохвоста — колыхались над ним, почти не загораживая лица.
— Ты не умеешь врать, — с грустной улыбкой произнес Немаан. И добавил: — Ты прости за вчерашнее…
Кангасск опешил: он ожидал от заносчивого и своевольного Немаана чего угодно, но только не искреннего раскаянья. Тот, кого он чуть ли не во враги уже записал, сложив воедино все свои страхи и подозрения, какими-то несколькими словами, сказанными от души, ясно дал понять, что никакой он не монстр… что он просто человек, который малость перегнул палку…
«Обезоружил…» — рассеянно подумал Кан. Под сердцем больно трепыхнулась совесть. Что ответить теперь, он не знал.
— …Я ведь раньше таким не был, — с тихой досадой продолжал Немаан. — Не помню, когда успел измениться… Когда-то в войну, наверное… Наглее стал… а по сути, такой же неудачник, как и всегда… — маг приподнялся на локте и, перестав наконец созерцать небо, встретился взглядом с Кангасском. — Сегодня, на свежую голову, я вспомнил, что сказал и сделал вчера, так мне жутко стало, — сказал он. — Я рисковал. Непростительно. Глупо… И я одного не пойму: ты-то зачем поплелся со мной туда? Ладно я, я ничего не почувствовал, тебе тоже не внял и полез напролом, наплевал на все… Но ты знал, что там опасно, и все равно пошел. Почему? — в этом последнем слове сквозило удивление, граничащее с гневом. Все-таки даже сейчас это был тот же самый Немаан, вспыльчивый и нетерпеливый.
— А что я должен был сделать? — спокойно ответил ему Кангасск. — Бросить тебя и удрать?
— Хех… — Немаан усмехнулся и опустил глаза. — Иногда это самый верный выбор… Но спасибо. Правда… Спасибо…
— Не за что… — пожал плечами Кангасск. Поразмыслив, он спросил: — Как думаешь, что это было?
— Да мало ли что… — всплеснул руками маг. — Но обычно, когда кто-то начинает, как я, лезть на рожон, за этим стоит кто-то из детей тьмы. Веталы, чаще всего: они лихо манипулируют слабовольными людьми.
— Слабовольными? — переспросил Кангасск.
— Да, вроде меня, — без всякой жалости к себе уточнил Немаан. — Я такой. Не смотри, что наглый: это тоже своего рода иллюзия: чтоб никто не заметил, какой я есть… я этому еще до войны научился, — он замолчал, нахмурился, а потом вздохнул: — Пришлось…
Монотонность дороги навевала сон. Синее вечернее небо было пушисто-облачным, а падающий с него свет уходящего дня — неярким и печальным. Немаан, обычно такой разговорчивый и неунывающий, теперь все больше угрюмо молчал. Но когда вдали показались стройные башни Лура и блестящие на солнце городские крыши, иллюзионист нехотя, но заговорил:
— Лур разделен на пять секторов, — сообщил он с тихим вздохом. — Не лезь в пятый сектор… да и в другие тоже… Оставайся в первом: туда открываются главные ворота. Квартал гадальщиков как раз в нем.
— Я так понял, ты не идешь в город, Немаан… — Кангасск задумчиво поднял правую бровь.
— В Лур?.. — маг нервно рассмеялся. — Неет, — замотал головой он. — Ни за какие коврижки и ни в каком обличье.
— Почему?
— Одинаково сильно не хочу встречаться ни с местной Сальваторией, ни с ребятами из теней. И у тех, и у других на меня зуб…
— Что ты такого натворил в Луре, чтоб тебя встречали так радушно? — Кан попытался пошутить. Немаан из вежливости растянул губы в улыбке.
— Тебе лучше не знать… — лаконично заключил он. — Разделимся, пожалуй, здесь. Не хочу подходить близко к башням: по паре глазастых огнестрелок есть на каждой точно. Как пить дать — пристрелят…
— Ну что ж… — Кангасск кашлянул. — Спасибо за компанию…
— Не прощайся, — отрезал Немаан. — Не раз встретимся еще. Ладно, бывай! Удачи!
— И тебе… — отозвался Кангасск, провожая взглядом уходящего иллюзиониста.
Тот свернул с дороги и шел теперь по колено в густой траве, то и дело поглядывая по сторонам — без всякой опаски и интереса, просто потому, что ему был неприятен пристальный взгляд в спину. Почувствовав это, Кан опустил глаза. Пожав плечами, он направился к «прекрасному городу Луру»: вдали светились рыжим его крыши, пускающие закатные солнечные зайчики.
…Все эти дни Кангасск туда просто шел, уже перестав задумываться над вопросом «зачем?». А теперь, оставшись наедине с самим собой, вновь задумался — и почувствовал, как к лицу прилила кровь и начали гореть уши. Как и тогда, когда маленькая Занна вручала ему невзрачный «камешек» — холодный обсидиан, изменивший его жизнь навсегда, — сейчас Кан ощущал себя полным идиотом. Он хотел этой встречи, ждал ее и… боялся, подсознательно надеясь, что она произойдет не сейчас, а когда-нибудь позже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
